Часть 16 из 43 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Что вы! — расплылся в улыбке официант. — Я здесь не для того, чтобы вы тратили время, выслушивая дежурные фразы вежливости. Уверен, вы прекрасно знаете, что заказываете.
— Браво, приятель, вы только что произнесли дежурную фразу вежливости. О’кей, неважно. Признаюсь, я понятия не имею, что за вино заказал. И вообще, если бы не жена, а она у меня родом из самой Тосканы, я бы предпочел стакан «Хайленд Парк» и полфунта льда.
Официант чуть поклонился, что для здешних мест было верхом учтивости, и поспешно переключил внимание на соседний стол.
Джордж Стайкер вздохнул, видимо, вспомнив уровень искренности сервиса и беззаветную любовь итальянских рестораторов к своей кухне и своему вину. Да… Стайкер мысленно прикинул, как долго он не был в отпуске. Получалось пять лет. Целых пять лет прошло с тех пор, как они с Лючией ездили во Флоренцию, останавливались в отеле «Монтебелло Сплендид», путешествовали по Тоскане и дегустировали вино в замках Банфи, Дель Неро и Ди Велона. Вина он в то время напился на несколько лет вперед. Стайкер по натуре своей был скорее «височник», чем «винник». Но в самые трудные моменты его нелегкой службы предпочитал «отвернуть голову» холодной бутылке «столи».
Что бы кто ни болтал на праздных застольях, а русская водка — лучший друг настоящего разведчика. Если пить правильно, закусывая, она расслабляет, но не развязывает язык, позволяет контролировать себя, если желаешь, и полностью отпустить вожжи, если душе угодно и ничего тебе в данный момент не угрожает.
Русская водка… Россия… Советский Союз… Стайкер вспомнил, как в канун Рождества, 24 декабря 1980 года (он тогда служил в Москве), в квартире на Кутузовском проспекте, которую он делил с коллегой из посольства, отключили отопление. А в ту зиму морозы стояли, как в 1941 году. При этих воспоминаниях старый ЦРУшник даже поежился. Впрочем, дело, скорее всего, в мощном ресторанном кондиционере.
Стайкер встал из-за стола и вышел на улицу: покурить, погреться да полюбоваться видом на залив. Курить строго воспрещалось не только в здании гостиницы, но даже снаружи, на всех территориях «Мандарина». Однако никто не решился сделать замечание такому солидному джентльмену.
Все еще думая о своей работе в Москве, Джордж Стайкер улыбнулся, вспомнив, как они с приятелем решили, что отключение батарей — провокация КГБ. И только наутро стало ясно, что в половине московских квартир замерзло шампанское, припасенное русскими к новогоднему столу.
Он вернулся из России в 1986 году, уже после прихода к власти Горби. Но с тех пор эта страна не давала ему покоя, подкидывая новые дела. Сегодня совершенно неожиданно, общаясь по обычному интернет-телефону со своим офисом на рутинные темы, Стайкер получил любопытную информацию. Он повел себя так, будто не знал, как реагировать: отнестись ли к ней ответственно, как того требовал долг службы, или же забыть с легкой душой и расслабиться.
Источник информации находился в близкой его сердцу Италии. Он указывал на якобы сенсационную находку, которая может быть интересна ведомству Стайкера. Итальянский ученый, принимавший участие в экспедиции в Сибирь, разговорился и поведал осведомителю ЦРУ о разгадке тайны катастрофы столетней давности. Вроде он нашел артефакт, содержащий набор символов, объединенных одним стилем и, скорее всего, логикой. Русские тут же находку прибрали к рукам (с какой это стати?), заплатили ему кучу денег за молчание, а еще, по словам итальянца, пригрозили ликвидировать вместе с семьей, родственниками и друзьями, если тот заговорит. Итальянец русских боялся, но еще больше он им не верил, полагая, что носитель такого секрета уже не может чувствовать себя в безопасности, несмотря ни на какие обещания. Поэтому он решил раскрыть тайну американцам в надежде, что так для него лучше.
Короче, информация, полученная Стайкером на отдыхе, была абсолютно бредовой, но проверить ее он был вправе, ведь в разведке время и деньги тратят без конкретного прицела на результат.
Вернувшись к столу, Стайкер обнаружил на нем бутылку красного вина. Вот-вот должна была подойти Лючия. Он попросил официанта открыть бутылку. Жена придет, и ей будет приятно, что Джордж заранее позаботился о том, чтобы вино подышало.
Во время ужина, рассеянно слушая, как Лючия почти слово в слово пересказывает ему недавний телефонный разговор с их дочерью, ныне студенткой Калифорнийского университета, Стайкер все-таки решил не давать ходу полученной информации, а подождать развития событий. Ведь пока что ему абсолютно не о чем докладывать наверх. Ну, нашли что-то итальяшки в Сибири, ну, отобрали у них находку русские… Этот факт, кстати, был единственной причиной колебания руководителя Отдела технических систем. Если русских так заинтересовала находка ученых из Италии, он имел полное право инициировать проверку. В принципе, работа обычная. Его отдел еще и не на такие сообщения обращает внимание. Одних только докладов о появлении снежных людей обрабатывается в день не меньше дюжины.
И все же Стайкер решил подождать. В глубине души он сомневался, признаваясь себе, что главная причина такого решения — отпуск. Лючия так долго ждала этого дня… Завтра они сядут в самолет и полетят в Милан. А оттуда поедут на машине в принадлежащий его старому приятелю маленький отель, скрывающийся от посторонних глаз на берегу Лигурийского моря.
Стайкер вспомнил, как в прошлый раз они заехали высоко в горы, где отобедали в крохотном кафе на два столика, что располагалось при въезде в типичную итальянскую деревеньку.
Стайкер Италию любил. Итальянскую же еду он просто боготворил. Вот и сейчас, пробуя изысканную «рыбу-меч в йогурте», он вспоминал простую итальянскую деревенскую колбаску с душистым лигурийским хлебом. Джордж Стайкер осознал наконец-то, что он в отпуске.
Официант вернулся, неся на своем лице серьезное и даже слегка озабоченное выражение.
— Мистер Стайкер? — поинтересовался он.
Стайкер вопросительно взглянул на официанта.
— Для вас срочное сообщение на ресепшн. Простите, что побеспокоил вас, — официант чуть заметно кивнул миссис Стайкер: — Мэм…
Джордж Стайкер возвратился за столик, распечатал конверт, тут же прочел письмо и так громко, от души выругался, что несколько посетителей заведения с удивлением обернулись. Они не ожидали такого от самого солидного гостя ресторана.
— Все, Лючия, мой отпуск закончен. До свидания, итальянские булочки.
— Господи, — супруга разведчика уронила на пол нож. На ее глазах выступили слезы. — Ну разве там не могут обойтись без тебя?
— Не могут, милая, не могут, — вздохнул Стайкер. — Это одно дело, связанное с моей работой в России.
— Fucking Russians, — тихо прошептала Лючия и залпом опустошила бокал.
Джордж Стайкер покривил душой. В его власти было отложить на потом изучение поступившей из Италии информации или вовсе ее проигнорировать. Он уже принял такое решение. Но письмо, полученное только что, начисто отбило охоту отдыхать.
Подтверждение серьезности находки пришло из Москвы от нового информатора ЦРУ, работающего в закрытом научном учреждении, одном из тех, что там раньше называли «P.O. Box» — «почтовый ящик», а чаще всего просто «ящик». Он сообщал, что в Сибири, на месте Тунгусской катастрофы, найден осколок метеорита, который на поверку оказался зашифрованным посланием из космоса. Источник утверждал даже, что найденные предметы могут иметь не только археологическую, но и вполне прикладную ценность, так как, по его мнению, несут на себе информацию о неизвестных технологиях, способных дать обладателю серьезные преимущества. Мотив этого человека угадывать не требовалось: он предлагал продать находку ЦРУ, правда, цену пока не назвал.
Но даже такое подтверждение необычности сибирской находки не поколебало бы желание Стайкера отдохнуть. Однако дело в том, что лично для него новости из России значили нечто большее, чем очередной доклад зарубежной резидентуры.
Это был перст судьбы.
Стайкер еще накануне даже не мечтал о том, что ему в конце карьеры улыбнется такая удача, ведь он был одним из немногих посвященных в результаты исследований очередной русской экспедиции, отправившейся на место падения Тунгусского метеорита в 1939 году.
Для Джорджа Стайкера эта история началась с потрепанной школьной тетради, обретенной им в Берлине, куда его впервые командировали в августе 1961 года.
Глава тринадцатая
В тот вечер Джордж малодушно позволил себе расслабиться, допоздна засидевшись с земляком и однокашником в пивнушке между Курфюрстендамм и берлинским зоопарком. Они не виделись года полтора, а в двадцать лет полтора года — очень большой срок. Влив в себя не меньше трех литров пива, совсем еще желторотый лейтенант Джордж Стайкер вдруг стал не в меру самоуверен. Он испытывал вдохновляющее чувство гордости за себя — ведь он теперь не просто офисный клерк, а настоящий агент, отправленный «в поле», к Советам под бок! Эйфория помешала ему проявить благоразумие, когда товарищ, которого звали Бад Хайд, выступил с предложением «поджечь» пиво русской водкой.
Он так и сказал Джорджу:
— Давай, старик, подожжем это немецкое пиво русской водкой и выпьем за победу над нацистами!
— Ок! — согласился Джордж. — Спалим его, как «тигр»!
Бад тут же отдал распоряжение официанту:
— Эй, парень, принеси-ка сюда два «коктейля Молотова»!
В тот вечер оба напились в хлам. Они еще не знали, что это был последний вечер их рутинной службы. В жизни наступало новое время: серьезное, неулыбчивое, взрослое.
Утро нового дня, 28 октября 1961 года, было одним из самых непростых в истории послевоенной Европы. Берлин вновь превратился в огромный живой стол, на котором большие люди разыгрывали опасную партию в политический покер.
Именно в этот день американцы решили срыть пограничные заграждения, впоследствии выросшие в мрачное сооружение — «Берлинскую стену». Отправили туда несколько бульдозеров в сопровождении полдюжины армейских джипов и десятка танков. В какую «светлую» голову пришла эта идея — сказать трудно. Сомнительно, что американское командование надеялось на сдержанность советских военных. Скорее всего, противостояние вокруг статуса города всем порядком надоело, пора уже было определяться и возвращать Берлин к более-менее нормальной жизни — со стеной или без нее.
Для Джорджа Стайкера это октябрьское утро началось с чудовищных физических страданий. Ну разве недостаточно того, что его то и дело рвало, а голова раскалывалась, словно в нее забивали крупнокалиберные пули? Оказалось — нет, и именно Стайкера, а не провокатора Хайда прикомандировали к головной танковой колонне в качестве наблюдателя от ЦРУ.
Он проклинал пиво, водку, шнапс, своего друга, Берлин, Германию, Хрущева — все и всех на свете. Несчастный, он тогда еще не постиг искусства опохмела и до дна испил всю чашу последствий неумеренного пития. Джордж слышал, будто в таких случаях прекрасно помогает пиво, но до вожделенной кружки он мог добраться не раньше вечера.
Не получилось и вечером. Лишь только колонна проследовала через контрольно-пропускной пункт близ Бранденбургских ворот, со стороны ближайших улиц выехали советские танки и навели орудия на бывших союзников по антигитлеровской коалиции. Так и стояли они друг против друга до следующего утра, пока наконец не разъехались по своим казармам.
Лишь только организм Стайкера начал брать верх над последствиями бурных возлияний, он припомнил рассказы отца — участника самой первой встречи русских и американцев, что произошла 25 апреля 1945 года близ Торгау. Стайкеру-старшему посчастливилось служить под началом лейтенанта Уильяма Робертсона, первым пожавшего руку русскому офицеру на переправе через Эльбу.
«Yanks Meet Reds», или «Янки встречают красных», — такой заголовок передовицы украшал тогда обложку влиятельного нью-йоркского еженедельника. Да что говорить: все без исключения газеты взахлеб описывали это небывалое, фантастическое событие.
В Европе хозяйничала весна, расцветала сирень, война вот-вот должна была закончиться… Отец Джорджа ежевечерне вспоминал ночные попойки с русскими, бесконечные заздравные в честь президента Рузвельта и маршала Сталина… Сыну его, выходит, повезло меньше: пришлось смотреть в жерла башенных пушек теперь уже бывших друзей.
Американцам казалось, будто русскими танками управляют зомби: за все время зловещего противостояния ни один советский танкист не покинул свою боевую машину. Так что за всю ночь Стайкеру не довелось увидеть ни одного русского солдата.
Район между Бранденбургскими воротами и Рейхстагом Стайкеру не понравился с самого начала. И через полтора десятка лет после окончания войны камни этих сооружений вызывали необычайную, смертельную тоску. Еще бы: на этих улицах полегло столько народу, что, случись чудо и все эти несчастные, погибшие в последние дни, часы, минуты битвы за столицу рейха, вдруг восстали бы, — на всей территории от Тиргартена до Фридрихштрассе яблоку негде было бы упасть. Теперь же, когда русские и американцы ловили друг друга в прицел, Стайкер понял: место это и впрямь проклятое. Ему хотелось скорейшего завершения кошмара… и пива.
Днем, по дороге на свою квартиру, Стайкер все-таки заглянул в пивную. Он сел за столик у окна с видом на Шпрее, заказал сразу две кружки берлинского светлого и хлебцы с солью, по ходу отметив нездешнюю красоту официантки.
У стойки некто в русской полевой форме, но без знаков различия, шептался с барменом. Последний отвечал резко, и чем дольше они общались, тем раздражительнее он становился. Очевидно, «русский» был навеселе. Наконец Джордж услышал немецкое слово «шайсе», сорвавшееся с его уст. После этого «русский» круто развернулся, задев ногой барный стул, отчего тот с грохотом повалился на пол. Направившись к выходу, он вдруг задержался, окинул взглядом пивную и, решительно изменив маршрут, двинулся к столику Стайкера.
Джордж посмотрел по сторонам, увидел, что в заведении он не один — за столиком напротив расположилось двое молодых офицеров Советской армии, скорее всего, сотрудники советской миссии в западной части Берлина. Стайкеру не нужна была компания. Он ожидал пиво, предвкушал радость встречи с напитком и не горел желанием общаться с первым встречным.
Незнакомец, однако, подошел к его столу и на отличном английском попросил угостить пивом. От незнакомца как-то уж очень дурно пахло. Стай-кер покачал головой и демонстративно отвернулся к стойке бара, где хлопотала понравившаяся ему официантка.
— Смотри-ка, — незнакомец проследил за взглядом Стайкера и оценивающе оглядел девушку. — Я-то думал, все такие уже давно перевелись в Берлине. Ошибался. Достанется грязному русскому или янки со жвачкой во рту… Не угостишь пивом? Приехал в Берлин на все готовенькое, на крови русских и немецких парней, а теперь командуешь тут, да еще пива не наливаешь! А не пошел бы ты тогда ко всем чертям, жадный и противный янки…
Стайкер вскинул брови, но жалкий вид пьянчужки охладил вспыхнувшую ярость. Между тем незнакомец бесцеремонно уселся напротив русских офицеров, и Стайкер облегченно вздохнул.
Официантка принесла пиво, он улыбнулся ей, и она в ответ одарила его самой прелестной улыбкой в мире. И все было бы хорошо, но поскольку Стайкер не мог заткнуть уши, ему пришлось стать невольным свидетелем беседы за соседним столиком.
— Русские, не бойтесь. Я не кусаюсь. Karasho! Katyuscha!
Советские офицеры рассмеялись. Тот, что помоложе, парировал, продемонстрировав неплохое знание немецкого:
— Мы полмира освободили от фашистов. И вас, немцев, тоже освободили. Попробуй, укуси нас.
Его приятель кивнул в знак одобрения.
— Раньше меня многие боялись, — незнакомец криво улыбнулся. — Я был в СС не последний человек.
Стайкер насторожился. Русский, тот, что хранил молчание, сделал попытку встать из-за стола.
— Погоди, Андрей.
— Надо сдать его в комендатуру, Вилорик.
— Успеется, погоди.
— Послушай своего товарища, приятель, — засмеялся незнакомец. — Кто не служил в СС? Вы думаете, этот бюргер не сотрудничал с гестапо?! — последнюю фразу мужчина произнес громко, достаточно громко, чтобы ее услышали в подсобном помещении пивной. — Все бармены были осведомителями! Кому, как не мне, это знать. Такое было время… Вы молодые парни, еще ни черта не понимаете, а я свое пожил. Сегодня мне не наливают в долг, а раньше бывало… Вы-то хоть угостите меня пивом?
— С какой стати? — поинтересовался русский.