5 Предрешенная судьба Здесь – Знатные железки. Разжилась бы такими и… ух! Цьяши движется бесшумно; так же бесшумно она взмахивает иногда двумя ножами, и широкие лезвия срубают лианы, развесистые листья, ветви, перегораживающие узкую тропу. Ножи в длину едва ли не больше самой Цьяши, что не мешает ей управляться крайне проворно. Впрочем, как пояснила Кьори, дело не только в мастерстве Гибкой Лозы, но и в особенной заточке орудий ? священных «эйквали», клинков-прорубающих-путь . – Сюда… ? Чуткое Сердце показывает очередной скрытый в зарослях, невидимый глазу поворот. ? Нет, нет, левее! Ох, Цьяши, пожалуйста, осторожнее! Не руби лишнего, им больно! Убежище повстанцев ? точнее, множество убежищ, целый подземный мирок, ? надежно спрятано за обманчиво непролазными буреломами. Впрочем, Агир-Шуакк настолько утопает в джунглях, что куда больше этой дикости меня удивляет существование здесь цивилизованного поселения ? Черного Форта, по описанию напоминающего город. Тропическая растительность же словно живая: оборачиваясь, я замечаю, как срубленные побеги отрастают заново, стоит нам пройти. Впрочем, как пояснила Кьори, это тоже особенность ножей, в давние времена украденных у захватчиков. Эйквали с их каменными лезвиями незаменимы, чтобы проложить дорогу ненадолго и незаметно. Но лучше не представлять, сколько они весят. Кьори идет рядом. Неровной тропки нам достаточно на двоих, мы занимаем столько же места, сколько вышагивающая впереди широкая, коренастая Цьяши. Кьори, явно привыкшая к нагромождению коряг и провалов, смотрит подруге в спину, я же ? в основном, под ноги, опасаясь споткнуться и ушибиться. – А когда ты идешь туда одна, прорубаешь дорогу сама? Она качает головой. – Я эти ножи и не подниму, пробираюсь так. Но я редко бываю у светоча одна, обычно меня сопровождает кто-то из командиров. Это им дают указания. Я… ? она понуро вздыхает, ? проводник. Змеиная жрица в большей степени, нежели жрица светоча. Нужна, чтобы отгонять змей там, где их много. Чувствуется: она не слишком довольна своей долей. Невольно испытываю новую волну симпатии, теперь из-за нашей схожести ? схожести слабых. Нога вдруг проваливается меж мшистых коряг, я жалобно взвизгиваю и неуклюже расставляю руки, ища равновесие. Как отвратительно. Устоять удается с трудом. Обернувшаяся Цьяши награждает меня красноречивым взглядом и заявляет, вроде бы не обращаясь ни к кому конкретно: – Даже если экиланы не знают этой тропы, скоро узнают. Она новым взмахом срубает широкий пальмовый лист и прибавляет шагу. – Идем. ? Кьори помогает мне выбраться. ? Недалеко осталось. И не бойся… экиланы не придут. Они суеверны, опасаются змей. А их тут… Я взвизгиваю снова: рядом проползает гадюка. Змея не обращает на нас никакого внимания, но я при виде блестящей чешуйчатой спины содрогаюсь и хватаю Кьори за руку, сглатываю слюну, замираю как вкопанная. Та заканчивает: – …Много. Но если не наступишь, не нападут. И главное… Звучит воинственный клич, за ним ? свист лезвия. На землю падает срубленная лиана; приглядевшись, с ужасом понимаю: не лиана, а еще одна змея, изумрудная кобра. Раздутый капюшон похож на плотный лист. Цьяши оборачивается на сей раз с неприкрытым самодовольством. Но Кьори не спешит ее хвалить. – И главное… ? с напором заканчивает Чуткое Сердце. ? Не убивай их. Ни в коем случае не убивай местных змей. Я и так вряд ли смогла бы, я и мышь не уничтожу. Совет нужнее воинственной особе с клинками. Она сплевывает сквозь неровные передние зубы: – Почему это? – И чем только ты меня слушала? Помнишь, почему мы не взяли мангуста? И зачем вообще повстанцам нужна я? Говоря, Кьори смотрит на убитую кобру. Половинки разрубленного туловища шевелятся и вытягиваются; у передней удлиняется хвост, а у задней отрастает голова. И вот уже две живые змеи шипят на Цьяши. Я зажимаю рот, борясь с желанием в очередной раз завизжать и с другим ? развернуться и лететь обратно, подальше отсюда, к подземным убежищам, путь в которые давно потерян, забыт и скрыт. Но я справляюсь с собой и делаю новый шаг. Две кобры теперь сопровождают нас. Их тела иногда сливаются с травой. Змеи охраняют путь к Саркофагу ? это Кьори рассказала, помогая мне переодеться в здешний наряд Джейн: длинную рубаху, обмотки и чешуйчатый доспех, благо, достаточно легкий, чтобы я выдержала вес. Змей полчища; Лощина кишит ими так, что пройти к светочу и не быть укушенным почти невозможно. Змей запрещено убивать, потому что из каждой убитой рождается несколько новых, эти новые ? злее прежних. Когда кто-то однажды взял с собой мангуста и тот съел гадюку, змееныши полезли из его нутра, проломив грудину. Их было два десятка. С тех пор никто не приводил зверей на заросшую тропу, не трогал живущих здесь тварей. И стало ясно, что род змеиных жриц ? род Кобры ? не должен пресекаться, иначе дорога заказана. Однажды он все-таки пресекся. Об этом Кьори говорила с горечью. Она была ребенком, когда все случилось, и не знала, что отличается от сородичей. Она верила бабушкиным словам, что тонкие черты, прохладная кожа, когти и дар усмирять животных музыкой ? лишь забавные странности. И она не собиралась присоединяться к повстанцам: ей нравилось мирно жить на краю Агир-Шуакк, в отличие от Цьяши, рвавшейся в его сердце. Не там Кьори собиралась провести жизнь… а потом последняя змеиная жрица пала в бою с экиланами, не родив дочерей. Тогда и вспомнили, что у кого-то из мужчин рода Кобры была связь с женщиной из «зелени» и осталась дочь. Смешанные союзы не порицаются в Агир-Шуакк, но и не распространены, потому что либо не дают потомства, либо дают калечных выродков. Кьори ? спасение повстанцев ? родилась здоровой. Я наконец поняла: грациозная девушка вправду напоминает змейку, а разозлившись, раздувает невидимый узорчатый капюшон. Кьори забрали и обучили всему, что должна уметь жрица: ловко двигаться, складно говорить, подчиняться командирам и не бояться змей. Но прежде всего, ? играть на тростниковой свирели, зачаровывая кишащих в Лощине существ и пробуждая того, кто в Саркофаге. А позже Кьори предстоит родить от кого-то из мужчин рода Кобры здоровую девочку и приумножить кровь жриц. Предрешенная судьба. И я еще считала предрешенной свою. – Кто он? ? спрашиваю я, когда Цьяши в очередной раз обрушивает нам под ноги несколько лиан. ? Этот правитель… светоч… мертвец? Почему он остался с вами? И как? – Ты вправду хочешь знать? ? отзывается Кьори. ? Тебе едва ли понравится, даже Жанна приняла его главную тайну с трудом. Она держит меня под руку, опасаясь, что я упаду. Мы похожи на прогуливающихся подруг, и Цьяши это явно раздражает. Пару раз она уже отгибала ветки так, чтобы хлестнуть нас побольнее, вот и сейчас я вовремя перехватываю гибкий побег с мелкими красно-розовыми бутонами. На ладони остается ожог, точно уцепилась за крапиву. – Да… ? растираю руку. ? Приму, если Джейн приняла… – Тогда слушай. ? Кьори нервно облизывает губы. ? Так будет даже лучше, по крайней мере, ты меньше испугаешься. Лощина ? священное место, там лучше не кричать. Там, в земле, последний Саркофаг из созданных Разумными Звездами. Спасительный… ? она запинается. …История, которую она рассказывает, похожа на кровавую сказку еще сильнее предыдущих. Я забываю смотреть под ноги, ? вглядываюсь в жрицу, вслушиваюсь, одновременно завороженная и переполненная отвращением и ужасом ? ужасом девушки, верящей в другое. В то, что лишь один Человек за всю историю мира воскресал и воскрешал. Разумные Звезды, местные божества, не слепили жителей Агир-Шуакк из глины, не создали из света и воды. Они взяли за основу свои же ранние творения: сначала вырастили из семян «зеленый» народ, затем, не в полной мере довольные, решили выяснить, что получится из зверей. То, как они сделали это, напоминает не Божий акт Творения, а эксперимент безумца, кого-то вроде доктора Фауста или вовсе ? Виктора Франкенштейна. – «И исторглись из земли Гробы-Саркофаги… Большие для мужей, меньшие ? для жен. И было их по два на каждый Звериный Род. Легли во Гробы те Он и Она от каждого Зверя. И когда легли они, сманенные Звездным Светом, Свет тот затопил мир. И вышли из Саркофагов уже не Звери, но существа о двух ногах, вольные и разумные. И пожалели Звезды о Деянии. И раскололи Саркофаги молниями, дабы никто более не лег в них и не поднялся оттуда…» – Но «звериным» уже не нужны были гробы, чтобы плодиться, вот в чем загвоздка, ? бесцеремонно обрывает подругу Цьяши. ? Они ведь уже знали, как сношаться. И благополучно делают это до сих пор. – Цьяши! Гибкая Лоза смеется и отмахивается, к нашим ногам падает ветка. Кьори вздыхает, аккуратно перешагивает ее, подобрав полы травяной юбки, и продолжает рассказ. Светочи ? род Белой Обезьяны ? получили власть, потому что первыми присягнули Звездам на верность и вознесли молитву. Прочие «звериные» в большинстве оказались слишком горды и кровожадны, «зеленая» же ветвь ? робка. Мужчина и Женщина из рода Обезьяны сумели объединить, примирить и успокоить разрозненный молодой народ и повели его за собой. Что же касается Саркофагов, боги действительно уничтожили их, не желая новых творений. Уничтожили все, кроме одного. Саркофаги несли в себе даже не магию, а домагию ? силу, сотворившую мир и не зависящую от поступков и судеб населивших его существ. Саркофаг Обезьяны боги сохранили, спрятав от смертных. Он был явлен только века спустя, когда… – Когда пришли экиланы. ? Кьори поднимает глаза к небу, едва виднеющемуся за листвой. ? Когда погиб старый светоч. Когда молодой престолонаследник Эйриш Своевольный Нрав принял его магию и сразился с Мэчитехьо, но проиграл. Он умирал, а наши жрецы и воины забрали его и, по знамению Звезд, отнесли в Лощину. По пути многие отдали жизни, ведь никто не умел тогда заклинать змей. Светоча положили в Саркофаг в надежде исцелить. Чуда не произошло, но… Эйриш и не умер. Он там до сих пор. Оттуда он говорит с нами, и мы верим, что однажды он восстанет. Жаль, пока это невозможно: едва крышку открывают, едва он делает шаг, страшные раны кровоточат. Мы не открывали ее давно. У меня больше нет возможности смотреть на жрицу: нужно быть внимательнее, слишком много змей. Приходится останавливаться, пропускать их, задерживать дыхание, чтобы не закричать. Змеи ? зеленые, черные, кораллово-красные ? не нападают, спешат, влекомые чем-то вперед. Но я слишком хорошо представляю, как вопьются ядовитые зубы, если наступлю гадкой твари на хвост. А две кобры, рожденные неосторожным ударом клинка, неизменно рядом. – То был честный бой, ? продолжает Кьори. ? О Мэчитехьо можно сказать много дурного, но сражается он всегда честно, если выходит на поединок сам. Просто Эйриш был ослаблен. Когда умер его отец, вся магия, обычно передаваемая наследнику плавно, ритуалами, влилась в Эйриша разом, подобно молнии. Он… Кьори опять осекается, смотрит под ноги. Вовремя: там проползает кобра с причудливым желто-серым капюшоном. Цьяши больше не рубит ветви; стволы деревьев пошли гладкие, кроны начинаются выше человеческого роста, зато лианы тянутся нескончаемым пологом над самыми головами. Приходится иногда пригибаться. Ноздри щекочет запах подгнивающего болота. Становится все жарче, из-за перегороженного неба ? темнее. – Он спятил, ? заканчивает за подругу Цьяши. ? Не мог управлять силой, а еще, вливаясь в тело, она состарила его. – Не состарила, ? уточняет Кьори, ? а осушила, забрала юность. Он был почти мальчиком, когда это случилось, а очнулся уже мужчиной. Не стариком, но… – Ужасно! Это вырывается помимо воли. Я представляю: быть, например, девочкой лет двенадцати и мечтать, как расцветешь в юную девушку, а потом ? в один день! ? проснуться сразу женщиной?.. С увядающей кожей, без нежной хрупкости, без свежего сияния глаз и улыбок? И без… памяти о юности? О первой любви? Как если бы ранняя весна с чахлой молодой порослью, минуя майское тепло и лето, сразу перетекала в осень. – Да, именно так, ? продолжает Кьори. ? Но Цьяши не права, престолонаследник не «спятил», а был убит горем и яростью: из-за отца, из-за того, что гости, к которым мы были так добры, предали нас. Убили старого светоча Элиэна в мирный час, на своем… – Это, может, святотатство, ? вмешивается Цьяши. Она замедлила шаг и небрежно поигрывает клинками. ? Но, по-моему, престолонаследник сглупил. Ему досталась вся магия отца, магия Звезд… неужели он не победил бы этой магией каких-то там чужеземных экиланских божков, если бы постарался? Кьори резко высвобождает у меня руку и упирает в бок. – Цьяши! Но на подругу не действует тон, она настаивает: – Решение было глупым. Тем более глупым, учитывая, что сражался этот Эйриш, дай Звезды, чуть-чуть получше, чем… ? короткий палец указывает на меня, и я, стараясь скрыть раздражение, напоминаю: – Эмма. – Да плевать! Это… – Не слушай! ? горячо перебивает Кьори. ? Не слушай эту пигалицу, она не понимает, о чем говорит. – Да все я понимаю! Признаюсь ? скорее чтобы примирить их и заставить понизить голоса: – Я не понимаю вас обеих. Какое решение принял ваш светоч? Что он сделал не так? Мне казалось, то, что он вообще сразился, не будучи воином, было… – Глупостью! ? выпаливает Цьяши. – Подвигом. ? Я встречаю благодарный взгляд змеиной жрицы. ? Я не смогла бы. – Забавно… ? тихо, точно про себя, говорит Чуткое Сердце. ? Жанна приняла бы сторону Цьяши. Она всегда считала, что главное ? результат поступка, а не то, каких сил стоило на него решиться… Да, такова была Джейн. Жанна. Имя, тень имени в мыслях в который раз опаляет горем. Я опускаю глаза и без ужаса, почти привычно натыкаюсь взором на блестящую черными чешуйками змеиную спину. Мелькнув рядом, меж корней дерева исчезает гадюка. Снова раздается сдавленный голос Кьори: – Вызывая Мэчитехьо на поединок, Эйриш не думал, что овладение магией требует столько времени. Она ему по-прежнему не подчинялась, когда они сошлись. Вождь предложил драться обычным оружием ? на ножах. Эйриш проиграл. И случилось то, что случилось. Она прибавляет шагу. Полог над нами редеет, вновь проглядывает небо. Тропа расширяется и едва заметно идет под уклон. Стена деревьев становится плотнее, каждое обвивают лианы, там и тут пестреют орхидеи, видны и другие цветы. Путь сродни коридору, из которого не свернуть. Коридору, где под ногами все больше змей, а земля противно чавкает. – Эйриш лежит в Саркофаге давно. ? Кьори выпрямляет спину, невесело улыбается. ? Благодаря искрам его жизни у нас уцелела хоть какая-то магия. Возможность взывать к богам. Пользоваться артефактами экиланов. И… приходить сюда, не боясь змей. Она снимает с пояса ранее не замеченный мною предмет ? аккуратную свирель из семи тонких трубочек. С подобной в книгах изображают Пана, козлоногое божество то ли виноделия, то ли скотоводства. Поднимая эту свирель, Кьори выступает вперед.