— По-русски значит не на ихнем ужасном бандитском сленге. А Михай нормально говорит, хоть и имя его похоже на кличку. Позвонили… сказали, если ты… ой, не могу повторить, брань непереводимая. А Игорь сидит к батарее прикованный. Они убьют его, убьют, — она истерично всхлипнула, сцепила пальцы и принялась раскачиваться, словно в трансе. Наверное, в другое время Надя отлично умела соединять слова в фразы, а фразы в предложения, но сейчас ни о каком связном рассказе не могло быть и речи. Информацию из нее приходилось добывать по капле. Девушка была похожа на подбитого птенца. Пребывая в одиночестве, она еще как-то крепилась, а при виде доброжелательной родственницы и ее подруги сдерживающие плотины пали, и Надя растаяла, потеряла форму. Язык отказывался воспроизводить картину недавних событий. Она нуждалась только в сочувствии. И дамы охотно ее утешали, отпаивали чаем, Вероника клялась, что сегодня же переедет к ней жить, а потом, покопавшись в своей черной сумке, достала крупную белую таблетку и велела Наде ее выпить, утверждая, что это успокоительное. Елизавета невольно хмыкнула, она знала, что это всего лишь средство от изжоги, которое Вероника всегда носила при себе. Полчаса дружных усилий, и… разговорили девушку. Общая картина сложилась следующая. Конечно, обе дамы несколько изменили трактовку, сдвинули акценты, подгоняя услышанный рассказ в понятную для них схему, но суть дела от этого не менялась. Надя, например, поначалу не связывала напрямую роковые неудачи, которые подстерегали Игоря в позапрошлую пятницу, с событиями последних трех дней. — С Домодедова все и началось, — рассказывала Надя, прихлебывая чай. — Нет, началось раньше, гораздо раньше, еще с Нового года. У Игоря тогда были крупные неприятности. Какие — не знаю, но он стал нервный, раздражительный, спать перестал, а мне запретил подходить к телефону. — Вернемся к пятнице и Домодедову, — направила Вероника девушку в искомое русло. Надя не видела, как Игорь уезжал в Домодедово, но знает, что ему позвонили по телефону из Италии и предупредили, что он должен кого-то встретить и получить посылку. Встреча была для него очень важной, поэтому он вышел из дому загодя. Но случились непредвиденные задержки, числом три. Во-первых он застрял в лифте. Лифт в их доме старый, но до сего времени работал вполне исправно. И вдруг встал между этажами. В обычный день Игоря быстро выпустили бы на свободу, а здесь пятница, вечер, все мастера уехали на садовые участки. Игорь просидел в лифте без малого час. Вторую неприятность, а именно пробку на дороге, Игорь учел, она была как бы запланирована. Но на столь долгую прореху во времени Игорь, понятное дело, не рассчитывал. — А зря, — едко заметила Вероника. — Пятница. Вечер. Все торопятся на дачу, за город. — Об этом мы уже говорили, — перебила тетку Елизавета. — Не повторяйся, а то мы никогда не доплывем до гавани. Продолжайте, Наденька. Третья неожиданность была самой экзотической. На окружной дороге где-то между Калужским и Варшавским шоссе Игоря, а иными словами, его подержанный, но очень приличный «мерседес» засыпало хорошо удобренной землей, а попросту говоря, навозом. Игорь обгонял самосвал, его подрезал то ли «пежо», то ли «рено», не суть важно… Наш герой резко затормозил, а самосвал то ли с перепугу, то ли из мести, а скорее всего из-за того, что дурной механизм сам сработал, вдруг вздыбил кузов и высыпал его содержимое на проезжую часть, а именно — на Игорька. — Землю на садовый участок вез, — заметила Вероника, явно сочувствуя шоферу самосвала. — Угораздило же вашего непутевого Игоря ехать в Домодедово именно в пятницу! — Вероника, опомнись! — одернула тетку Елизавета. — Ты сообрази, какая это была пятница. — Не глупей тебя, — огрызнулась тетка и, обратясь к Наде, спросила: — Разбил машину, да? — Конечно. Она по этой грязи завертелась, как волчок, переднее стекло было заляпано землей. Шум, гам, наезды — в общем — ситуация на дороге. Хорошо еще, что Игорь жив остался. Тут же появилась милиция, скорая помощь… Но мотор работал, до дому он добрался сам. Все это Игорь живописал Наде, когда они вдвоем отмывали покореженную машину. «Мерс» был в таком виде, что до сервиса бы не доехал, непременно задержали бы в дороге. На фоне этих ужасов первый день, да и второй тоже, Игоря мало волновало, что он кого-то там не встретил, а на третьи сутки он начал нервничать. Вначале он звонил кому-то за бугор, и, как Надя поняла, совершенно безрезультатно. Потом он сам стал ждать звонка, буквально не отходил от телефона. А потом Игорь позвонил Наде в панике и сообщил, что кто-то рылся в файлах его домашнего компьютера. Непонятно, как злоумышленник попал в дом. Ключи Игорь дал ей и больше никому. Тогда Игорь и вызвал к себе Надю, чтобы она жила здесь неотлучно. Более того, он через знакомого врача выписал ей бюллетень, мол, острая сердечная недостаточность и еще что-то — неважно. По болезни она не ходила на работу и днем могла находиться около телефона. Должна была позвонить какая-то женщина, от которой надо было получить посылку. — Простите, — вежливо спросила Елизавета. — А вы жена Игоря? — Почти, — Надя сразу насторожилась, голову вскинула и плечики распрямила. — Я его подруга. — Но живете-то вы вместе? — Почти, — повторила Надя и, повернувшись к Веронике, объяснила: — Я развожусь с мужем, мы делим жилплощадь, и я должна получить комнату. Муж — негодяй. Он скучный человек и неудачник. Я не доверяю ему ни вот на столечко, — для иллюстрации семейных отношений был использован кончик мизинца, — поэтому большую часть времени вынуждена проводить на старой квартире. Я хочу поделить жилплощадь честно. В конце концов, мне же надо иметь хотя бы комнату. Мало ли как у меня дальше сложатся отношения с Игорем. «Бегите к скучному неудачнику, — хотелось крикнуть Елизавете, — и не высовывайте носа из норы», — но вместо этого она спросила: — А вы кем работаете? — Торгую, а что? — с вызовом бросила Надя. — Я кончила педагогический, а сейчас торгую в фирменном магазине «Спорт». А что? Елизавета Петровна почувствовала исходящую от девушки настороженность, почти неприязнь. Во время разговора Надя уже расставила акценты — Вероника добрая, участливая, ведет себя по-родственному, а подруга хмыкает не к месту, торопит, а теперь бесцеремонно вмешивается в чужие дела. И, явно помогая девушке, Вероника мягко сказала: — Лизонька, все это не важно. Надя имеет право жить так, как ей хочется. Продолжайте, милая… — Игорь очень нервничал из-за того что кто-то залез в его компьютер. Он мне так объяснил: «Я должен был получить сведения, которые касаются только меня. Но, видимо, они об этом пронюхали. Непонятно, откуда они узнали. Вероятно, они думают, что я получил эти сведения по Интернету». Они — это те, с кем он работает. И больше я ничего не знаю. Надя опять приготовилась плакать. Вероника достала вторую таблетку питьевой соды и пододвинула чашку с чаем. — Выпей и успокойся. И давай дальше — по сюжету. Рассказывай, как все дальше было, а в подоплеке этого дела мы позднее разберемся. — Потом появился Михай. Игорь не вернулся. Этим же вечером мне позвонили. Противный мужской голос без конца матерился, и как-то, знаете, очень лично, очень оскорбительно… Он сказал, что Игорь сидит прикованный к батарее, и до тех пор, пока он нам не отдаст посылку, мы его отсюда не выпустим. Но этого им показалось мало. На следующий день явился Михай и учинил здесь форменный обыск. Все перерыл. Я потом еле убралась. Они считают, что Игорь уже получил эту посылку или письмо с нужными сведениями, но не хочет отдавать. Я Михаю повторила историю с неудачной поездкой в Домодедово. Кажется, он поверил и сказал: — Сиди у телефона неотлучно. Тебе позвонит женщина по имени Елизавета Петровна, — Надя вдруг остановилась и подозрительно воззрилась на подругу родственницы из Саратова. — Понятно, — невинно улыбнулась Вероника. — Продолжай, моя хорошая. Елизавета мысленно возликовала и перевела дух. Какое счастье, что тетка представила ее по имени. То, что она Елизавета, еще ни о чем не говорит, мало ли Елизавет в мире, а вот Елизавета Петровна — это уже улика! — А потом и сам Игорь позвонил. Он сказал: «Ничего не бойся. Эти люди мне ничего не сделают. Но мы с тобой у них пока заложники. Ты должна меня спасти». Он опять назвал это имя — Елизавета Петровна. Она мне непременно позвонит, и я должна с ней договориться о встрече. Мы встретимся, и она передаст мне посылку. — А где ты должна назначить встречу? — поинтересовалась Вероника. — Ну, я не знаю… Наверное, у памятника Пушкину. — Какой цинизм! Вечно Пушкина треплют по поводу своих грязных дел. Другого у них места нет. Назначайте встречу у Энгельса на Пречистенке. Энгельс — экономист и капиталист. Он новым русским самая компания. Так нет… все свои тусовки, разборки и стрелки проводят именно рядом с «Нашим все». Елизавета поняла, что весь этот словесный треск нужен Веронике, чтобы обдумать ситуацию, тетка пару раз выжидательно глянула на нее исподлобья. Надо как-то уединиться, перекинуться парой слов. Но как? Чай и сода сделали свое дело. Когда переполненная водой и горем Надя удалилась в туалет, между дамами состоялся рваный и быстрый разговор. — Я останусь здесь ночевать. — Не безумствуй, Вероника! — Не могу же я оставить несчастную девочку одну. — А я могу. Я боюсь. Это не наше дело. — Согласна, могут быть определенные издержки. Но мы не можем сидеть сложа руки! Завтра конверт нужно будет отдать Наде. — Конверт вначале надо наполнить содержимым. Мы же все растащили по нитке. Фотографии у Янки дома, диск в работе. — Забери. И тут же позвони сюда и назначь встречу. — А если Надя узнает мой голос? — Пусть Яна позвонит. — А кто фотографии повезет? Твой незнакомец в аэропорту нас, вернее меня, как-нибудь описал? Ну, по телефону, когда с Игорем разговаривал? Я боюсь! Когда Надя назвала мое имя, я думала, с кушетки упаду. Вероника улыбнулась. Видно было, что сама она твердо сидела на табуретке и падать с нее не собиралась. Более того, ситуация представлялась ей до чрезвычайности интересной и захватывающей. — Вероника, я тебя очень прошу. Поедем домой и там все обдумаем. — Некогда обдумывать. Она уже воду сливает. Отдадим конверт и забудем, что когда-то держали его в руках. И не спорь. Никакого особого словесного портрета у тебя вообще нет. Просто женщина на возрасте. Смотри в окно… отвлеченно, — и Вероника обнажила в фальшивой улыбке вставные зубы. — Наденька, как вы себя чувствуете? — Спасибо. Уже лучше. — Вот и отлично. Лиза сейчас уезжает. Завтра она нам позвонит. Лиза, запиши телефон, — Вероника незаметно подмигнула, — мы ждем твоего звонка. И что оставалось делать Елизавете Петровне? Она поехала к Яне. 17 — Борис, это ты? Наконец-то! Почему ты не подходил к телефону? Я звоню тебе все утро. Как это — кто? Яна… Яна Павловна. Борь, ну врубайся. Ты что, пьян, что ли? Яна отодвинула от уха трубку, на том конце провода блажили что-то нечленораздельное, потом внятно произнесли: — Бориса вам? Получайте. И тут же знакомый голос пропел: — Яночка, голубка. Как славно, что вы позвонили с утра. А ко мне друг приехал. — Очень рада за тебя. Почему ты не подходил к телефону? — Спали. Мы вчера хо-орошо посидели. — Сейчас уже двенадцать. Полдень! Ладно. Не мне тебя перевоспитывать. Борь, игра в тайну кончилась. Сыскался адресат белого конверта. Приезжай немедленно и привези диск. — Но диск у Кирюхи, а сам он на озере. — Что он там делает? — возопила Яна. — Яхту строит. — Боря, мне позарез нужен диск. И ты. У меня беда. Вероника в заложниках сидит. Ты не спрашивай, как ее туда занесло…