Когда кофе был разлит по чашкам и ароматом своим в полной мере пробудил в Антоне ностальгию по недавней «гражданской» жизни, он рассказал Тихонову историю своих взаимоотношений с Алексеем Исаковым. Слушая Антона, Александр Валентинович хмурился, кивал, при этом даже не притронулся к кофе. Когда Антон завершил рассказ, он взглянул на него и наконец заговорил: — И что ты обо всем об этом думаешь? — Есть подозрение, что Исаков в этом триллере не просто следователь. — Так, дальше. — Плукшина убили не случайные грабители. И Исаков, кстати, несколько раз настойчиво пытался выяснить у меня подробности нашего разговора с профессором. — Предположим, это еще ни о чем не говорит. Он следователь и обязан задавать вопросы. Хорошо, давай оставим твоего Исакова в покое ненадолго. Я хочу тебе рассказать, за что погиб Вилорик. Тихонов встал из-за стола и вышел из кухни. Дог послушно потрусил за ним, виляя хвостом. В ожидании их возвращения Антон отыскал пульт от телевизора и включил «Первый канал». В эфире шла программа новостей. Некто небритый, с очень злым лицом, ругался на американцев, приводя в качестве аргументов в пользу своей позиции отрывки из старого советского мультфильма. Антон переключился на другой канал, обнаружив там другого небритого человека, праздно критикующего правительство. В человеке Антон с трудом узнал члена правящей элиты времен Ельцина — Бориса Ефимовича Немцова. «Симпатичный человек… Раньше был», — подумал Антон, вслушиваясь в речь бывшего вицепремьера. В этот самый момент на кухню вернулся Александр Валентинович. В руках он держал сверток. — Да выключи ты эту ересь, — первым делом сказал он, отбирая у Антона пульт. — Вот, погляди-ка лучше, что у меня есть. Тихонов развернул сверток и положил на стол четыре металлические пластины. Антон взял одну в руки. Металл на ощупь оказался холодным как лед. Вся пластина была испещрена аккуратными узорами или буквами неизвестного алфавита. Антон вопросительно взглянул на Тихонова. — Вот и я не знаю, что это такое, — пожал плечами Александр Валентинович. — Но есть у меня подозрение, что Плукшина убили из-за этих самых пластинок. — Может, они из очень ценного металла? Платина, палладий… — предположил Антон, разглядывая таблички. — Чепуха. Дело в содержании нанесенных на них текстов. Профессор их расшифровал и отрывки передал мне через тебя. — Интересно… — Ага. Потом я побывал в Молочном переулке, дом 4, где отыскал эти самые таблички, — Тихонов рассказал о поездке на Остоженку и встрече с гастарбайтерами. — Дядя Саша, ей-богу, где-то я видел такую табличку. — Да ну? Давай вспоминай… Зазвонил лежащий на подоконнике телефон. Взяв трубку, Тихонов услышал незнакомый голос: — Александр Валентинович? — Я. — Моя фамилия Привольский. Я работаю в научной лаборатории, с которой последнее время сотрудничал профессор Вилорик Рудольфович Плукшин. Мне нужно срочно с вами увидеться. — С какой целью? Ваше имя… — Григорий Аркадьевич. Это касается и печальных событий, которые случились с профессором, и судьбы вашего друга — по-моему, его зовут Антон Ушаков, — да и вашей жизни тоже. — А у меня нет оснований беспокоиться за свою жизнь. Вам кто дал мой мобильный? — Александр Валентинович, не злитесь, пожалуйста. Мы были близко знакомы с Вилориком, а вы ведь с ним дружите. Дружили… Я вам не враг. Зато знаю, кто вам не желает добра и кто решил подставить Антона. Я знаю, что он ни в чем не виноват. — Эка невидаль. И я знаю, что он не виноват. Что еще вам есть такого мне сказать, ценного? — Понимаете, я не могу по телефону… — Не по телефону не получится. Погодите минутку… — прикрыв микрофон ладонью, Тихонов что-то проговорил, обращаясь к Антону. — Что? — прошептал тот в ответ. — Не понял… — Дай папиросочку, — уже громко сказал Александр Валентинович. — А… — Антон взял пачку сигарет и протянул дяде Саше. — Алло? — проговорил тот в зажатый между щекой и плечом телефон, щелкая зажигалкой. — Вы еще тут? Если у вас все, тогда до свидания. — Погодите, Александр Валентинович! За Антоном Ушаковым охотятся люди, близкие к человеку по фамилии Сосновский, директору одного крупного Центра. Предполагаю, что Плукшина убили именно они. — Ну так заявите в милицию… — Недостаточно улик. Зато много улик против Антона. — А что им нужно, людям этого вашего Сосновского? — Точно не знаю, но догадываюсь. Правда, об этом уже точно не буду говорить с вами по телефону, — твердо заявил Привольский. — Ну, хорошо, — согласился Тихонов. — Оставьте мне ваш номер. Я сам позвоню вам, когда будет время, — он повесил трубку. — Антон, наступают тревожные времена. Ты вляпался по самое не балуй… Короче, мы будем тебя прятать. Причем так, чтобы никто из твоих врагов и, я особенно это подчеркиваю, твоих друзей тебя не нашел. — А как же Леша Исаков? Этот, как его, Белобородов обещал ему вернуть задержанного через двое суток. То есть, получается, завтра утром… — Обломается пусть друг твой. Не верю я ментам… — Он мне помочь хотел вообще-то. У него будут проблемы, дядя Саша. — Меня это не волнует. Главное, чтобы Белобородов не раскололся. Потому что если он расколется, тогда точно амба. Всех собак спустят на тебя, а заодно, конечно, на меня. Постой-ка… Ты говорил, будто видел похожую табличку в квартире профессора. Вспомнил, где? — Вспомнил, — сказал Антон. — Ну? — В записной книжке Плукшина такая картинка есть. — В какой записной книжке? — Он дал мне записную книжку. Даже почитать разрешил. Из головы вылетело. — Поразительно! Ты ж через такое уже прошел… Когда только научишься системному подходу? — Тихонов внезапно помрачнел и испытующе посмотрел на Антона. — Что такое? — спокойно отозвался тот. — Книжку, как я понимаю, изъяли при обыске на квартире или в милиции? Антон молчал. — Так, — в голосе Александра Валентиновича зазвучали нотки обреченности. — Значит, я прав. Изъяли книжку. — Александр Валентинович, — Антон наконец заговорил. — При системном подходе, видимо, так бы и случилось. Но поскольку мы ему не обучены, я решил спрятать плукшинские записки в кофре мотоцикла, который стоит сейчас на аэродроме Мячково, в Раменском районе Московской области. Глава двенадцатая Гостиница «Мандарин Ориентал» в районе Брикел Ки, что в Майами, превратилась в излюбленный перевалочный пункт для крупных предпринимателей, политиков и их свит, нуворишей, независимо от подданства, расовой принадлежности и сферы деятельности. Случайных постояльцев сюда заносили обстоятельства, командировки за корпоративный счет либо стихийные бедствия. В отеле жаловали всех, относясь по-американски демократично и по-восточному гостеприимно к любому, — подкатывал ли гость к стеклянным дверям на скромном скрипучем «мустанге», или в салоне «С-класса», за рулем «Астон Мартина», или же в обычном муниципальном такси. Облаченные в униформу дормены в трогательных малиновых шапочках помогали с багажом, услужливо осведомляясь, хорошо ли новые постояльцы добрались до «самой лучшей гостиницы» во Флориде и, что подчеркнуто говорило в пользу высокой репутации места, не теряли к ним интерес вплоть до минуты их отъезда. В начале каждого лета гостиница принимала большие группы участников корпоративных семинаров по вопросам продаж, управления персоналом, финансовой отчетности, влиянию на рынки «новых медиа» и так далее, и тому подобное. Менеджеры крупнейших мировых брендов по большей части прохлаждались, променяв на глоток мартини скучный процесс впитывания новых тайн профессии. Они резервировали все тенистые беседки, «кабаны», не оставляя простым постояльцам шанса с комфортом провести день на рукотворном пляже отеля. А еще вели подчеркнуто серьезные беседы у бассейна о грядущей рецессии, легкомысленно сплетничали, дежурно шутили и смеялись громче, чем следовало, всем своим видом демонстрируя окружающим, что дела у них идут лучше некуда. Когда на Флориду опускались сумерки, счастливчиков, успевших заказать столик, ждал гастрономический ужин в ресторане «Азул», прослывшем вопреки тривиальной кухне чуть ли не лучшим рестораном Майами. Своей громкой славой он был обязан грамотной светской рекламе и стараниям девушки-сомелье, тщательно отобравшей в карту вин две сотни тончайших напитков со всего света. Такой коллекцией не могло похвастаться ни одно заведение города и окрестностей. Душным и влажным июньским вечером в кондиционированном зале ресторана «Азул» ужинал средних лет постоялец в элегантном клубном пиджаке темно-синего цвета с блестящими пуговицами и светлых брюках. Его грузное телосложение не отталкивало. Скорее наоборот — в этой внушительной фигуре, в этом пухлом лице и явно наметившемся третьем подбородке было нечто основательное. Держался мужчина уверенно и слегка иронично. Официант, сам на вид заметно старше своего клиента, обратил внимание на его вызывающе дорогие часы и ярко-красный галстук, который абсолютно не сочетался ни с остальным гардеробом гостя ресторана, ни со стилем заведения. Официант сразу предположил, что человек этот работает в правительственном учреждении в Вашингтоне, а по политическим взглядам, скорее всего, должен тяготеть к республиканцам. Он не ошибся. В тот вечер отужинать в «Азуле» решил Джордж Стайкер, шеф одного из самых засекреченных подразделений Центрального разведывательного управления Соединенных Штатов Америки — Отдела технических систем, занятого фундаментальными и прикладными разработками в несовместимых сферах (от связи и передачи информации до раскрытия тайн истории, от искусственного интеллекта до систематизации сообщений о неопознанных объектах и прочих аномальных явлениях). Впрочем, о том, что отдел позволяет себе заниматься «несерьезными» темами, ЦРУ особо не распространялось. Там справедливо опасались конгрессменов-материалистов, точнее, сокращения финансирования. Подозвав официанта, мистер Стайкер ткнул пальцем в винную карту. Официант наклонился над столом, близоруко вглядываясь в указанную клиентом строчку: — Вы позволите? — он принял из рук Стайкера меню. — Так… номер триста сорок пять… Хороший выбор, сэр… — Удивительно, что вы вина запоминаете по номерам, — заметил Стайкер. — Мне казалось, за моим выбором сразу последует лекция о моих талантах заказывать самое лучшее вино в ресторане.