Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 3 из 22 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Для облегчения работы инструкторов в Тегеране при Персидской казачьей бригаде был организован Кадетский корпус, из которого выпускали хорошо обученных русскому языку и воинскому искусству местных офицеров[45]. По словам российских командиров, «окончившие (его молодые люди) принимались на службу в чине наиба-сейюма. Среди персидских офицеров были окончившие в России кадетские корпуса и военные училища, и такие принимались на службу в чине султана»[46]. Русские командиры при этом указывали, что «среди офицеров-персов к тому времени было немало таких, которые кончили свое образование в России, Франции или Германии». При этом «для младшего командного состава были учебные команды»[47]. Не случайно, что среди казаков даже в условиях происходящих боевых действий было немало желающих заняться русским (а среди малограмотных и персидским) языком. В результате русские учителя, распускавшие на лето своих учеников, продолжали работу со взрослыми[48]. Это отмечалось даже летом 1920 г., когда в стране продолжались бои против советских войск и сил местных феодалов: только с одного конного казачьего полка параллельно учить русский язык и различные науки вызвались 23 казака[49]. Поэтому в общей массе казаки-персы хорошо владели русским языком. И как знать, если бы не последующие события, быть может, сейчас в Иране на нем разговаривали бы также запросто, как и на фарси. Впрочем, как известно, говорить об утраченных перспективах можно до бесконечности и дело это неблагодарное. Как бы там ни было, вновь прибывающих инструкторов полковник Филимонов из штаба бригады оставлял в Тегеране на три месяца для изучения фарси, родного языка абсолютного большинства персидских казаков. Обычно занятия вели офицеры-персы, говорящие по-русски[50]. Занятия у казаков, в том числе и строевые, производились утром. После обеда, с 13 до 18 часов, ежедневно или через день, они проходили упражнения, позволявшие держать дивизию «в форме». По свидетельству русских инструкторов, в конце 1916 г. они проводили «строевые и словесные занятия, а также гимнастику по методу, применявшемуся в Русской армии. Кавалерия обучалась по уставу русских казачьих войск: построение, стрельба, рубка лозы и чучел, уколы, взятие препятствий, джигитовка, атака лавой и т. д. Работали мы не покладая рук. Персы воспринимали неплохо нашу выучку. Отдыхали только вечерами, собираясь вместе и отводя душу в беседе с воспоминаниями о привольной жизни на Кубани»[51]. Однако, чтобы поддерживать подготовку бригады на должном уровне, тогдашнему ее начальнику Старосельскому[52] пришлось приложить немалые усилия, поскольку на деле ситуация с обучением казаков была далека от идеала. Так, он отмечал, что «9 июля (1920 г.) была назначена учебная стрельба команде разведчиков, пулеметчиков и конному полку. Придя на стрельбу, я не нашел ни офицера-инструктора пехоты, ни конницы, они отсутствовали, не имея на это разрешения. Стреляли в полном беспорядке, особенно в конном полку, где людям не было даже показано, как это делать. Казаки ставили произвольные прицелы и не знали своих мишеней. Ставлю это на вид сотнику Гридасову и поручику Гараконидзе. Конному полку повторить это упражнение на 600 шагов»[53]. Воинская форма, экипировка По данным русских инструкторов, они говорили про себя о том, что носили форму терских казаков, тогда как персы – кубанскую, которая последним, по свидетельству русских инструкторов, очень нравилась. А «Пехота в дивизии носила пластунскую форму». По свидетельству русских инструкторов, «для кавалеристов выдавались черкеска, бешмет, брюки, сапоги и белье». При этом они указывают, что «в конницу персов принимали только со своими конями, но оружие и обмундирование выдавали за счет казны. Они должны были приобрести за свой счет коня, седло, шашку, кинжал и папаху. Пехотинцы получали шинель, куртку, брюки, рубашки, сапоги и белье…». Погоны у офицеров, генералов и казаков – русского образца, но как у русских, так и у персидских чинов был накладной бронзовый знак: у казаков – Лев с Короной, у обер-офицеров – Лев с Короной в лавровом полувенке. У штаб-офицеров этот венок был в три четверти. У генералов – полный венок вокруг Льва с Короной. У сардара – большой Лев с Короной без венка»[54]. У персидских казаков существовала и летняя, и зимняя форма одежды. Ее последний вариант был утвержден особым приказом полковника Старосельского от 6 мая 1920 г. Он указал: «устанавливаю образцы формы летней одежды для достижения ее единообразия. Для инструкторов, персидских генералов, обер- и штаб-офицеров: а) вне строя – китель и френч защитного и белого цветов; б) в строю – китель, френч и рубаха – тех же цветов, что и у находящихся в строю казаков; в) в строю и на занятиях головным убором может быть исключительно папаха казачьего образца. В строю обязаны иметь снаряжение казацкого образца: пояс с кинжалом, кобуром и портупеей; г) шаровары синего или черного цветов с галунным лампасом; д) сапоги русского образца и чувяки черного цвета. Для казаков. В строю и вне строя: рубахи защитного и белого цветов, одного цвета в каждом отряде. Шаровары – защитного или синего цвета и чараха защитного цвета с обмотками или наговицами. Категорически воспрещено: 1) ношение широких поясных ремней русского и английского образцов как в строю, так и вне строя, а также всевозможных сапог со шнуровкой, в пуговицах и пр.; 2) во время занятий вне города и в лагере разрешается всем офицерам быть в шароварах защитного цвета и в ботинках черного цвета с обмотками при условии однообразия в одной и той же части; 3) при повседневной форме разрешается носить только медали за боевые отличия»[55]. Впрочем, далеко не вся экипировка персидских казаков отвечала реалиям службы. Так, русские инструкторы свидетельствуют, что обувь их подчиненных – туфли (чорохи) с парусиновым верхом и с подошвами из прессованного с клеем тряпья, которую они называли «немудреной», почти моментально выходила из строя при горных подъемах[56]. Как бы там ни было, комбриг полковник Старосельский установил в дивизии жесткую дисциплину, касавшуюся в том числе ношения формы с ее атрибутами и рядовыми персами, и русскими инструкторами. Например, в приказе по дивизии от 13 апреля 1920 г. за № 10 комбриг обратил внимание на офицеров, появляющихся в городе без шашек. В частности, он отметил: «Несмотря на мои категорические требования в правильном ношении формы, некоторые офицеры, как персидские, так, к глубокому моему сожалению, и русские, продолжают уклоняться от этого. Требую от начальников принять для устранения этого явления самые энергичные меры. Предписываю коменданта доносить мне обо всех чинах дивизии, замеченных им без оружия на улицах и в публичных местах, независимо от их служебного положения»[57]. Наградная система В бригаде был и ряд присущих только персам особенностей, в том числе касавшихся наградной системы. В столкновениях с мятежниками, курдами, большевиками и просто бандитами казаки всякий раз показывали высокую боевую выучку и неоднократно били более многочисленного противника с гораздо меньшими потерями. Не случайно, что благодарственные телеграммы от шаха Старосельскому за боевую службу[58] и вообще поддержание боевой готовности бригады, а также награждение ее личного состава были обычным явлением. При этом многие русские офицеры за проявленную в боях доблесть и рвение в подготовке казаков также награждались персидскими «позолоченными» и серебряными медалями, а также орденами Льва и Солнца разных степеней, которые носили так же, как российские знаки отличия[59]. Так, 2 ноября 1920 г. шах на сорокалетие дивизии также пожаловал ряд наград. Например, наиболее отличившимся в осенних боях 1920 г. есаулу Кузнецову – орден и ленту Мирпенджа; штабс-капитанам Шафлик-Гротовскому, Зайцеву и поручикам Лилиенталю и Пупойко – по ордену и ленте Сартипа 2-го ранга; врачу Якобсону – орден Льва и Солнца 2 степени[60]. Примечательно, что, согласно персидским порядкам, «русские офицеры-инструктора, после награждения орденом Льва и Солнца 2-й степени и лентой сартипа 2-го ранга были (становились. – Ред.) генерал-майорами, а после награждения орденом Льва и Солнца 1-й степени и лентой мирпенджа были генерал-лейтенантами. Начальник дивизии имел чин сардара – маршала»[61]. Следует особо отметить, что личному составу бригады запрещалось носить орденские ленточки «по иностранному образцу» и разрешалось это делать лишь «по русскому образцу с персидской мотивировкой»[62].
Вооружение Вооружили персидских казаков русским, немецким, французским, американским и японским оружием. Стрелковое вооружение персидских казаков было преимущественно японским. В первую очередь речь шла о карабинах и пулеметах «Шоша» (в том числе и «ружьях-пулеметах, которых, например, на Тавризский отряд или дивизион насчитывалось три единицы) и «Арисака»[63]. Впрочем, на каждый дивизион приходилось и по 12–14 станковых пулеметов «максим». Например, в Тавризском отряде числилось 13 пулеметов, из которых четыре были немецкими, восемь – русских и один – «морской»[64]. Однако среди пулеметов с конца 1916 г. стали попадаться и американские «кольты». При этом японские карабины «Арисака» с расширением бригады до дивизии к концу Первой мировой войны стали вытеснять русские трехлинейные винтовки[65]. Артиллерия была представлена французскими полевыми и горными орудиями Шнейдера и Крезо, а также российскими пушками Обуховского завода[66]. Однако в плане холодного оружия чинам бригады позволялась большая вольность. Так, русские инструкторы свидетельствуют, что «Офицеры и казаки (персидские) украшали свои шашки, кинжалы и газыри серебром и даже золотом (сыновья ханов)»[67]. Бытовые особенности В числе сложностей службы русские инструкторы отмечали, что «с большими трудностями пришлось разрешить квартирный вопрос из-за мусульманских обычаев обитателей, изолирующих своих женщин. Дома в Ардебиле с плоскими крышами, обнесены стенами высотой приблизительно в 3 метра, с наглухо закрытыми воротами. Снятая мною квартира была примитивна: она имела стены; в середине комнаты, служившей кухней, была яма объемом в кубический метр, а в потолке отверстие. Яма служила печкой, а отверстие в потолке предназначалось для эвакуации дыма. Яма нагревалась дровами или же кизяком. В ней персы пекли их «лавай» (лепешки). Тяжело было моей жене, привыкшей к зажиточной кубанской жизни, очутиться в первобытных условиях. Пришлось мне в свободное от занятий время обустраивать квартиру: соорудить из кирпича печку для приготовления пищи и даже голландскую – для отопления»[68]. Отношения между русскими инструкторами Отношения между самими русскими чинами дивизии не всегда были ровными. Так, немало претензий имелось у них к командующему дивизией. Например, ротмистр С. Булацель пишет, что он достаточно странно и «противоречиво» назначал русских инструкторов на должности. Так, они получали сначала одни назначения и, зачастую не вступив в должность, вскоре перенаправлялись на другие посты. Причем сам С. Булацель пишет, что его отозвали с такого назначения в Урмийский отряд, который он так и не принял и прождал этого назначения с конца июля по начало октября 1919 г., пока полковник Старосельский не «вспомнил» о своем приказе и не назначил его во главе Тегеранского отряда. В свою очередь, не были ровными отношения и между самими русскими офицерами, а также между ними и персидскими коллегами, о чем свидетельствует уральский войсковой старшина П.А. Фадеев: «Полковник Хабаров встретил меня довольно сухо. Причиной тому, как я узнал позже, было мое вынужденное появление там в форме Уральского войска, с погонами войскового старшины… Это было большим промахом с моей стороны и нарушением условий службы. Вместо выцветшей добела малиновой фуражки я имел на голове папаху-кубанку. За спешностью отправления на фронт и отсутствием средств я не мог приобрести в Тегеране требуемую форму. Даже поиски погон капитана не увенчались успехом. Мое равнодушное отношение к «опасному» местонахождению штаба, наличие при мне двух (настоящих) казаков вызвало также у него некоторую неприязнь»[69]. Боевая служба Охранительская деятельность В конце XIX – начале ХХ веков местных казаков и их русских учителей использовали, главным образом, для подавления внутренних беспорядков. По свидетельству капитана Серафима Калугина, «офицеры-инструкторы принимали участие не только в военных, но также и в политических делах; проводили русское влияние в стране и охраняли русские интересы»[70]. По его же словам, «в 1909 году (реально 24 июня 1908 г. – Ред.), во время персидской (Конституционной. – Ред.) революции, бригада, по приказу Магомет Али Шаха, обстреляла меджидие (парламент). (Тем самым казаки под руководством русских офицеров фактически участвовали в антипарламентском перевороте)»[71], заставив следовать в русле шахской и одновременно пророссийской политики. Казаки тогда сильно выручили местного правителя: они были единственной вооруженной силой, на которую он мог безоговорочно опереться. Не случайно, что казачий конвой, как самая надежная воинская часть, постоянно охранял семью шаха[72].
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!