— Да потому, что ничего не происходит просто так, независимо от специфики этапа развития общества! Потому что природа человека со времен, когда на Красной площади люди четвертовали себе подобных, не изменилась. При этом все равно какая-то Величайшая Сила с абсолютно нездоровым упрямством дает нам в руки возможности, которые уже можно, с определенными оговорками, сравнить с возможностями самого Господа Бога! И значит, должна быть другая сила, которая тормозит распространение знаний, потому что человек до сей поры любое гражданское изобретение превращал в оружие уничтожения! Это, Антон, апофеоз борьбы добра и зла. То, что мы наблюдаем сегодня, требует именно философского, исторического, обществоведческого, гуманитарного осмысления, а не технократического подхода! Без религии тут никуда. А между тем некоторые божественные чудеса, описанные в священных книгах, благодаря прогрессу скоро станут доступны любому неграмотному мальчишке. К чему это приведет? К кризису нравственности. Довольно науке шествовать по пути прогресса без Бога. Спасение человеческого общества — улица с двусторонним движением. Иначе природу потомков Адама и Евы не удастся изменить, — переводя дух, Плукшин взял в руки лист бумаги и ручку и начал что-то быстро чертить. — Вот, поглядите. Это римский легионер, стоящий на посту у места казни на кресте. Распятие — изобретение просвещенной империи, которому больше двух тысяч лет. Человека подвешивали за руки, снизу крепили доску, чтобы он мог некоторое время бороться за жизнь… Когда силы покидали приговоренного к казни, он расслаблял ноги, и через какое-то время, не имея возможности поддерживать тело, умирал от удушья. Такое изобретение не требовало знаний анатомии. Достаточно было практики. Когда легионы Веспасиана, которыми командовал Тит, взяли Иерусалим, в городе и в окрестностях вскоре закончился весь материал, пригодный для изготовления орудий распятия, а на площадях не было места для воздвижения новых крестов… Вели себя воины «отвязно», купаясь в крови и страданиях населения покоренного города. — Хуже фашистов, — заметил Антон. — Ну, никто в Риме не ставил задач уничтожить конкретную нацию, в отличие от идеологов рейха. Но, будь у римлян в арсенале оружие более массового поражения, чем, например, виселицы или арены, где убивали тысячами, не исключено, что история «обогатилась» бы подробностями более зловещими и на совести очередного Кесаря лежал бы собственный Бабий Яр. — Не совсем понятно только, к чему этот рисунок, — заметил Антон. Плукшин быстро пририсовал рядом с римлянином, изображенным довольно искусно, некое подобие настольного компьютера. — Смотрите: с одной стороны, мы видим жуткую казнь, а с другой — компьютер, где на рабочем столе «лежит» все, что требуется: электронная почта, Skype, любимые социальные сайты этого самого римлянина, к примеру, «Ассоциация ветеранов 7-го Железного легиона Тиберия Александра в интернете»… Для превращения древнего витязя со средним интеллектом в продвинутого пользователя всеми данными услугами потребовалось бы максимум три месяца! И, я вас уверяю, за эти месяцы наш с вами римлянин не потеряет навыки владения мечом и копьем, а вид крови и дальше будет его только раззадоривать. Он с любопытством посмотрит шоу «Танцы на льду», но с не меньшим интересом посетит четвертование, колесование, сожжение на костре. Самое страшное, то же можно сказать о большинстве живущих на земле в наши дни людях. Технологии не изменили человеческую натуру. Театр, высокое искусство, музыка были призваны сделать нас добрее, но тут откуда ни возьмись появляется «эм-ти-ви», Голливуд прекращает снимать добрые «Завтраки у Тиффани». На смену этим фильмам приходят картины, пробуждающие страх, ненависть, жалость к себе, зависть и чувство безысходности… Идет война. Война не на жизнь, а на смерть. Понимаете? — Не очень, — ответил Антон честно. — Все просто. Идет война за человеческие души. Кто против кого воюет? Кто стоит за силами добра и зла? Каждый додумает это в зависимости от уровня интеллектуального развития и религиозности. Инструменты войны самые разные. Глобализация — хорошо это или плохо? Единые стандарты, мода… Мобильные телефоны… У вас какой телефон, Антон? — iPhone… — Господи, я так и думал. И вы туда же? Он вам нравится? — Не очень, честно говоря. Это не телефон, а образ жизни. Все время требует внимания, дополнительных «примочек», скрепку надо с собой таскать. — Ну а скрепку-то зачем? Впрочем, мне это неинтересно… Вы не первый, кто критикует эту штуку, а все равно купили ее. Посмотрите, друг мой, как лихо государства и даже отдельные компании научились манипулировать нашими поступками. Остерегайтесь! Придет время, и на эти ваши гаджеты поступят команды… Антон усмехнулся. — Вилорик Рудольфович, извините, но так недалеко и до мракобесия. Не находите? Вы же мне пять минут назад говорили, что истина далеко не так романтична. Многие явления не стоит объяснять с точки зрения теории повсеместных заговоров. Этот телефон — плод блестящей маркетинговой стратегии, просто удачи, наконец. — А двадцать пятый кадр? Это явление существует. И не надо столь легкомысленно относиться к всеобщей технологической зависимости человечества. Попробуйте отключить на два дня… Да что там — на один день все «соты» в мире. Оставьте человечество на двадцать четыре часа без мобильной связи. И в воздухе повеет концом света. — Это верно, — вздохнул Антон. — Слава Богу… Мы живем в царстве формы, а не содержания, в мире слов, но не дел. Политики улыбаются друг другу, совместно выпивают или ловят рыбу, а на деле даже и не пытаются отодвинуть день Страшного суда. Бог отнял у людей разум… Нет у меня уверенности, что мы заслуживаем спасения. Кипр и Турция не могут договориться. Курды с турками, русские с грузинами, грузины с абхазами, осетины с ингушами, испанцы с басками, даже в Бельгии зреет конфликт! Да они просто сошли с ума, эти наши чертовы политики! В масштабах Вселенной эти страны с их вечными конфликтами вообще ничего не значат, две частички пыли астероида… Да… — Плукшин задумался. — Америка и Россия… Европа и Азия, Палестина и Израиль. О чем речь? Все страны и каждый человек в отдельности разрушают Землю и себя. Что дальше-то? — И что дальше? — автоматически спросил Антон. — Новая технологическая революция — это тест, испытание человечества, пройдя которое оно сможет выйти на новый виток своего развития, победить страшные неизлечимые болезни, научиться производить энергию, не убивая мать-природу, открыть иные миры наконец… Но мы не готовы к ней. Мы обратим ее против самих себя и погибнем в страшной катастрофе. — Выхода нет, получается? — Безвыходных ситуаций не существует. Слава Богу, и люди есть понимающие… — Плукшин внезапно остановился, облокотился на стол, подперев подбородок руками, и спросил Антона, пристально глядя ему в глаза: — Вам не приходило в голову, что за нашим с вами знакомством скрываются некие намерения каких-то людей? — Да ну что вы, Вилорик… — Хотя да, конечно, нас ведь познакомил Тихонов. Кстати, зовите меня доктором или профессором, если вам будет угодно, договорились? Антон кивнул. — Славно. Валяйте теперь, рассказывайте, что общего у вас с ученой братией. Вы что, хотите построить производство, основанное на нанотехнологиях? — Ничего я не хочу, — Антон не очень любил, когда разговор приобретал форму допроса. — Мне интересно общаться с этими людьми, с такими людьми, как вы. Потому что ваши мысли вне материального поля. Потому что надоело разговаривать только о покупках, сделках, поездках, ипотеках, кредитах, похудании. К несчастью, мы не живем вечно… Тогда зачем загонять себя в рамки, если мир значительно больше нашего нового быта. Существует наука история, загадки, тайны, открытия, философия, с помощью которой даже будущее можно предсказывать… — Браво, молодой человек! — Плукшин с жаром зааплодировал. — Я в восхищении от вашей юношеской наивности. Как умудрились вы пронести ее по жизни аж до сорока лет? Только прошу вас, перестаньте выражаться штампами. Это звучит неубедительно. Антон, вы выбрали не то время и не то место для вашего романтизма. Наверняка были жизненные обстоятельства, пробудившие в вас интерес к истории и другой нематериальной чепухе… Будьте откровенны со мной. К вашему сведению, я никогда не общаюсь с посторонними людьми, не езжу у них в автомобилях и не пью с ними чай у себя в квартире, потому что у меня очень много работы. Но в этот раз меня настойчиво попросил уделить вам время мой лучший друг, причем именно сегодня, и я не смог отказать. Можете не верить, но… — Но я вам отчего-то верю. — Антон, еще раз хорошенько запомните, зарубите себе на носу: для исследователя, тем более начинающего, впечатлительность и стремление брать все на веру — пагубные качества. Они указывают ложный след, а иногда даже сводят в могилу, — профессор Плукшин вздрогнул, словно внезапно пробудился от крепкого сна, насторожился, весь подобрался, в расширенных зрачках его отразились окно и улица. — Наша «дэу», — проговорил он, кивая в сторону окна. Антон выглянул в окно и ничего подозрительного не обнаружил. Он вопросительно посмотрел на Плукшина. — Машина, что нас преследовала, только что проехала мимо, — пояснил тот. — Медленно так… Так вы говорите, не за вами следят? Антон покачал головой. — Демонстративно следят, — хмурясь, произнес Плукшин. — Что-то случилось? — Пока ничего. Послушайте, Антон, раз уж вы у меня… Не в службу, а в дружбу, передадите кое-что Тихонову? — Конечно. Плукшин сунул руку во внутренний карман пиджака, извлек оттуда небольшой, бежевого цвета конвертик и положил его на стол перед Антоном. — Передайте при случае… — помолчав с минуту, Вилорик Рудольфович добавил: — Знаете, лучше доставить ему этот конверт как можно скорей. Я уже не успею… Мне в командировку завтра с утра улетать. Лекция в Самаре. Представляете? На кафедре самого доктора Анисимкина… Да, если будете звонить Тихонову, постарайтесь не говорить по телефону, что у вас для него послание от меня. И еще один важный момент, Антон… — Плукшин замялся. Наконец покачал головой и исчез в гостиной, откуда вернулся с блокнотом в черном кожаном переплете. — Антон, у меня еще к вам одно поручение. Уж простите за такую терминологию армейскую, но вы же сами хотели чего-то необычного. В общем, возьмите вот эту тетрадь. Можете почитать даже. Хотя боюсь, в моих краказямбах вы не разберетесь. Я заберу при случае, ладно? У вас есть визитка? Антон кивнул и протянул профессору визитную карточку. — Ушаков Антон Евгеньевич, «Ушаков и Партнеры», — прочел Плукшин. — Отлично. Антон кивнул, взял книжку в руки, открыл ее на первой попавшейся странице, затем захлопнул и убрал в карман куртки. Плукшин отворил дверь, пропуская Антона, потом помедлил секунду и сказал: — Мой вам совет, молодой человек. Забудьте про скрытое где-то глубоко под землей, высоко в горах или в воспаленном воображении неудачников от науки. Я бы на вашем месте черпал вдохновение и новые знания в вечных книгах. Почитайте Библию… — Ну, Библию-то я читал… — Антон, вы приличный молодой человек, симпатичный, честный. Прошу вас: никогда не говорите глупостей. Вы мне сейчас хотите сказать, что прочли все книги Библии, все двадцать семь? Правда, некоторые считают Первую и Вторую книги Самуила одной книгой… Нет, хватит, а то, если начну про все рассказывать, задержу еще на час. Почитайте Библию и, уверяю, вы найдете в ней массу знаний и даже пророчеств. Хотя расшифровать пророчества Библии никому не под силу, кроме святых, ибо никогда и ни одно истинное пророчество не было произнесено по воле человеческой. Ну, хорошо, простите старика за лекцию. Идите, идите же… Лифт медлил с прибытием на профессорский этаж, и Антон, считая ступеньки, побрел вниз по лестнице. Преодолев несколько пролетов, он уже собирался выйти из подъезда, как до слуха его донеслись обрывки фраз. Наверху разговаривали двое: голос одного абсолютно точно принадлежал Плукшину. Разговор шел явно на повышенных тонах, и собеседник профессора, если, конечно, это был профессор, все больше раздражался. Решив из любопытства подождать развития событий, Антон стал подниматься по лестнице, стараясь не производить шума. Оказавшись на втором этаже, он прислушался, и в эту минуту сверху раздался выстрел, крики, после чего было слышно, как захлопнулась дверь, и все стихло. Антон хотел достать телефон и позвонить профессору или в милицию, но телефона в карманах не оказалось… «Неужели забыл у Плукшина?» — пронеслось в голове. Соображая, как действовать дальше, Антон провел на лестничной площадке еще некоторое время. Наконец он услышал звук открываемой двери. Наверху послышался шум удаляющихся шагов. Странно, но гости Плукшина поднимались вверх по лестнице. Убедившись, что остался в подъезде один, Антон вернулся в квартиру Вилорика Рудольфовича. Дверь была приоткрыта. Он толкнул ее и увидел на полке в прихожей свой телефон, а на полу — профессора, лежащего в луже крови. Антон медленно подошел к нему и наклонился: — Вилорик Рудольфович, — позвал он, стараясь говорить негромко. — Вилорик Рудольфович. Вы меня слышите? Что с вами? Я вызову «скорую»! Слабеющей рукой Плукшин дотронулся до Антона, после чего поднес указательный палец к губам. — Тс-с… постой, — прошептал он. — Скажи Саше… Молочный, 4, место — 2, под плитой… Запомни. Больше никому ни слова… Иначе ты погиб. А записку-то я все-таки сжег. И правильно сделал. — Записку? Сожгли? — переспросил Антон и тут же понял, что профессор бредит. — Вилорик Рудольфович, профессор, не говорите ничего, я сейчас позвоню в больницу… Хотя погодите, вы знаете, кто вас так? Плукшин мертвой хваткой удержал за запястье устремившегося к телефону Антона. Казалось, умирающий собрал в кулак все оставшиеся жизненные силы. — Не важно, сынок, — прошептал он так тихо, что Антону пришлось буквально угадывать смысл сказанного. — Бог рассу… рассудит. Внизу громыхнула массивная подъездная дверь, и на лестнице послышалась тяжелая уверенная поступь. Антон схватил телефон, обернулся на переставшего подавать признаки жизни профессора и во весь опор побежал вверх по лестнице, перескакивая через две, а кое-где и через три ступеньки. Оказавшись на последнем этаже, он затаился в ожидании. Между тем шаги на лестнице становились все ближе. Наконец стало тихо. Неизвестные вошли в квартиру Плукшина. Осмотревшись, Антон обратил внимание, что люк на чердак приоткрыт — сюда, по-видимому, ушли убийцы профессора. О происшествии следовало немедленно сообщить в милицию. А вдруг те самые люди, что были сейчас внизу, как раз оттуда? «Может, спуститься, все им рассказать?» — размышлял Антон в ожидании. И дождался. Он услышал, как некто, по голосу очень суровый и строгий, принялся раздавать команды. Антон уловил только, что кто-то получил приказ обследовать верхние этажи и выход на крышу. Повинуясь скорее инстинкту, чем здравому размышлению, Антон поднялся по лестнице, приоткрыл люк, подтянулся, и в одно мгновение оказался на крыше. Он не успел поддержать люк, и тот закрылся с оглушительным, страшным и сулящим перспективу погони грохотом. Пригнувшись, озираясь по сторонам и даже принюхиваясь, словно затравленный охотниками матерый, Антон побежал по крыше прочь от злополучного люка. Боковым зрением он увидел, что крышка открывается. Показалась чья-то голова, а потом уже Антон увидел руку, сжимающую пистолет, и тянущуюся от его рукоятки блестящую цепочку. «Какой бред! — подумал Антон. — Что я делаю?» Оставалось не больше двух шагов до края крыши, и, по-хорошему, пора было сдаваться властям. Но отчего-то именно в этот момент наивысшей опасности Антон скорее почувствовал, чем рационально взвесил последствия подобного поступка лояльного гражданина. И решил для себя: разумнее от греха подальше скрыться, раз уж его угораздило побежать. Он увидел, что за низким ограждением крыша пологая, а дальше уже другой дом и пожарная лестница. А там внизу — спасительные переулки… Антон прыгнул, и его понесло вниз. Он сорвался, но, пролетев не больше метра, очутился на крыше соседнего дома и, уже не разбирая дороги, видя перед собой только фрагменты общей картины мира подворотен Малой Бронной, добрался до пожарной лестницы и, спотыкаясь, перелетая через ступени, спустился вниз.