Давно мы здесь не были. День был ясный, тихий, прохладный. Москва уехала на садовые участки поправлять парники и высаживать рассаду. — Как Крылов-то состарился, — сказала Вероника, указывая на памятник. Баснописец сидел раскидисто и вольно, вокруг резвились его герои. Скульптура была темной, и только правый сапог великого баснописца от прикосновения многих рук сиял, как медный самовар. — Помнишь Верону? — и рассмеялись обе. Как забыть маленький дворик на средневековой улочке, набитый, что называется, до самого небесного потолка молодежью? Там пели, орали, целовались, фотографировались. Существует поверье, что поцеловавший бронзовую Джульетту в левую грудь будет счастлив в любви. Ну ладно бы молодежь, которая зацеловала эту грудь до золотого блеска! Но ведь вековые старухи расталкивали толпу, тоже хотели приложиться холодными губами к статуе и сфотографироваться с красавицей Джульеттой. Интересно, какие желания загадывают москвичи, оглаживая правый сапог великого баснописца? Липы шумели, лебедей не было, уток тоже, на зеленой воде покачивалось пришвартованное к берегу плавучее кафе. Разноцветные флажки, желтые и голубые, трепетали на ветру. Наверное, в жаркий день здесь было не протолкнуться, и музыка гремела, и танцевали, а сейчас здесь было зябко и холодно. Легкие белые стулья выглядели как брошенная, забытая при переезде мебель. Одинокий бармен в теплой куртке и лыжной шапке курил, неодобрительно глядя на воду. Только одна плотно обнявшаяся молодая пара сидела в дальнем конце. Перед ними стояла бутылка пива. — Я тебя умоляю, — прощебетала Вероника. — По чашечке кофе и по одному мороженому. Я тебя угощаю. — Нет, — сказала я, вспоминая римский опыт. — Ну, ты меня угостишь. Какое симпатичное кафе. Пойми, я живу в провинции… — Это Соколиная Гора — провинция? Там обитает весь столичный свет. — Я бы сказала — вся столичная тьма, — Вероника уже сидела за столом и знаками подзывала официанта. Конечно, я отказалась от мороженого, я не эскимос, а Вероника даже причмокивала от удовольствия. В московском кафе работают не беспечные люди, это вам не Италия, однако я пододвинула черную сумку к ноге, чтобы она ненароком не распахнула пасть. Кофе был горячий, но быстро остывал. — Интересно, сколько нам это будет стоить, — проворчала я. — Да ладно тебе копейки считать, — Вероника неожиданно достала из сумки песочные часы, те самые, из римского аэропорта, погладила их любовно и поставила на стол. — Ты покури пока, а я себе еще мороженое возьму, — десять минут, и ни секундой больше. Холод Веронику не брал, а мороженое неожиданно настроило ее на серьезный лад. — Скажи мне, как звали того армянина, который с Янкой любовь крутил? — спросила она, задумчиво облизывая ложку. — Ашот. А что? — А не замешал ли нашу девочку в темные дела этот самый Ашот? — Он-то здесь при чем? — всполошилась я. — Да и нет его, он погиб. — Это не важно — погиб, не погиб. Он — нувориш, он новый русский. За ним тянется шлейф неправедных поступков. И не смотри на меня так! Неправедные поступки — это не обязательно убийство. Это обман, неблагодарность, необязательность, шантаж и прямое воровство. Ну не нахалка ли моя тетка? Кто бы говорил про прямое воровство! И вид при этом прямо ангельский. — И все они ущемляют ближнего, — продолжала Вероника. — Ведь никто из них и под пыткой не расскажет, как он разбогател. Это, видишь ли, коммерческая тайна. Глупости все это. Если я купила диван и ты у меня спросишь, сколько он стоит, я тебе тут же и отвечу. И никакой коммерческой тайны. А спроси у него — почем он вчера брал баррель нефти. Что ты! Это неприлично спрашивать. Интересы дела! Не подлежит разглашению… Оказывается, у тетки мозги работали в одном ритме с моими. Я тоже за прозрачную коммерцию. Но соглашаться с ней, глядя, как она ест на ветру мороженое, было не в моей власти, поэтому я ответила ворчливо: — Мы просто живем, а они занимаются бизнесом. — Я об этом и говорю. Если человек занимается бизнесом, он не может быть кристально чистым, а потому у него всегда есть скелет в шкафу и утопленник в подвале. Ты порасспрашивай Янку. Она, может, и вспомнит чего… — Тебе надо, ты и спрашивай, — взорвалась я. — И спрошу! И не кричи. Ты забыла, зачем мы сюда приехали? Докурила? Пойдем! Уже в подъезде дома в Малом Козихинском, вызывая лифт, я сказала Веронике: — Давай хотя бы обсудим ситуацию. Сейчас этот Игорь откроет дверь. А дальше что? — Там видно будет, — отмахнулась от меня Вероника. — У нас такое сложное дело, что здесь подойдут только экспромты. Главное — узнать, почему он не приехал в Домодедово, а все прочее — по обстоятельствам. Я решила не вмешиваться. Это Вероникина идея — нагрянуть без приглашения в чужой дом. Но главное, мысли мои были заняты совсем другим. Здорово меня тетка пригрузила. До этого я отказывалась подозревать, что Янка действительно может быть замешана во что-то противозаконное. Говорить-то я говорила, но ни минуты не верила в подобное. А ведь в словах Вероники по поводу Ашота — своя правда. Лифт бодро вывез нас на четвертый этаж. Старый дом, высокие потолки, породистая дверь. Звонили мы долго, никто не отзывался. Из лифта вышла соседка с сумками, полными овощей, покосилась на нас, потом спросила: — Вы к кому? — К Игорю, — бодро ответила Вероника. — Я его родственница. — Самого-то его, кажется, нет, а она там, там… Посильнее звоните. У них звонок слабый. Соседка дождалась, когда за дверью раздался приглушенный женский голос: — Кто там? — Надя, — тут же закричала соседка, — открывай! Это к Игорю. Родственница. Дверь осторожно дрогнула. В сдерживаемой цепочкой щели показался большой темный глаз, второй был скрыт кудрявой, в эдакий мелкий бес, челкой. Обладательница челки была очень юной, почти девочкой. Рассматривала она нас долго. Вероника не выдержала: — Здравствуйте, Надя. Дверь распахнулась. — Проходите быстрей, проходите, — сказала девочка, пропустила нас в квартиру, быстро закрыла дверь на два оборота и только после этого спросила: — Вы кто? — Я тетка Игоря из Саратова, — приветливо сказала Вероника и представилась по имени-отчеству. — Это моя подруга Лиза. Я у нее остановилась. Теперь вот решила навестить племянника. Мы вам звонили, но к телефону никто не подошел. Девочка повела нас на кухню по полутемному коридору. Большая, на старинный манер обставленная квартира, две комнаты, а может быть, и три. По нынешним меркам такая квартира в центре Москвы — настоящее богатство. В кухне на свету я увидела, что Надя никакая не девочка. Тридцати лет ей нет, но совершеннолетия она давно достигла. В заблуждение меня ввела ее подростковая фигура — ни бюста, ни попки. То самое, что «сейчас носят», как Янка говорит — от чего «мужики тащатся». Подлое выражение! И еще, конечно, детской выглядела ее полная растерянность и напряженность. Только в четырнадцать лет можно выглядеть такой испуганной и незащищенной. Одета она была так, словно вот-вот собиралась выйти на улицу — теплый свитер, брючки, туфли с пряжками. — Садитесь, пожалуйста. Я вас слушаю, — начала Надя и тут же перебила себя: — Что я говорю? Игорь меня не предупредил, что вы приедете. — Забыл, — с готовностью отозвалась Вероника. — Мы еще в апреле договаривались, что я буду в Москве. А где он сам? — Если бы я знала, все было бы совсем иначе. Но я не знаю. К моему ужасу, из глаз ее потоком потекли слезы. Ах, до чего я не люблю обманывать плачущих людей! — Ну, успокойтесь, — приговаривала Вероника, гладя Надю по плечу. — Сейчас вы нам все расскажете. Лиза, поставь чайник. Мы вот здесь пирожные принесли. Я тихо ойкнула. «Неужели она их уперла?» — подумала я с ужасом. Но тут же отогнала от себя эту мысль. Не до того было. Вероника повергла меня в состояние шока. Мы обманом вломились в чужую квартиру. В любой момент сюда может явиться хозяин, этот самый Игорь. Дальнейшие объяснения прорисовывались передо мной со всей красочностью. — Вероника Викторовна, а вам обязательно останавливаться у подруги? — отерев кулаком глаза, спросила Надя. — Может быть, вы у меня остановитесь? — А почему бы нет? — кивнула Вероника. — Лиза, доставай чашки. Ну, рассказывайте, — повернулась она к Наде. — Мы вас слушаем. 16 Вероника боялась расспрашивать об Игоре напрямую. Если она его тетка, то уж родителей и место работы племянника она обязана знать. Потом подумала, прикинула. В Киеве живет желтковская племянница, нахальная девица в цыганских серьгах, зовут Вера, но разве она, Вероника, знает место ее работы? Мысль еще не додумалась до конца, а она уже с напором говорила Наде: — Если вы думаете, что я знаю, где Игорь сейчас работает, то вы ошибаетесь. — Там же — в «Марко Поло-3», — всхлипнула девушка, — только он совершенно отошел от экскурсионной работы, и, если говорить честно, я вообще не знаю, что он сейчас делает. Говорит, что визы оформляет. Но вечером посольства ведь не работают? — «Марко Поло-3» это туристическое агентство, — шепотом подсказала Елизавета. — Наденька, мы отвлеклись. Рассказывайте все по порядку и не нервничайте. — Игоря увели, — начала девушка. — Он сказал: «Выйдем, потолковать надо», а на меня цыкнул — сиди здесь! — Игорь цыкнул? — уточнила Вероника, а более сообразительная Елизавета переспросила: — Кто этот «он»? Что за человек? — Я не знаю, — всхлипнула Надя. — Особь мужского пола. Весь в черной коже, и рубашка черная, и мобильник. Зовут Михай. Он из Бирюлева… — Кто он, этот Михай. Вы его раньше видели? — Игорь с ним работает. Я не знаю, имя это или фамилия. Правда, иногда Игорь зовет его Рафик. Обычно он вежливый и говорит по-русски. — Наденька, сосредоточьтесь. Что значит — по-русски? Он чеченец, кавказец?