В январе 1889 г. Ашинов занял старый заброшенный форт Сагало на границе с французской колонией Джибути. Первоначально французы встретили русских радушно, но это радушие было показным. Уже через месяц они неожиданно напали на горстку русских, обстреляв артиллерией занятый ими форт с поднятым на нем русским флагом, после чего высадили десант. Отряд Ашинова, не имевший артиллерии, способной нанести урон французской эскадре, ничего не мог ей противопоставить. Пользуясь численным и техническим превосходством, французы в итоге захватил форт. Во время боя погибло восемь казаков, а остальные были захвачены в плен. Вскоре конфликт был улажен дипломатическими средствами, но Ашинову и оставшейся группе казаков и кавказцев пришлось уехать из Африки[248]. Почему стал возможен этот конфликт с, казалось бы, дружественной России нацией, которая была обязана ей своим спасением в 1871 г., когда за разгромленную Францию заступился император Александр II? Все объясняется просто: европейские державы были озабочены возможным укреплением России в Восточной Африке, на которую у французских и итальянских буржуа были свои агрессивные планы. Но эта неудача не остановила русских, и уже в конце того же 1889 г. в Эфиопию была отправлена миссия гвардии поручика Машкова, находившаяся там до начала 1892 г. Она была более успешной, чем авантюрная экспедиция Ашинова, поскольку российские власти как следует подготовили ее заранее. Примечательно, что на этот раз французы уже охраняли отряд Машкова в пути. Такое «странное» изменение в их поведении на самом деле не было случайным и объяснялось просто. Тем самым, отправляя русских поближе к владениям итальянцев, они рассчитывали столкнуть лбами своих конкурентов. Париж был недоволен растущей год от года в регионе активностью Рима, стремящегося к захвату всей Восточной Африки. Такой вариант развития событий был невыгоден и Великобритании. Французы и британцы резонно опасались, что с захватом итальянцами побережья Восточной Африки их сообщения с азиатскими колониями будут находиться под угрозой. Поэтому они и были непротив как минимум «переключить» итальянцев на русских, а как максимум – вызвать между Россией и Италией войну, над пламенем которой английские и французские дельцы были явно не против погреть свои руки. Целью экспедиции Машкова стало установление постоянных дипломатических и церковных связей между двумя странами. Ее появление в Африке было неслучайным: тогда российские власти стали еще больше обеспокоены растущей активностью Италии в регионе, выражавшейся в том числе в давлении католической церкви и ее миссионеров на «православных» Эфиопии. В результате открытое желание папы римского расширить свою паству за счет эфиопов обеспечило мощную поддержку Машкову со стороны православных церквей двух стран, усмотревших для себя в этом реальную угрозу. К тому времени Италия оккупировала прибрежную полосу Красного моря – Эритрею и готовилась захватить и Эфиопию. И боевые действия не заставили себя долго ждать. В 1895 г. в Эфиопию в разгар начавшейся очередной войны с итальянцами была направлена еще одна миссия – капитанов Елисеева и Леонтьева, одной из целей которой стало объединение Русской православной и Эфиопской Церквей под главенством первой. Время для этого было выбрано удачное – казалось, что в условиях войны против заведомо более сильной в техническом отношении Италии эфиопам не остается ничего иного, кроме как принять российское предложение. Однако этого добиться не удалось. Впрочем, результаты этой миссии можно считать успешными – главное, что благодаря ей удалось завязать постоянные дипломатические отношения между двумя странами и обменяться посольствами. В 1896 г. в Россию прибыла высокопоставленная эфиопская миссия, заручившаяся поддержкой Москвы. На Родину она уехала, увозя 135 больших ящиков с винтовками и патронами. А в Эфиопию прибыла русская военная миссия. Благодаря этому эфиопская армия получила современное вооружение и компетентных советников, что немедленно отразилось на ходе боевых действий, и итальянцы стали терпеть поражения. Так, эфиопы разбили захватчиков при Амбаладжи, а в 1896 г. русские винтовки помогли доблестной эфиопской армии наголову разгромить итальянцев при Адуа. В результате этой победы Италия еще 40 лет не рисковала испытывать силу солдат негуса и официально признала независимость Эфиопии. Русское оружие, создаваемое в первую очередь для действий в условиях холодов, блестяще проявило себя и на жарких африканких плоскогорьях и равнинах. В результате в 1897 г. эфиопское руководство заказало из России еще дополнительно 100 тысяч винтовок и 12 миллионов патронов к ним[249]. Следует заметить, что тогда в Эфиопию на «защиту православных братьев» также поехали добровольцы, среди которых оказался зауряд-прапорщик Гогосов, который на тот момент уже успел повоевать и за греческих единоверцев против турок. Но и это еще не все. В условиях развязанной Италией против Эфиопии войны император Александр III был готов на военный «антиитальянский» союз с Францией. Нельзя исключать, что он мог открыто заступиться за «черных братьев по Вере». Однако сменивший его в 1896 г. Николай II, слабый в моральном и политическом отношении, был прямой противоположностью своему отцу-богатырю как физически, так и духовно, и был неспособен на принятие подобных самостоятельных волевых решений. В итоге Россия ограничилась лишь присылкой военных грузов для эфиопской армии и инструкторов, а также дипломатической поддержкой негуса. Но и этого хватило, чтобы остановить итальянцев, которых явно подвело стремление сравниться по колониальному величию хотя бы с немцами. В погоне за ними они нарвались на крепкий эфиопский кулак с «русским кастетом». Тогда же, в период Первой Итало-Эфиопской войны 1895–1896 гг., к эфиопам прибыл отряд Российского Красного Креста, спасший жизни не одной сотни местных жителей. Помощь российских военных медиков единоверцам-эфиопам продолжалась и в последующие годы. При этом действовавший тогда русский госпиталь, подаренный Эфиопии, оказывал медицинскую помощь не только раненым и больным местным солдатам и офицерам, но и итальянцам. Кроме того, во время войны в России был проведен сбор благотворительных средств для народа этой страны, что также внесло немалую лепту в победу над одной из европейских армий. Фактически это был едва ли не единственный пример такого рода, когда такую помощь африканскому государству оказывали белые люди. Не случайно, что здесь сложилось особенно трепетное отношение к России и русским. Одновременно в самой России для эфиопов широко открылись двери учебных заведений, причем не только военных. Туда поехали учиться дети знатных эфиопских семей. Список учреждений, принявших в своих стенах единоверцев, довольно широк: от фельдшерских военных школ-«учебок» до полковых оркестров. С этого времени местные вельможи стали оправлять своих детей на учебу не в Европу, а в Россию. Самих же русских охотно принимали в домах эфиопской знати и даже зазывали на государственную службу. Так, в 1897 г. на службу эфиопскому монарху перешел бывший русский поручик И.Ф. Бабичев[250]. Там он занимался разными важными делами правителя Эфиопии – от финансов двора до закупок вооружения для эфиопской армии. Его произвел в полковники эфиопской армии Леонтьев, первый русский советник при дворе негуса, «красочный, волевой и яркий искатель приключений», попавший в Эфиопию с Русской миссией в 1895 г. К тому времени он выгодно женился на «войзере» или, по эфиопским меркам, «боярыне», имел почетное воинское звание «дадиазмач» и, будучи одним из высших иерархов страны, мог зачислять в вооруженные силы по своему усмотрению тех или иных лиц офицерами и производить их в следующий чин[251]. Впрочем, Леонтьев не ел просто так эфиопский хлеб. Очень большую пользу Эфиопии принесла работа его и других русских исследователей на юге страны, особенно топографов, которые помогли уточнить границы страны и закрепить за негусом обширные и богатые территории. Начало этому было положено именно Леонтьевым, которого эфиопский император за его выдающиеся качества полюбил настолько, что сделал не только главным советником, но и наместником южных провинций, большая часть которых к северо-востоку от озера Рудольфа была присоединена к Эфиопии только благодаря его смелым, продуманным и энергичным действиям. Причем иногда для установления эфиопского флага требовалось применить силу. Леонтьев умело привлекал для этой цели и французских авантюристов. Сформированный им русско-эфиопо-французский отряд под его командованием успешно сломил слабое и неорганизованное сопротивление местных жителей и установил границу с англичанами в Кении, кое-где даже «подвинув границу» в пользу негуса[252]. В этом отряде работали и сражались в числе прочих русских тогда еще поручик (по другим данным, корнет) И.Ф. Бабичев, барон Шедевр и еще один офицер – Е.В. Сенигов, находившийся в этой стране с 1898 г. Последнему, тогда еще молодому 26-летнему офицеру, негус подарил крупный кусок земли. Здесь же Сенигов женился на местной красавице и остался постоянно жить. В молодости он симпатизировал народничеству и, попав в Эфиопию, плененный красотой местной природы (особенно на озере Тана), мечтал открыть здесь «нечто вроде демократической коммуны». Он получил в командование «правое крыло» армии Вольда Гиоргиса, наместника царя в провинции Каффа, фактически синекуру и должен был, казалось бы, забыть свои прежние мечтания. Однако этого не произошло. С годами он все больше сближался с жизнью местных людей и лишь еще больше желал воплотить идею о коммуне в жизнь. Так, например, он сознательно жил не в европейском доме, а в простой хижине, предаваясь работе художника. Тогда он тратил большую часть добываемых им денег на эту коммуну. Их объемы были немалыми, учитывая то, что он вел совместный бизнес с крупным торговцем Ханафи Магомедом по перепродаже табака в Россию[253]. Коммунальные дела в итоге не пошли, и он увлекся сбором фольклора в поездках по стране, отказавшись от участия в авантюрах других проживавших здесь европейцев и политических интригах Леонтьева, которые в итоге кончились для последнего плохо. Его подвела жадность: он обнаружил в африканской глуши «кладбище слонов», куда приходили умирать эти животные. За несколько лет своего наместничества этот авантюрист вывез из Эфиопии и выгодно перепродал огромное количество слоновьих бивней и множество золотых слитков, не поделившись с негусом. По подсчетам эфиопского монарха, вывезенного хватило бы на несколько годовых бюджетов страны. Поэтому разозленный негус уволил Леонтьева и выслал его из страны. Однако данная история научила не всех «русских эфиопов». Так, оказавшись на эфиопской военной службе при весьма относительном контроле, бывший поручик Бабичев также «зарвался» и стал заниматься аферами. В пользу этого говорит то, что полученную им привилегию по закупке оружия он использовал для собственного обогащения, приобретая подержанные винтовки и пушки в европейских странах[254]. И однажды Английский банк, у которого он брал в кредит деньги для подобных закупок, потребовал вернуть взятую им сумму, которой у него тогда не оказалось, и ему едва удалось спасти свое имущество от распродажи для погашения долга[255]. Тем не менее на момент завершения гражданской войны в России он фактически достиг положения Леонтьева. Благодаря последнему, обладавшему почти неограниченной властью в Эфиопии, Бабичева произвели в «фитаорари», положение которого соответствовало чину российского генерал-майора. Кроме того, его усилил и последующий уход самого Леонтьева, в результате чего молодому Бабичеву перешла часть его земель. Примечательно, что большевики, осознававшие степень влияния его в Эфиопии, делали ему приглашения о сотрудничестве. Но бывший поручик, занимавший антикоммунистическую позицию, на это не пошел. К тому времени он поддерживал отношения с белогвардейскими офицерами, которые благодаря ему после завершения активной фазы Гражданской войны в 1920 г. в России стали прибывать в Эфиопию[256]. Всего сюда перебрались 50 бывших офицеров белых армий. Основная их часть – 33 человека – приехала на эфиопскую землю в 1920–1925 гг., а 17 других, включая двоих генералов, прибыли в Эфиопию в 1925–1935 гг.[257] Значительная часть из них, опять-таки благодаря хлопотам И.Ф. Бабичева, была принята инструкторами в местную армию, а кое-кто добился и действительно выдающихся успехов. Так, полковник Ф.Е. Коновалов достиг в армии Эфиопии очень высокого положения и в начале 1930-х гг. занимал пост ее начальника штаба[258]. Генерал-майор Дроздовский ведал в Аддис-Абебе топографическими работами, а полковник Петр Федосеев руководил фабрикой по производству пороха и пороховыми складами эфиопской армии[259]. А по свидетельству другого участника тех событий, П. Булыгина, к началу войны с Италией «лейб-улан ротмистр Фермор обучает конную гвардию регента» и является начальником корпуса конвоя»[260]. Причина, почему русских офицеров охотно брали на военную и иную службу в Эфиопии, во многом крылась в том, что русские, по сравнению с другими европейцами, были здесь как родные. Во-первых, они были единоверцами, а во-вторых, очень многое для этой страны их предшественники сделали бескорыстно, что не могло быть незамеченным народом Эфиопии. Не случайно эфиопская императрица Заудиту взяла над прибывшими в ее страну русскими своего рода шефство и оказывала им покровительство. Следует заметить, что еще в 1919 г. бывший посол России в Эфиопии П.К. Виноградов прекратил исполнять свои обязанности, бросил посольство и уехал из Африки. Большое здание бывшего российского диппредставительства в Аддис-Абебе пустовало. Видя, что прибывшие в Эфиопию русские эмигранты бедствуют, негус приказал сдать это здание в аренду и вырученные от этого деньги пустить для оказания им помощи[261]. Так, советский представитель Ниалло Азиз, посетивший Эфиопию в начале 1930-х гг., писал о русских офицерах, осевших здесь, так: «исконными абиссинцами[262] считают себя полсотни русских офицеров, белых эмигрантов. Появившись в Абиссинии (так до революции зачастую именовали в России эту страну. – Ред.), они стали всех уверять, что являются единоверцами амхарцев (основная нация Эфиопии. – Ред.). Богомольная императрица Заудиту взяла их под свое покровительство и пристроила этих тунеядцев на государственную службу»[263]. Но это было мнение коммуниста, враждебно настроенного к белогвардейцам. «Тунеядцы» из России выполняли очень полезную для эфиопов работу по повышению обороноспособности Эфиопии. Например, подчиненные генерал-майора Дроздовского фактически завершили начатую при Леонтьеве работу по созданию топографических карт Эфиопии[264]. Некоторые из попавших в Эфиопию белогвардейцев были довольно известными людьми, например, вышеупомянутый писатель Павел Булыгин, ранее служивший начальником личной охраны вдовствующей императрицы Марии Федоровны, матери Николая II. В 1919 г. он служил у Колчака, вместе со следователем по особо важным делам Соколовым участвовал в расследовании убийства царской семьи. В Эфиопии Булыгин в 1924 г. устроился военным инструктором, высоко ценимым в местной армии[265]. На заработанные деньги приобрел кофейную плантацию. Одновременно по 1934 г. продолжал работать военным инструктором, пока не уехал в Парагвай, там основал старообрядческую общину, где и скончался[266]. Главной причиной его переезда из африканской глуши в глушь южноамериканскую стала характерная особенность многих белоэмигрантов – грызня из-за привилегий[267]. И это проявлялось не только в Китае и во Франции, где проживали десятки и сотни тысяч русских беженцев, но и даже в Эфиопии, в которой русских было во много раз меньше и где практически все они были безбедно устроены. Примечательно, что даже у их благодетеля Бабичева, благодаря которому многие русские беженцы обрели здесь второй дом, отношения с ними складывались сложно. Одной из причин этого стало то, что своей неоднократной женитьбой на эфиопках из собственной прислуги Бабичев раз и навсегда отрезал себе путь в русские аристократические дома Эфиопии, куда его за такие поступки отказались даже пускать на порог. Это привело к его обособлению от колонии соотечественников. Впрочем, деятельность русскоязычных в Эфиопии не ограничивалась одним лишь военным делом. Кое-кто из «тунеядцев», о которых говорил Ниалло Азиз, подобно Бабичеву, стали заниматься здесь бизнесом. Так, Ханефи Магомет Оглу, партнер по бизнесу Сенигова, кавказец из России, купил в Эфиопии целый ряд коммерческих предприятий, хлопковые плантации в провинции Сидамо и несколько доходных домов в столице Аддис-Абебе, а также особо важное предприятие по выработке древесного угля, который шел на нужды местной железной дороги. Сам же Сенигов в 1921 г., как человек «левых» убеждений, обрадовавшись революции, выехал на историческую Родину, чтобы «связать» Эфиопию с Россией, но, приехав туда, писал, что «бедствует»[268]. Часть из живших здесь русскоязычных офицеров оставалась служить в эфиопской армии во время новой войны с Италией 1935–1936 гг. Так, участвовали в боях против итальянцев сын эфиопского генерал-майора Бабичева капитаны М. Бабичев и В. Дитерихс, родственник известного одноименного белогвардейского генерала. Большую роль в создании вооруженных сил Эфиопии сыграл полковник авиации Ф.Е. Коновалов, военный советник в этой стране, который фактически зародил и развил ВВС эфиопов, и многие другие. Так, Георгий Николаевич Турчанинов организовал при нападении итальянцев эфиопскую стрелковую бригаду, принявшую активное участие в войне. И хотя участие русских в этой войне носило не такой массовый характер, как, например, в болгарских событиях 1923 г. или во времена китайской гражданской войны, оно помогло эфиопам осознать, что в этой борьбе они не одни. Любопытно упомянуть в этой связи, что при вступлении в Аддис-Абебу 5 мая 1936 г. передовые итальянские части первым делом разрушили русский православный храм. Итальянское командование прекрасно знало, что во главе многих эфиопских частей стоят русские военачальники, и это стало не последней причиной, почему итальянская армия, вооруженная по последнему слову техники, в том числе и активно применявшая химическое оружие, целый год не могла справиться с нередко имевшими только копья эфиопскими солдатами. Правда, сами итальянцы отрицали свое участие в уничтожении русского храма, утверждая, что он пострадал в те четыре дня анархии, установившейся после ухода из Аддис-Абебы эфиопских сил, когда якобы итальянцев в столице Эфиопии еще не было[269]. После поражения Эфиопии большинству белоэмигрантов и членов их семей из-за угрозы преследования пришлось отсюда уехать, в основном в Европу. Те из них, что остались в этой стране после захвата ее итальянцами, нередко принимали участие в местном Движении сопротивления. Так, бывший военный советник негуса Турчанинов лично сражался против захватчиков в партизанском отряде эфиопов[270]. Среди русских подпольщиков особенно отметилась Мария Ганаф-Лапина. Она, мать 16 детей, которые жили вместе с ней, в 1939 г. укрывала на своей квартире троих партизан-эфиопов, которых искала итальянская полиция за покушение на итальянского главнокомандующего Грациани. Она рисковала своей жизнью, поскольку, если бы партизан поймали у нее дома, то ее могли за это казнить. Впоследствии о поступке Марии Ганаф-Лапиной все же стало известно итальянцам. Они ее арестовали и увезли как опасную государственную преступницу в Италию. Она провела в итальянской тюрьме за свой поступок долгих четыре года, пока в 1943 г. ее не освободили войска британо-американских союзников[271]. Во время итальянской оккупации Эфиопии Ханефи Магомет Оглу и его семья лишились всех своих богатств. Сам он, его жена, дочь и несколько других членов его семьи также были арестованы в 1939 г. за помощь эфиопским партизанам и также провели за это четыре года в тюрьме Неаполя как особо важные преступники[272]. И лишь немногие «русские эфиопы» после окончания Второй мировой войны вернулись в Эфиопию. Среди них был Ханефи Магомет Оглу, который восстановил здесь свой бизнес, вновь уничтоженный после революции 1975 г. с приходом «красного» диктатора Менгисту Хайле Мариама, ориентированного на СССР. Однако его родственники, в частности, дочь, до недавнего времени продолжали жить в Аддис-Абебе и после его краха и прихода новой власти[273]. Также необходимо сказать и о потомках от смешанных браков русских с эфиопами. Например, у Бабичева от браков с эфиопками было пять детей – двое сыновей и три дочери. Больше всего был известен его сын Михаил, окончивший за границей военную школу и ставший первым летчиком Эфиопии. К началу Итало-Эфиопской войны 1935–1936 гг. он был командиром эфиопской авиационной эскадрильи, принявшей активное участие в боях против итальянцев. После освобождения Эфиопии от итальянцев в 1941 г., Михаил Бабичев уходит на дипломатическую службу[274]. Некоторое время он исполнял должность военного атташе Эфиопии в СССР, однако, заболев, был вынужден вернуться домой, где вскоре скончался.