— Для бешеной собаки семь верст не крюк, — буркнула Елизавета Петровна, Желтков всем своим видом выразил возмущение, а Муся принялась лаять. К двум часам дня в доме Яны не просто все смешалось, это все — эмоции, страсти, крики — достигло своего апогея. Оглушенная встречей с Надей и безрассудством Вероники, Елизавета Петровна приехала к дочери накануне вечером, но не застала ее. Няня Вера Игнатьевна с готовностью объяснила, что Яночка уехала на весь вечер, к кому — неизвестно, но перед зеркалом стояла не меньше часа, а когда полностью упаковалась, то сообщила, чтоб раньше двенадцати ее не ждали. Яна появилась глубокой ночью. В разговорах встретили рассвет. Хорошо, если Яне удалось поспать хотя бы три часа. Утром, сразу после пробуждения, она вцепилась в телефонную трубку и стала звонить братьям Опашевым. Ответом были длинные гудки. Отсутствие на месте Бориса раздражало ее до крайности, Елизавета Петровна курила без перерыва, Вера Игнатьевна ходила из комнаты в комнату, закрывая и открывая окна в бессильной попытке проветрить помещение. В одиннадцать для увеличения энтропии явился Желтков, ведя на поводке Мусю. Оба уже с порога начали вопить. Желтков вопрошал: «Где моя жена?» Муся взвизгивала и стучала хвостом о паркет. Из сбивчивых объяснений Елизаветы Петровны Желтков понял только, что Веронике угрожает опасность. С этой минуты, обычно тихий и неприметный, он сделался совершенно невыносимым. Пришлось применить недюжинную силу и логику, чтобы не дать ему позвонить в милицию. В награду за покорность ему пообещали телефонный разговор с женой. Елизавета Петровна трепетной рукой набрала номер. Трубку взяла Надя. — Можно Веронику? Это ее вчерашняя приятельница звонит. В вздохе Нади послышалось явное разочарование. А Вероника щебетала с полной беспечностью. Ночь у них на Козихинском прошла отлично. Никто их не потревожил. И почему-то у них с Наденькой существует полная уверенность, что именно сегодня этот кошмар кончится. Должна же «неизвестная дама», которая привезла передачу из Рима, вспомнить о своих прямых обязанностях! — А когда неизвестной даме следует позвонить? — от напряжения Елизавета Петровна назвала себя в третьем лице. — Чем раньше, тем лучше. — Пока мы не собрали воедино содержимое белого конверта, но зато сейчас с тобой будет говорить муж, — выпалила она на одном дыхании. — Это еще зачем? Желтков дорвался до телефона и тут же с напором стал кричать, чтобы жена немедленно бросила опасную квартиру и возвращалась домой. Вероника кокетливо смеялась, говорила, что все будет хорошо, и называла мужа «Лизонька». Наконец появился Борис. Ему удалось найти диск. Все семейство выстроилось в коридоре и приветствовало его нетерпеливыми и радостными криками. Уж на что он был общительным человеком, но здесь явно смутился. Яна поспешно оттараторила: «Это мама, это Желтков, это Муся, остальных ты знаешь», — и прямо с порога начала излагать суть событий. Все сели в кружок и согласно кивали головами, глядя на Бориса с надеждой. Они вели себя с ним так, как будто знали его много лет. Более того, каждое его слово принималось как истина в последней инстанции. — Все это хорошо, но я бы не отдавал им просто так фотографии. Я считаю, что надо сделать копии. Фотографии надо отсканировать На всякий случай. — У меня нет сканера, — сказала Яна. — Давай слетаем на работу. — А что это за крайний случай? Не может быть никакого крайнего случая, — начал бубнить Желтков. — Я считаю, что фотографию Яночки совершенно не обязательно класть в конверт, — решительно заявила Елизавета Петровна. — Нет, мы должны отдать все так, как было послано. Они могут заподозрить неладное. Все согласно кивнули головами. Кто это загадочные «они», не знал никто, но ничего хорошего от них не ждали. — Конверт должен выглядеть так, словно мы его не вскрывали, — внесла свою лепту Елизавета Петровна. — Как же это можно сделать, если он надорван? — возразила Яна. — Давай другой конверт. — Но у меня вообще нет никаких конвертов. А если и есть, то только наши. — Не нервничайте так. На работе полно длинных импортных конвертов. — Надо точно такой же! — Матерь Божья, что же вы все так орете! — удивилась няня. — Дурдом на выезде, — уточнила Соня. — Не встревай, когда взрослые орут! — Не кричи на ребенка! — Давайте же, наконец, Верусе позвоним, — раненым голосом воскликнул Желтков, и все смолкли. Яна хорошо сыграла роль. Вначале она позвала к телефону Игоря, потом искренне погоревала, что он отсутствует, потом как бы невзначай, как о деле несущественном, упомянула про римский аэропорт и передачку от незнакомца. — Наконец-то! — воскликнула Надя. — Игорь не встретил вас по недоразумению! Мы так долго ждем вашего звонка! Почему вы не звонили? — Я потеряла ваш телефон, а потом нашла. — Игоря сейчас нет, но вы можете передать посылку мне. — Это не посылка. Это белый конверт с фотографиями. Давайте встретимся сегодня в четыре. — А позже нельзя? — вдруг обеспокоилась Надя. — Ну хотя бы в пять. — А зачем вам позже? Вы что — не успеете приехать? — Ну ладно, в четыре. Осталось обговорить место встречи, и тут опять начались странности. Яна предлагала памятники Пушкину, Маяковскому и Долгорукому, все это отвергалось Надей. — Нет, там слишком людно, — твердила она с неожиданным упорством. — Мы можем разминуться. Я могу вас не найти. Если вам не трудно, приходите, пожалуйста в… — Далее был назван переулок, о наличии которого Яна не подозревала. Яна не столько обозлилась, сколько удивилась. Если белый конверт для тебя жизненно важен, то ты поползешь за ним на коленях в любую точку Москвы. А тут, оказывается, вынь да положь пересечение Палашевского переулка с Сытинским. Что за блажь! — Я не знаю никакого Палашевского переулка. Не поеду я туда! Елизавета Петровна отчаянно замахала руками, а Желтков опять попытался завладеть трубкой. Его усмирили, а Надя тем временем одумалась. Ах, простите, извините, мы будем вас ждать с родственницей на Большой Бронной со стороны Пушкинской площади. Вы только немного вглубь улицы пройдите к Сытинскому переулку (дался ей этот Сытинский!). А то около Тверской очень людно, там толпы народа. — Я буду в косынке с маками и с белым конвертом в руке. Косынка была задумала не только, как опознавательный знак. Общее собрание постановило, что передавать конверт будет няня, как человек наиболее подходящий по возрасту. Ростом и статью Вера Игнатьевна вполне соответствовала «словесному портрету», с той лишь разницей, что Елизавета Петровна носила на голове искусственный каштановый цвет, а няня блюла честную седину. Волосы не красила, но городского шика не утратила. Обувь только поменять, и вполне может сойти за любительницу заграничных путешествий. Сканировать и копировать фотографии поехали Яна и Борис. На все про все ушло чуть более получаса. Семья замерла, как перед сраженьем. В половине четвертого все были готовы. Мелкое препирательство — кто едет, а кто остается, и вот уже в машине сидят Желтков, Борис и смущенная Вера Игнатьева. — Боюсь, — пискнула она нерешительно. — Да мы рядом будем в машине. Ваша задача — только отдать конверт. Вы можете даже рта не открывать. Забегая вперед, скажем, что няня точно выполнила указания, и не ее вина, что все полетело в тартарары. Как и было договорено, поехали вглубь по Большой Бронной и оставили няню вблизи Сытинского у подъезда старого доходного дома. Вера Игнатьевна застыла как монумент: женщина-мать с голубем-конвертом в руке — белой птицей, готовой умчаться к адресату. Стрелка неохотно сползла с цифры четыре. «Опаздывают, куры безмозглые», — прошептал взвинченный Желтков. Дальнейшее произошло очень быстро. На хорошей скорости со стороны Тверской на Большую Бронную выскочил черный джип и резко затормозил перед Верой Игнатьевной. Всем сидящим в Яниной машине не было видно, что произошло дальше, — открылась ли дверца джипа или только окно опустилось, чтобы дать свободу цепкой руке. Секунда, и джип понесся прочь, оставив сомлевшую от ужаса няню в том же положении монументальности, но уже без голубя. — Однако! — в бешенстве крикнула Яна и понеслась за черным джипом. Тот резко свернул в Сытинский переулок, оттуда налево — в Палашевский, о чем громко возвестил Борис, прочитав табличку. Очевидно, в джипе сразу обнаружили погоню, потому что принялись петлять по переулкам: Козихинский, Трехпрудный… — Яна, — взывал Борис, — зачем мы за ними гонимся? Что нам это даст? — К Садовой они пробиваются, — уточнил Желтков, и сразу вспомнился Высоцкий в роли Жеглова, и мокрая ночь, и фургон с бандитами, на котором было написано «Хлеб». Улица была пуста. Не снижая скорости, джип предпринял странный маневр. Только потом Яна сообразила, что просто на ходу открылась дверца. Она не видела стрелявшей руки, только услышала негромкий и очень домашний звук. Машина, ее верная подруга, вдруг пшикнула, резко свернула вбок и встала, припав на раненое колесо. Погоня кончилась. 18 Ну не врубалась семья в ситуацию, не могла поверить, что шествует по краю пропасти, на дне которой обитает не киношный бандитский мир, а реальный — злой и кровавый. Желтков, похоже, вообще ничего не понял. Прокололась шина, значит, надо ее сменить. Хорошо, что запаска на месте. Борис менял колесо, Яна ему помогала, а Желтков топтался рядом и на все лады повторял: «Где Вероника?» — Она, наверное, уже дома, — отмахивалась Яна. — Вы лучше мне посочувствуйте. Осталась я без няньки. Эти обормоты напугали ее до полусмерти. Борис отмалчивался. Он был реальным человеком, вся эта ситуация ему очень не нравилась. А если по-простому говорить, то он паниковал. Вернулись домой. Вероники там не было. Спустя малое время явилась тихая и испуганная Вера Игнатьевна. К ней бросились с расспросами. — Окошко было опущено. Спросил: «Елизавета Петровна?» Я даже кивнуть не успела. Он конверт выдернул и был таков. — Как он выглядел-то? — Не помню. Руки-то, посмотрите, — во… как у паралитика. До сих пор в себя прийти не могу. Рожа у него вроде в оспе. А может, и не в оспе, а просто бугристая. Медного цвета, аж блестит. Мордатый, словом. — Еще люди в машине были? — Да уж наверное кто-нибудь за рулем сидел, а прочих не видела. Он мне говорит: «Елизавета Петровна?» Я даже кивнуть не успела. И так по кругу. В течение всего безумного вечера бедная няня возвращалась к своему рассказу несчетное количество раз. Блажил Желтков, терла платком глаза Елизавета Петровна, Яна непрестанно звонила на квартиру к Игорю, за ней следом ходил Борис и что-то шептал в ухо, а няня отлавливала кого-нибудь из них за пуговицу и с тихой, безучастной интонацией повторяла свой рассказ. Когда это и Соне надоело, няня переключилась на Мусю. Собака сидела в углу с поджатым хвостом и затравленно озиралась. Дабы подбодрить Желткова, Елизавета Петровна высказала предположение, что Вероника поехала на Соколиную Гору. В этом не было никакой логики, но утопающий хватается за соломинку. Желтков ехать на дачу категорически отказался, но вспомнил телефон одного из соседствующих замков. Владетель замка, тоже, оказывается, человек, отнесся к просьбе сочувственно и послал на Г-образный участок охранника. Спустя полчаса поступило известие, что участок пуст, на двери хибары висит замок и хозяйки поблизости не обнаружено. — Я не понимаю, почему мы не можем поехать на квартиру к Игорю, — в десятый раз спросила Елизавета Петровна. — Адрес я знаю.