«Он сказал, – зазвучал голос Артема, – что, мол, Глеб заработал на родственниках. Что Николай хочет половину. Что если тот не поделится, фото с его прогулки по городу он отдаст отцу Златы. И еще что-то про приоритет, но что, я не понял. А тот ему ответил, что ему легче его убить». – Надо поговорить с папой, – предложила Кира, когда Янис выключил запись. – Рано. Нам, кроме слов этого парня, и предъявить Глебу нечего. К твоему отцу надо идти, имея хоть что-то. – Он говорил про приоритет. Может, это банк? – неожиданно сказала Валентина. – А вот это идея. То есть получается, Глеб что-то отнес в банк «Приоритет», Николай это увидел и решил шантажировать его. Валя, ты гений. Мне, конечно, страшно это говорить, но иногда твоя голова рождает настоящие открытия, – Янис резко вскочил, и его бокал, не устояв, как оловянный солдатик на тонкой ножке, опрокинул свое содержимое прямо ему на белые брюки. – Зато вы не меняетесь, опять все извозюкались в вине, – сказала Валя едко, но при этом гордо, потому как похвала была, конечно, мировая. – Вот кто пьет на совещаниях? – возмутился Янис и ушел ванную. Гостиные комнаты в доме были спроектированы как гостиничные номера – каждая имела свою уборную. Кира была задумчива, столько было, видимо, странной и неприятной информации о ее семье и родных людях, что ей было трудно все это переварить. – Не унывай, Кирочка, дорогая, – сказала Валя ей, когда они остались одни, – все наладится. Вон даже твой бородатый прибежал. Не думай сдаваться и отдавать презентацию. Пусть сам делает. А то он руководитель, везде его имя стоит, а ты так, девочка на побегушках. – Вот опять согласен с Валентиной. Что-то многовато, правда, за один вечер, меня это даже пугает, но все же она права, – сказал Янис. Он вышел из ванной в полотенце и с застиранными штанами в руках. – А вы опять без брюк, – ухмыльнулась Кира. – Завидное постоянство. В этот момент дверь распахнулась, в нее вошел большой мужчина, похожий на Шварценеггера в молодости, и прямо с порога въехал Янису кулаком точно в лицо. Последнее, что подумал падающий в нокаут молодой человек, было… Нет, ничего не было, он даже не успел ни о чем подумать. Просто мир рухнул, и наступила темнота. * * * – Олененок, как ты? – спросил Павел Петрович. Он вошел в темную комнату, где весь день пролежала его жена, и присел на краешек кровати. – Может, вызвать врача? – Не надо, – ответила она, и Павел понял, что жена не спит, а просто лежит с закрытыми глазами. Ее голос был бодр и даже несколько напряжен. – Ты же знаешь, у меня такое бывает, когда я перенервничаю. – Может, хоть поешь, – так же тихо спросил супруг больше для приличия, потому как знал, что она не может есть, когда у нее мигрень. – Я завтра расскажу все Кире, – сказала Ольга Леонидовна вместо ответа. – Я должна была это сделать давно, очень давно, с самого начала, но не сделала, пошла по пути наименьшего сопротивления, сделала так, как мне было легче. Павел молчал. В темноте Ольга не могла видеть, как ходили желваки на его лице, но она чувствовала напряжение. Комната полностью была наполнена им, вытесняя другие чувства. – Я могла это сделать, – продолжала она говорить в темноту, – когда ты стал разделять девочек, но опять же, как страус, я спрятала голову в песок. Так проще, так легче. Последней каплей стал камень, но и тут я прикрылась подарком Платона, смалодушничала. Решила, что у каждой сестры по наследству, все, вопрос закрыт. Но я ошиблась. Знаешь почему? – она села на кровати, и они оказались в сантиметрах друг от друга, чувствуя дыхание друг друга и даже дрожь в руках. – Почему? – хрипло спросил Павел. – Потому что и ты, и я, мы оба знаем правду с самого начала, и оба делаем вид, что ее нет. Павел продолжал молчать, понимая, что это разрушит их отношения, точно зная, что вот на этом самом молчании и был построен их на вид такой прочный союз. Мысли его перенесли в прошлое, когда и был пройден этот рубеж. Взрыв в лаборатории оборонного завода – это было ЧП. 1995 год, страна разваливалась, ученые перестали цениться, а на заводах, даже на оборонных, зарплаты постоянно задерживались. Все кандидаты наук и доценты стояли на рынках, торгуя польским и китайским тряпьем. В 1994 году три друга, окончив с отличием институт, пытались изменить мир, сделать открытие, которое перевернет человечество. В научную лабораторию при оборонном заводе они пришли уже со своей прорывной идеей, но как угасало уважение страны к науке, так и угасал интерес к их проекту. Несмотря на это, друзья ночами корпели над своей идеей, стойко выдерживая все лишения, и в конце концов у них получилось. – Павел, – сказал дяденька из ФСБ, который без энтузиазма расследовал взрыв в лаборатории, – наши эксперты уже доподлинно установили, что там взорвался баллон с газом при неразрешенном эксперименте твоих друзей. Кстати, ты точно ничего об этом не знал? – в сотый раз спросил следователь. – Нет, – хрипло ответил Павел, тем самым открестившись и от друзей, и от их незаконных действий. – Но ты все-таки зайди, посмотри, может, что странное увидишь или подозрительное. И он увидел. Но не странное и подозрительное, а чудесное. У них получилось! Павел до сих пор не знает, что сподвигло его тогда так сделать – злость на друзей, любовь к Ольге или просто жажда наживы, – но он положил полученный друзьями образец в карман. Во внутренний карман пиджака Павел запихал все бумаги по их тайной разработке и вышел из лаборатории навсегда. Платону, когда тот пришел в себя в больнице, он соврал, что все погибло от взрыва, Родьке и вовсе говорить ничего уже не надо было, поэтому, не маясь угрызениями совести, Павел начал искать покупателя на свой дорогой товар. А кому можно было продать тайную научную разработку сверхпроводника в Москве того времени? Конечно, американцам и, конечно, ЦРУ. Позже Павел видел в новостях сюжет об открытии американскими учеными новых сверхпроводников, у которых практически отсутствуют потери на джоулево тепло, но это уже была совсем другая история – история чужих свершений. – Павел, – голос Ольги вывел его из тягостных воспоминаний, – ты ничего не хочешь мне рассказать? – Нет, – ответил он быстро. – Ты права, наш брак на этом держится, и я буду за него бороться. * * * – Умеешь ты заводить друзей, – улыбаясь, сказала Кира Янису. Они сидели на полу кухни с замороженной курицей в руках. – Может, сядем на стул? – в десятый раз предложила она. – Мне кажется, на полу очень романтично, ты не находишь? – ответил Янис. На самом деле каждое движение давалось ему с трудом – голова кружилась и даже немного подташнивало. – Как там? – спросил он, имея в виду состояние синяка на лице. – Растет, ты курицу-то прикладывай. – Боюсь, что эта птица мне уже не поможет, она почти растаяла. Вообще, я всегда так действую женщин, вот и эта красотка не выдержала, – пытался шутить он. – Ну и вкус у этой девицы! – поддержала шутливый тон Кира. – Ты сейчас похож на грозного пирата, чудом выжившего в неравной схватке с морским чудовищем. – Поэтично, – похвалил ее Янис. – Владимир Анатольевич даже смахивает на морское чудовище. Только ты ему об этом не говори, второго его приветствия я могу не пережить. Когда Валентина рассказывала, что у нее есть муж, я, честно говоря, подозревал, что она обманывает. Мне было трудно представить человека, который способен выдержать Валю. Но теперь беру свои слова обратно, эти двое нашли друг друга. – Ну, его можно понять, – хихикнула Кира, вспомнив немую сцену в комнате. – Вечер, свечи, вино, его жена и мужик без штанов – у него сработал рефлекс. – А то, что в комнате была еще и ты, это не считается? – Янис улыбнулся. Боль в голове, видимо, от обезболивающего, что дала Кира, стала переходить из острой фазы в приглушенную, и мир потихоньку возвращался. – Расскажите мне о себе, – попросил он девушку. То, что она сидела с ним на кухонном полу у огромного холодильника, ничего не зная о нем, было чертовски приятно. – А у меня в жизни ничего интересного, все без приключений, все по плану. Родилась я в Москве, но вскоре родители переехали в Сочи. Школа тоже прошла ровно. Самые яркие моменты связаны с Валенком, она всегда была моим пропуском в мир приключений. Правда, я в ту дверь не входила, а лишь изредка подглядывала за Валей, которая оставляла ее открытой специально для меня, но мне этого хватало. Потом университет, там тоже все ровно, главным в моей жизни всегда была учеба, вот я и училась. После осталась работать на кафедре. – И сблизилась там с Савелием, – продолжил за нее Янис. – Не сразу, – сказала Кира и отметила, как просто вспоминает о нем и их совместной жизни, как быстро ей стало легко. – При нашей кафедре открыли научную лабораторию, и вот когда я туда напросилась, там мы и сошлись. Мне почему-то сейчас кажется, что он обратил на меня внимание сначала как на ученого, а потом уже как на женщину. – Тебе нравится то, чем ты занимаешься, тебе нравится физика? Только честно, – спросил Янис. Кире показалось, что ему действительно это интересно, и она решила ответить честно. – Знаешь, нобелевский лауреат, основатель ядерной физики Эрнест Резерфорд говорил: науки делятся на две группы – на физику и коллекционирование марок. Я с ним согласна, это наука, в которой нет ограничений и нет конца. Я обучаема и трудолюбива. Нет, я не смогу совершить открытие, но очень хорошо сделаю презентацию на получения гранта. Я уже неплохой специалист в своем деле и даже предположу, что неплохой преподаватель, но я не физик по призванию. – Как-то я не чувствую в твоих словах восторгов, – заметил Янис. – Потому что моя душа не поет от этого, – просто ответила она. – Я чувствую, что что-то упустила в жизни, пошла не той дорогой, хотела быть похожей на отца, заслужить его восхищение. Сейчас я отчетливо поняла, что в погоне за одобрением родителя потеряла себя, но уже поздно что-то менять. – Ну если мы с тобой сегодня говорим цитатами великих людей… – сказал Янис. – Кстати, поменяй мне птичку, моя что-то совсем расползлась, – он протянул курицу Кире, которая, не вставая с пола, открыла морозильную камеру и, перебирая продукты, стала искать подходящую. – Так вот, Альберт Эйнштейн говорил: для тех из нас, кто верит в физику, линия раздела между прошлым и будущим – это только иллюзия, какой бы прочной она ни была. Спасибо, – он принял от Киры новую заморозку, приложил к лицу и продолжил: – Если ты физик, ты должна понимать, что нет прошлого и будущего, есть только секунда настоящего, которая происходит здесь и сейчас, и в ней можно все. – Ну тогда я хочу полететь на Филиппины, – засмеялась Кира, – на маленький остров Боракай, где белый песок, и, надев акваланг, окунуться в неимоверное море. – Ты занимаешься дайвингом? – спросил Янис. – Нет, – усмехнулась она. – Я ужасная трусиха, это просто мечта. – Полетели, – сказал Янис просто, – ты же уволилась. – Это да, – усмехнулась она. – Это я, конечно, психанула. Вообще, мое увольнение и ты – два самых необдуманных поступка в моей жизни. – Ну, тут я согласен, – засмеялся Янис. – Потащить незнакомого мужчину, которого подруга без штанов нашла на дереве, в дом к родителям и представить женихом… Мне кажется, ты скромничала, когда говорила, что не способна на безрассудство. – Сама не знаю, что на меня нашло, – сказала Кира и тоже улыбнулась. – Но на Боракай я полететь не могу, мне нужно искать новую работу. У Яниса уже практически слетели с губ слова, в которых он хотел признаться девушке, но тут в кухню вошла Валя. – Боже, не дом, а дурдом, – возмутилась она, увидев их на полу. – Ну как, жив? – задала она риторический вопрос Янису и, не дожидаясь ответа, продолжила: – Это все твоя дурная привычка без штанов ходить. Владимир Анатольевич просил еще раз передать свои извинения. Спит уже без задних ног. Родину защищать – это вам не по деревьям без трусов лазить, на это силы нужны. – А ты чего такая злая? – спросила Кира. – Да, – махнула она головой, – Владимир Анатольевич домой завтра зовет, а у вас тут самое интересное начинается. – Не беспокойся, Валя, – сказал Янис, – я постараюсь к завтрашнему дню все понять, и ты тоже поучаствуешь в раздаче слонов. – Ты уж постарайся, а то он уже и билеты на ночной поезд взял, – сокрушенно сказала Валентина. – Никакого у человека сострадания. Вот как я поеду, не узнав ничего, так и психика пострадать может. Так что нечего рассиживаться, подумаешь, синячок небольшой, вставай и иди думай, расследуй. Может, позвонить надо другу какому-то, может, хакер какой про «Приоритет» что разузнает. Давай, вперед, зря тебя, что ли, от Русика спасла, вот теперь и ты спасай мою психику, а то умру от любопытства в расцвете лет. Бубня под нос возмущения, Валя прихватила еще вина удалилась из кухни, оставив после себя шлейф недовольства.