Так думала Славка и рухнула, как подкошенная, когда Марушка принесла ей весть, что на сегодня их выход отменяется и надо ждать завтра. Возможно, что их и пригласят, а возможно и нет. Слез не было, была страшная тоска и опустошенность, будто разом вынули душу. Она свернулась на своем ложе и застыла, без мысли, без движений. Так и пролежала, не засыпая до самого утра. И только, когда женщина тронула ее за плечо, она очнулась и села на край тахты. - Рази таки можна, - пеняла ей Марушка, помогая переодеться и подавая все для умывания и завтрака. - Аще ж впереди ни един день, все исчо можа быти. Соберись. Ты жа сильная. Верю, шо усе получитца, и ты скора увидишь и свою родИну и своих рОдных. Славка слабо улыбнулась на слова женщины и кивнула. - Я буду старатца. И потом еще два вечера она ждала приглашения, но так и не дождалась, хотя девушек из гарема водили на пир, где они только сидели стайкой в углу и никому не предлагались. Как говорили в гареме, русские отказались от их услуг. Но в то же время, пытались договориться с ханом об их выкупе. Тот соглашался и весело смеялся, когда толмачи передали ему, что почти все девушки отказывались от выкупа и хотели остаться в гареме. Марушка пыталась уговорить некоторых передать слова Славки любому из русских, но была наказана ударами плетью, когда одна из них передала эти слова главному евнуху. Славка долго утешала битую женщину и просила прощения, но та только плакала. - Я привязалась к тобе, дочка, - всхлипывала она, - и мне не больна. Больна смотреть, аки ты мечешься и изводишься. А вот помочь я тобе ужо не смогу – получила запрет на общение с гаремными. Хорошо, што ще от тебя не убрали. Тут и тебе и мне было бы уж совсем худо. Славка сжимала зубы и хмурилась. Ее планы о возможности передачи вести родным проваливались, она была отрезана от посольства, и это было последней каплей ее надежды. Сил не было, руки опускались, и она замирала от горечи. Безнадежность и грусть заполняли ее сердце. Она слушала радостные вскрики за стеной, быстрые шаги и представляла себе ханский пир, где ей не суждено его увидеть. Марушка как могла, успокаивала ее и даже пыталась смешить, рассказывая местные побасенки. - Слушай. Как-то хан позвал на свой пир верблюда, - рассказывала она, улыбаясь. - Верблюд обрадовался, а потом подумал: петь и плясать я не умею, значитца заставят дрова возить. И не пошел. Вот и ты думай, зачем тобе туда-то? Будь умной, как тот верблюд. Хто знает, зачем бы тобя позвали и што заставили делати. - Я бы нашлась чего, - уже скупо улыбалась Славка и поцеловала смущающуюся женщину в щеку. - А тобе Спаси бог. Если мне суждено убечь, то я тобя обязательно выкуплю. И возьму к себе. Марушка гладила ее руку и кивала, соглашаясь. Она знала, что девушка обязательно бы выполнила свои слова, так как за все это время она уже успела и узнать ее и полюбить. Сидя рядом, она вздыхала, вспоминая свою прежнюю жизнь. Еще в тринадцать ее захватили в плен, когда она вместе с семьей переезжала в пограничные владимирские угодья, где князь обещал свободу и землю. На них напали свои же, разбойники. Не погнушались бедным барахлом, и убили всех: отца, мать и двоих старших братьев. Ее полонили и продали половцам. Те продали хану в гарем, как того требовали правила: если молода, хороша собой и девственна, то давали много золота, так как покупали главному хану или своему кошевому. Так она оказалась здесь и все двадцать пять лет прожила тут, вначале наложницей самому хану, тот любил девственниц, а потом он приказывал отдавать ее гостям. Прошло время, и она забеременела, но от кого, не знала. Такого тут не терпели и сделали выкидыш. Потом уж беременности не наступало, и ее оставили в прислугах. Так прошло десять лет. Теперь она уже состарилась, а куда было идти, она не знала, да и не хотела. И только почему-то привязалась к этой девушке, рассмотрев в той удивительную силу духа и гордость, чего уж давно не наблюдала за теми, кто попадал сюда. Обычно радовались и готовились нырять в постель к хану. Но Марушка знала, чем это оборачивалось, и рассказывала вновь прибывшим. Но те либо отмалчивались, либо сердились на нее и даже доносили старшей надсмотрщице. Та нещадно била женщину плетью, но оставляла при гареме, считая ее удобной и, все же, чувствуя за собой грех в ее бесплодности. - Кому ты нужна в свои годы, - ворчала она, когда та плакала и жаловалась на свою жизнь. - Живи здесь и не гневи Аллаха! Все при тебе: и еда и платье, да еще не запрещают молиться своему Богу. А куда ты пойдешь? Тебя даже паршивый половец не захочет. Стара стала да и пуста. Марушка кивала и уходила в свой угол. Там ложилась на свой матрас и вспоминала свою погибшую семью. Она сожалела, что никогда не могла ответить, молча переносила все издевательства и поэтому, видя смелую и гордую Славку, она почти завидовала ей и полюбила, как своего, не родившегося ребенка. Она желал ей лучшей доли, нежели своя и пыталась облегчить ей жизнь здесь всеми ей доступными средствами: вкусностями, разговорами, редкими новостями и, конечно, сплетнями. Всем тем арсеналом, которым жили женщины в гаремах. Славка уже знала ее историю и жалела, как могла. Да к тому же кроме нее у нее здесь никого не было, и жалась она к ней всем сердцем. По истечении трех суматошных и тяжелых дней, как-то раздался требовательный стук, и резкий мужской голос за дверью выкрикнул: - Хан зовет девку Славку! Девушка встрепенулась и, замерла от неожиданности, присев на тахту. Растерянно посмотрела на Марушку. - Ну, што ты? – подскочила она к девушке и схватила ту за руку. - Тобя же кличут! Славка подняла на женщину испуганные непонимающие и неверящие глаза. - Меня? Марушка быстро закивала. - Тобя-тобя! Давай, бежи! Славка резво подскочила и опрометью бросилась к дверям. Потом приостановилась и перекрестилась. - Господи, поможи! И открыла дверь. Там стояли два стражника с недовольными лицами. Увидев девушку, один из них показал рукой идти за ним. Так они и шли друг за другом. Славку била дрожь, она никак не могла взять себя в руки. - Счас…счас…счас…- повторяла она вполголоса. Перед высокой арочной дверью они остановились, и она незаметно вновь перекрестилась. Стражник толкнул двери и она вошла. Это был огромный зал с убранством в восточном стиле. Узкие окна с цветными витражами, колонны, поддерживающие арочный потолок, ковры и много людей, сидящих на подушках. Перед ними низкие столики с подносами пиршества и кувшинами, гул голосов и тихая музыка сазы. В темном углу стайка полуобнаженных девушек, скрывающих лица в прозрачные платки. Прямо перед ней в глубине помост и на нем старый человек в богатом расшитом золотом халате, сидел на вычурном диване, раскинув ноги. Руки уперлись в колени, и голова чуть вытянулась вперед. На Славку глядел сам хан Узбек. Хитрая ухмылка скрывалась в усах и редкой бороде клинышком, а узкие монгольские глаза совсем скрылись за припухшими веками. - А вот и она! - хохотнул он, протягивая руку по направлению девушки. Затихли голоса, даже прекратил играть саз. Все приподнялись и вытянули шеи в ее сторону. Славка замерла, потом поклонилась в пояс. - Будь здрав хан, - выпрямилась она. И тут ее глаза встретились с восторженно радостными глазами Владимира. Глава 10 И тут ее глаза встретились с восторженно радостными глазами Владимира. Она вначале и не поняла, что это именно он и даже зажмурилась от неожиданности. - Не может быть? – Лишь вскрикнула она и тут же была захвачена в плен родными руками и теплые губы прижались к виску. - Славка! - Услышала она жаркий шепот, охнула и, с отчаянием прижавшись, охватила его руками. Они также были тут же обняты еще одной парой рук, отцовских и только потом услышали гул голосов. Владимир развернулся к хану, потеснив воеводу, который уже крепко держал в объятиях дочку. Она припала к его груди и обняла за пояс, будто боялась, что сейчас ее оторвут от этих двух людей. Владимир, держа девушку за руку, обернулся к хану. - Ну, что, князь, смог я тебя удивить? – Усмехнулся тот, откинувшись на спинку дивана. - Да уж, Великий хан, это просто диво какое-то! - Все еще не успокоившись, проговорил Владимир, уставившись в хитрое лицо Узбека. - Дарю! - Захихикал хан. - Эту девушку искали здесь твои люди? - Да, - ответил князь и еще сильнее сжал ладонь Славки, - она моя невеста. - Вот как? – Удивленно хмыкнул Узбек и внимательно посмотрел на Владимира. - Да, я ее люблю. - Тогда женись, - сказал тот, улыбаясь. - Как там у урусов это все проходит? Владимир растерялся. - Ты хочешь знать наш свадебный обряд, хан? - Я хочу, чтобы ты женился здесь, у меня, и тогда отпущу ее, как твою княгиню. А если не сделаешь это, то она будет жить здесь, в моем гареме и исполнять уже мои приказы. Воевода было толкнулся вперед, но его удержала рука Владимира. - Я согласен. Только нужно время для подготовки и к тому же наш священник для этого ритуала. - Время сколько угодно, а священника ищи сам. Тут полно всяких пленников, может и найдется какой. А мои люди тебе помогут. Меня пригласишь на свадьбу? – Засмеялся хан. - Обязательно, Великий хан, - сдержанно сказал Владимир. - Ты сделал мне такой подарок, век тебя не забуду. - Ну-ну! - Хмыкнул тот. - Я запомнил твои обещания. Забирай ее к себе и готовься к пиру. Владимир поклонился и, не отпуская руки Славки, спиной к выходу они попятились и вышли за открывшиеся двойные двери зала приема. И как только закрылись за ними створки ворот, Славка припала к груди отца и дала волю слезам. Плечи ее вздрагивали от рыданий. Воевода подхватил дочь на руки и понес вслед за князем к выходу, где их ждал возок и русская стража. Приняв плачущую девушку на руки, Владимир махнул рукой, и кавалькада русского князя быстро двинулась к своей территории. Уже переодетая и успокоенная Славка рассказывала отцу и Владимиру о своих мытарствах в плену. Мужчины молча слушали ее, не перебивая, лишь иногда отец качал головой, а Владимир сжимал ей ладонь и вздыхал. Он не мог оторвать от девушки взгляда и улыбался, радуясь ее присутствию, и все никак не мог поверить, что она сидит перед ним. Ведь он ее тогда похоронил и даже уже решил жениться. И вдруг она оказалась жива, да еще и от него стребовал шах, чтобы тот устроил свадьбу и взял ее в жены. Да он об этом уже и не мечтал, даже во сне не видел. За свою любовь готов жизнь отдать, не то, что справить обряд в ханской ставке. - Все сделаю, лишь бы вернуть домой. Так думал и воевода и не мог на дочку наглядеться. Он крякал, когда она описывала свои переживания, и иногда отворачивался от молодых, утирая слезу, что катилась по заросшей щеке. Радости отца не было предела, и он все еще не мог понять, что Славка жива. Потом он смотрел на счастливого Владимира и уже ужас проникал в его сердце. - А как же владимирская невеста, что ждет князя в Стародубском? Она же уже сосватана и должна состояться свадьба? Тогда что это здесь будет? Нешто Владимир совсем ошалел от счастья и забыл о той, что ждет его дома? Он слегка отстранился от молодых и вышел из шатра, махнув князю рукой на выход. Тот понял и кивнул. Славка улыбнулась им обоим и ушла на свою половину, где ее ждала постель и она рухнула в нее, не раздеваясь. Уж больно тяжело дались ей последние часы: ожидание, встреча, рассказ - унес много сил и голова, едва коснувшись, отключилась и она мгновенно уснула. А за стенками шатра шел странный и сумбурный разговор двух мужчин: князя и воеводы. Тот напомнил молодому человеку о том, что уже не выходило из его головы, об оставленной невесте в княжестве и пытал его, как тот будет поступать уже с его дочкой. - Если все пройдет, как и положено, - шептал ему воевода, - то перед Богом ты будешь женат. Што будешь говорить той? Владимир только улыбался и качал головой. - Будет так, как будет, а я свово не упушшу. Славка моя ужо давно и пред Богом и людьми. Мы были близки, отец. Воевода сначала не понял, а потом задохнулся от негодования и схватил того за грудки. - Ах ты, молокосос! – Вскричал он, тряхнув его неслабо. - Так ты мне што, девку спортил?