Князь московский Василий Ярославович собрал удельных князей на сход по обороне земель и возобновлению Памятки на обоюдное отражение врага. Кроме всего прочего, здесь заключались договоры на торговлю, подписывались мировые и улаживались ссоры по землям и налогам. А также совершались обоюдовыгодные союзы женитьбой между семьями. Так князь Стародубский был сговорен с дочерью Владимирского князя еще с измальства при отце, но в связи со смертью оного Владимир воспротивился этому браку, объявив его несостоятельным, так как решил брать в жены дочку своего первого воеводы. Сейчас же, по известию о ее смерти, Владимир возобновил разговоры по прежним договоренностям. Ему был необходим и сам князь с его близкими угодьями, да и наследник. - Свою юношескую любовь я буду хранить в сердце усю жизню! - Говорил он Опраксину и тот, согласно кивая головой, все же горестно вздыхал, вспоминая Славку. - А ежели, она все же живая? – Спрашивал у него отец. - Што будешь делать-то? - Подожду еще месяц и потом усё! - Сжимал твердо губы и сводил брови князь. - Сам должОн понимать, што женитьба дело нужное, государственное. Не мне тебя учить, воевода. - Да-да, - соглашался тот и покачивал головой. После долгих разговоров и подписаний деловых бумаг, Владимир направился на смотрины будущей княгини. Большой поезд из двух обозов въехал на территорию соседнего княжества. Заранее, князь Василий направил людей урпедить о своем прибытии с гостями. Уже на границе их встречали хлебом-солью, и таким же веселым и радостным был путь до самой столицы. Город встретил князей колокольным звоном и толпами любопытствующих. Разнеслась весть о смотринах младшей дочери князя за молодого Владимира. Такое разве повторится! Всем был интересен пригожий князь, к тому же после удачного похода и отражения орды половцев. Здесь уже знали, что воссел тот на престол после смерти в Золотой Орде отца и старшего брат и жалели его. Сердечными были русичи и понимали сиротство, так как каждый мог им стать в любое время и от набегов и от тяжелой жизни. Но душевность и сопереживание всегда были в душе каждого и готовность помочь, подсобить и защитить. Золотились маковки церквей, освещались солнцем белые крепкие стены крепости столицы. Лето в самом разгаре. Кругом тишь да благодать. Орды половцев в этот раз не дошли в суздальские земли, и пошли со стороны Владимира и там, на стыке с Муромским княжеством были остановлены и разбиты объединенными силами. Откатываясь назад, они прошли землями Городецкого князя и там также были потрепаны уже упрежденным войском. Орды катились через марийцев, вызывая в них отторжение и злость, так как те не гнушались попутно разорять и своих союзников. Были отдельные небольшие стычки с местными, но это не сказывалось на общем состоянии похода. Он был неудачным и провальным, так как плохо подготовлен и готовился в спешке. Хан Узбек велел срочно собирать орду в поход, как только узнал о готовящемся большом сходе по заказу Московских князей братьев Ярославовичей. Вступать с ними в спор он не хотел, так как понимал, что добраться будет сложно, и за ними стоят многие удельные князья, которым нож в горле платить ясак хану, и решился на показ силы, отрубив головы верхушке князей Стародубских и походом на их территории, понадеясь на узкий проход между княжествами в период активных земледельческих работ, когда жители поголовно заняты, и собрать рать и дать отпор будет сложно. Но он просчитался и теперь думал, что можно сделать в таком положении, ведь за ним поражение и смерть верховных удельных князей. Он понял, что это может обернуться ему плохими ответом. И так уже слабо собирался оброк, а на дальних рубежах Орды ворчали союзники: местные марийцы, мордва, башкирцы. Баскаки уже мало собирали дани, а некоторые не собирали вовсе, и даже были и такие, которые и не возвращались. Князья ссылались на отряды разбойников по лесам или отмалчивались на запросы ордынских помощников хана. Назревало недовольство властью Орды и зависимостью от желаний жестокого хана. Он психовал и нервничал, понимая, что-то готовилось темное, страшное и сильное по отношению к его владычеству. Это все до дрожи ощущал хитрый и властный Узбек, но иногда и «на старуху бывает проруха». Так, своими сегодняшними действиями он перестарался, и все получилось наоборот: не устрашение, а злость и напряжение со стороны русских князей. Хан мучительно искал выход из создавшегося положения, и, кажется, нашел – послал делегацию из десятерых своих самых опытных помощников к молодому князю Владимиру, дабы тот принял на княжение его благословление и пайцзу, а для этого должен прибыть в ставку. Отряд ханских конников стремительно приближался к русским рубежам. А в это время во Владимире шли смотрины младшей дочери Василия. Отец был благостен, сыновья радостны, женки услужливы. Пиры шли один за другим. Столы ломились от яств, пива, кваса и медовухи. Уже неделю чествовали нареченных жениха и невесту, которые сидели во главе стола и кивали поздравляющим и гостям. По праву руку восседали князь с княгиней, по леву воевода Опраксин с главными послами и дружинниками. Чашами с вином их не обносили и те пили и восхваляли молодых и их родичей. Заключив пока предварительный договор на свадьбу, Владимир собрался после недельных пиров в свой удел и взял с собой будущую женку с обозом, так как свадьбу играют в своем княжестве. Веселье продолжалось на всем пути следования. Деревни и селения обоих земель были предупреждены и везде тех встречали и примечали. И дорога в неделю превратилась в две, так как каждому хотелось повеселиться и полюбопытствовать на молодых. Вскоре показалась главная крепость столицы Стародубска, и княжеский поезд въехал в центральные ворота. Было уже к вечеру, садилось солнце, набежали тучки. Парило. Все живое ждало грозы, грозы конца лета. И она грянула. Молнии сверкали и били в землю, громы трясли небо и, казалось, что природа недовольна таким положением дела и бушует, требуя справедливости. Дождь лил, как из ведра, топив улицы города и крепости города. Все попрятались и даже животных уводили из-под ливня, так как вода, стремительно катившаяся по улицам, сбивала с ног, закручиваясь в водовороты. Но вскоре буйство прекратилось и затихло. Разобравшись с делами, воевода Опраксин был отпущен князем к себе домой. Терем его был погружен в тишину, хотя из-за тына все еще слышались крики служивых, холопов и стражей со стороны княжеских хоромов – там еще разбирались обозы, сносились в клети покупки и подарки, убирались в комнаты привезенные сундуки княжны Гориславы, будущей супруги Владимира. - Тоже Славка! - С горечью вздыхал князь, но она просила называть ее Гориславою, так как имя Славка резало той слух, и она презрительно фыркала на его слова. - И што не так? – Хмурился Владимир. - Чем тобе не нравится-то имя? - И не имя ето, а прозвище! - Кривилась молодая девка, перекидывая тощую косу за спину. - Не смей меня таким называть, я тобе не холопка какая-то, а княжная дочь! - А чем же смерды тобе не угодили? Али не христиане они такоже? – Усмехался он грустно. - При чем тута смерды? – Всплескивала та в ладоши. - Меня именем нарекли красивым, а ты кличешь окороченным. Да к тому жа и мне не нравившимся. То ли дело Горислава! Ето значить «гореть славой во веки веков!» Она поднималась во весь свой рост и гордо задирала нос. Владимир смотрел на нее и вспоминал свою Славку, ее зеленые озорные глаза, тонкую талию и мягкие губы. И, конечно, сравнение было не в пользу черноглазой, черноволосой худой и плоской девушки, что так гордо стояла перед ним. Ее мелкие черты лица, бледная кожа и тонкая кость говорили о постоянном сидении в горнице, за женскими делами: шитьем, вязанием, вышивкой. Это тебе не лихая девчонка, что лазила по деревьям, дралась на кулаках, скакала на коне, размахивая саблей или стреляя из лука. - Стерпится – слюбится! - Шептала ему мамка будущей супруги, когда замечала скорбные и смущенные взгляды молодого князя на ее подопечную. Она знала, что князь потерял любимую девушку и теперь в большом горе по ней. Мамка не одобряла действий князей, так как понимала, что и не стерпится и не слюбится. - Так-то теперя говорят, ан усе получается не так, - кивала она горестно. - Ужо будет либо плохо, либо и вовсе очень плохо. Не сладится у них, сердцем чую. Так тому и случись. По истечении десяти дней к Владимиру пожаловали гости – посланцы самого хана Узбека с приказом явиться и по возможности скоро, пред очи хана. Владимир был озадачен и взбешен. - Што еще надобно хану? – Спрашивал он у своих советчиков, после такой вести. - Кто мне скажет? Можа хочет вовсе обезглавить княжество и извести мой род? Што делать? Советчики качали головами и переглядывались. Они сами не понимали действий хана и боялись. Но в то же время уже думали о том, кто будет следующим после Владимира. - У старшего уже была жена и дочь, у самого князя, кроме Дмитрия и Владимира никого из мУжеского пола, так кто же сядет на престол? – Ломали они головы. Старая княгиня, которая после смерти мужа и сына была полусумасшедшей и жила в монастыре под присмотром тамошней игуменьи, не могла принять власть, а молодая супруга убитого брата не способна управлять, так как не приучена к таким делам. - Если тока совет из сподвижников. - Шептался ближний круг князя, но как, они еще не знали, хотя могли войти всем уделом к двоюродному брату старого князя в земли Владимирского княжества и под его руку. - Ето, конечно, не Бог весть што, но всеж лучше, чем безвластие. Всежа свой и рядом. Не пропадем! - Успокаивались они, прислушиваясь и присматривались к действиям Владимира. Тот, приняв самостоятельное решение отправляться к хану, собирался в путь. С ним готовился идти и воевода Опраксин. - Ты-то зачем? – Удивлялся Владимир. - Ты должОн здеся остаться, приглядеть ежели што. Кому я еще могу доверять, как не тебе, - увещевал он хмурого воеводу. Тот качал головой. - Нет, еду. Можа што и узнаю про дочку. А вдруг… Владимир смотрел на него и вздыхал. Он сам хотел разузнать о ней и это, пожалуй, был еще один момент его желания ехать в Орду. Хотя понимал, что надежда и его и отца минимальна, но все же тренькала какая-то струнка в груди, верилось, что не могла Славка так просто умереть, могла же оставить хоть что-то и это давало и силы и упование на удачу. Простившись с удивленной невестой и отписав ее отцу на положение дел, Владимир с воеводой и посольством ордынцев направил свой обоз к хану в Золотую Орду. Что-то его ждало там, не знал ни он, ни сами посольские. Глава 7 - Славка, Славка, - толкала девушку в плечо девичья рука, - вставай! Ужо за нами приехали! Смотри жа! Славка открыла глаза и уставилась на молоденькую смешливую Юрасю, так откликалась она на это прозвище. Еще когда все были еле знакомы здесь в этой мазанке, эта девчушка много плакала и, забившись в уголок, смотрела испуганными глазами и молчала. Славка заметила ее и предложила кусок хлеба и кружку молока. Та помотала головой в отказе и лишь вытирала ладонью слезы. Пожав плечами, Славка отошла от нее, но присматривать не перестала. Вскоре девчушка успокоилась, поняв, что пока все относительно спокойно и уже на следующий день вылезла из своего насиженного места и присоединилась к жующим девушкам, которые уже не дичились и даже начали смеяться. А уж когда им принесли воды для помывки и чистую одежду, и вовсе повеселели и помогали друг дружке принарядиться и даже поменяться отдельными одежками и платками. Юраська, как представилась ей девчушка, была с отцом взята в плен и здесь их разделили. Ей было всего тринадцать, и она была самой младшей в этой группе славянских пленниц. Славка помогла ей одеться и даже заплела косы, вычесав основательно волосы, сбившиеся за время похода в колтуны. Здесь каждая помогали друг другу, как могли: при мытье поливали черпаком, расчесывали мокрые пряди, ушивали одежду, успокаивали, если кто начинал плакать. Хоть им и было уже в пору замужества, но все равно это были маленькие девчушки, едва достигшие детородного возраста и оторванные от семей в чужой стране и у чужих людей. Но молодость берет свое и вот они уже освоились, поняли свое положение, усекли возможности и привилегии и даже стали гордиться своим положением будущих гаремных любовниц, даже не подозревая, чем это может для них обернуться. Ведь не все попадут к богатым шахам или беям, наконец, к кошевым, их могут и продать и купить и подарить, как ненужную вещь, передавая из рук в руки. Все это и пыталась объяснить глупышке Славка, но та только смеялась, а потом и вовсе начала сердиться, прислушиваясь больше к разговорам своих молоденьких товарок. Они клянчили у старшей надзирательницы новую одежду или украшения, а также сладости и фрукты. Та только ворчала на них и шипела под нос о несносных девчонках и своей несчастной доле возиться с ними. А сейчас Славка, разбуженная Юраськой, приникла к щели двери, за которой слышались разговоры, приказы, ржание коней и топот ног. Приехали купцы и перекупщики более дорогого товары – молоденьких чистых рабынь. Смотрительница была уже во дворе и говорила с каким-то высоким и худым мужиком, который внимательно слушал ее, похлопывая по сапогу сложенной плеткой. Вскоре махом руки он остановил ее и что-то приказал, она кивнула и пошла к сакле, где сидели любопытные девушки. Зайдя, еще от двери выкрикнула Славку и велела срочно собираться. - За тобой пришли, - нахмурилась она, глядя на суровое лицо девушки, - и не тяни время. Тебя не будут долго ждать, враз скрутят и бросят в телегу. Лучше иди сама и уж прими свою судьбу. - А куда повезут, знаешь? – спросила она у женщины. - Как куда, - удивленно вскинула та брови, - говорила же, к хану Узбеку. Самому главному. Тебе повезло. Будь смиренна и все будет хорошо. Все будут завидовать. К самому главному поедешь. А там столица, красивые дома и мечети, богатые базары и много народа. Не будешь скучать. У хана большой дворец и много богатства. Будешь, как сыр в масле кататься. Она вздохнула и повернулась к остальным. - А вы тоже приготовьтесь. Скоро придут и за вами. Выберут, и поедите к своим хозяевам. Славка ушла в свой угол и собрала нехитрый свой скарб: два платка, длинную юбку и кофту с рукавами. Повязав голову, обняла плачущую Юраську. - Ну и пошто слезы? – утирала она ее глаза, - Знала же, што расстанемся, так и што мокрота? - А как жа я без тобя? – всхлипывала она, прижимаясь к ее плечу, - Мне страшно. - Не боись, усе будет хорошо. Я буду молиться за тобя. Дай Бог еще сустренимся. Легонько оттолкнув от себя приникшую девчушку, Славка поцеловала ее в щеку, перекрестила и вышла из дома. Юраська бросилась за ней, но была перехвачена смотрящей и отругана ею, да еще и получила шлепок по щеке. Обидевшись, та схватилась за лицо и бросилась к окну. Там садилась в кибитку ее первая и последняя в жизни подруга. Скоро арба тронулась и скрылась в толпе таких же повозок. - Сохрани тебя Господь, - прошептала малышка и перекрестила. Поезд из трех обозов двигался по утоптанному шляху, поднимая тучи пыли. Было жарко днем и холодно ночью. Уже приближалась осень с ее затяжными холодными дождями и северным ветром. Кибитка, в которой ехала Славка, укрывала ту от непогоды, да она и сама уже начала привыкать к покачиванию арбы и постоянной езде с одного места на другое. Перемещение было хорошим только в одном – она многое повидала и уже начала боле менее понимать тюркские языки. А их было много, смотря какие земли проезжали. Скорее даже не языки, а местные наречия. Из разговоров конников, охраны и смотрящих, она уже знала, что поезд везет оброки с половецких наездов, то есть бОльшую часть награбленного за летнюю компанию. И среди этого были и рабы. Они также ехали на повозках, и было все это сделано для быстроты передвижений, пешими Славка видела их только на стоянках и ночевках. Тогда ставили шатры и готовили еду на кострах. В основном здесь были мужчины разных национальностей, но кое-где виделись и женские одежды, но скорее всего рабыни. Славка сидела у костра и наблюдала за окружением. Мысли о побеге никогда не оставляли ее и она, помня свой печальный прежний опыт, примерялась и готовилась основательно. А пока делала все, что приказывали: готовила, скорее помогала готовить и была на подхвате, собирала под приглядом хворост в балках при остановках, стирала белье стражников, когда те совали ей и показывали, где стирать, при этом зорко следили за ее действиями, пресекая любую попытку уединиться, даже при опростании. Она сначала противилась, пытаясь пояснить, что ей неудобно, но потом так привыкла, что даже не обращала внимание. Те же, усмехались, когда она показывала им кулак, когда они пытались приблизиться. Но дальше смеха над ней, дела не двигались, так как знали, что эта пленница предназначена для главного и боялись и за нее и за себя, поэтому стерегли основательно и строго. Вскоре они прибыли в столицу Золотой Орды. Славка смотрела по сторонам с удивлением и даже с восхищением. Все здесь было для нее интересно: дома, улицы, дворцы, люди. На окраине те же нищенские сакли, что и везде, а уже ближе к центру добротные каменные и улицы мощенные булыжником. А уж, каким был дворец хана, то и не передать! За высоким забором и мощными воротами с многочисленной стражей, куда только падал взгляд, высились постройки чуднЫе, неизвестные. Из белого камня, но не как у русских, с узкими высокими окнами и цветными стеклами, узоры больше голубые и зеленые. Крыши изогнутые и крашенные красным и золотом. Посреди большая площадка и на ней пруд, заключенный в камень. Солнце отражалось в голубой воде его и играло бликами на поверхности. Чистота идеальная и мало народу двигалось по ней. Лишь изредка проскакивали богато одетые мужчины или стражи в дорогих одеждах, видимо, начальники. Славку повели в один из домов, через двойные ворота, усиленные охраной. - Отсюда не сбежишь, - с грустью констатировала она, проходя мимо стоящих навытяжку парней, - Если не смогла в пути, то здесь и того невозможно. Она хоть и грустила, но и тут отслеживала и прикидывала пути бегства, хотя высокие заборы, крепостные стены, многочисленная стража, показывали, что это почти невозможно.