— Нам все равно надо передохнуть и поесть. Впереди долгий переход. О велосипедах, думаю, можно забыть, если не найдем новые. Незнакомец зашевелился и, жалобно застонав, открыл глаза. Он повернул голову и осмотрел мутным взором парочку насторожившихся рейдеров. На губах появилась вымученная усмешка, зазвучал слабый бас: — На троих я еще никогда купол не соображал… Напарники переглянулись непонимающим взглядом, и Монах заговорил: — Как тебя зовут? — Сначала ты представляйся. И живчика дайте. Слишком много сил ушло, слишком много… Проводник под неодобрительный взгляд Якута достал из рюкзака термос и, открыв крышку, протянул его незнакомцу: — Монах, Якут. Спаситель начал глотать жгучую жидкость с явным облегчением. Новичок усмехнулся, качнув головой с неподдельным восхищением: — Хорош ты рубать! «Индеец» кашлянул и утер губы рукавом, хитро прищурившись: — Я давно в Улье. Так что крепость напитка — не вопрос. Зовут меня Гурон. Напарники снова переглянулись, но уже с усмешкой — кличка полностью соответствовала внешнему виду нового знакомого. Гурон приложился еще к живчику, наблюдая насмешливыми глазами поверх края термоса за товарищами. Монах снова заговорил: — Это дар такой у тебя? — Именно. Могу сделать так, что твари не замечают меня или кого-то кто со мной. Правда, на небольшой промежуток времени. И так, чтобы троих сразу накрыл куполом — впервые такое делаю. — Куполом? — Ну, я так условно это называю. У меня просто ощущение возникает, будто куполом накрывает. — Мы что-то такое почувствовали, — признался Монах, вспоминая ощущения на лестнице, когда казалось, будто воздух густеет и становится наэлетризованным. — Так как Вас, говоришь, зовут? — поинтересовался снова Гурон. — Меня — Монах, а это вот — новичок. Якут. — Приятно познакомиться. Хоть и обстоятельства не слишком располагают. Якут наконец-то подал голос: — Почему ты нас спас? И вообще, что ты тут делаешь сам? — Наблюдаю за тем-кого-нельзя-называть, что же еще? — Гурон сказал это таким обыденным тоном, будто данный факт не должен был произвести на рейдеров никакого впечатления. Глаза спасителя при этом абсолютно серьезно уставились на новичка. Якут сперва удивился, но затем, заметив странную искру во взгляде Гурона и то, как часто он перебрасывал свой взор с одной точки на другую, начал уже смекать — что к чему. Он дождался, пока «индеец» снова пригубит термос и посмотрел на Монаха многозначительным взглядом, покрутив пальцем у виска. Гурон был явно не в себе. Монах осторожно поинтересовался: — А зачем ты за ним следишь? — Изучаю. Я много о тварях знаю. Брожу везде от стаба к стабу, иногда заглядываю на такие дальние кластеры. Далеко не суюсь — там Пекло. И вообще, всякие диковинки собираю. Вот и тебя увидел! — Гурон улыбнулся и с интересом смерил взглядом проводника. Тот напрягся: — Меня? — Тебя-тебя… Такого я еще не встречал, чтобы у иммунного в течение такого большого промежутка времени — не показывался дар. — У меня его нет. — Есть. Новый знакомый закачался вперед и назад, с ехидной усмешкой рассматривая Монаха, как какую-то диковинку. Похоже, он уже оклемался после того, как почти растратил силы на то, чтобы скрыть от скреббера себя и обоих напарников. — Еда есть? — спросил Гурон. — Ты сказал, что у меня есть дар, — торопливо начал расспрашивать «индейца» проводник, — Как ты это определил? Гурон нахмурился недовольно: — Я хочу есть. Монах чертыхнулся и начал потрошить свой рюкзак дрожащими от волнения руками. Оно передалось и Якуту. Тот с интересом наблюдал за происходящим, будто находился в кинотеатре на показе необычайно интересного фильма. Банку тушенки безумный спаситель вскрыл кривым ножом самостоятельно, и принялся уминать куски мяса прямо с его лезвия: — После такой встряски нужно подкрепиться. А этот чего молчит? — Гурон показал ножом на Якута, — Не нравится он мне. Якут поднял бровь и развел руками, показывая всем видом, что он в данном спектакле явно лишний. «Индеец» потерял интерес к лысому новичку так же, как и к опустевшей за мгновения банке тушняка, повернувшись к проводнику и заявив: — Если на чистоту, если бы тебя не увидел — не стал бы и помогать Вам. — Ты из институтских, что ли? — поинтересовался Монах. — Нет! Ты что! От этих держусь подальше. И тебе советую, а то на опыты пустят такой редкий экземпляр. — Ты сказал — дар у меня есть? — Есть. — Так почему не проявляется? — А вот это я тебе смогу сказать, только если подойдешь поближе. Монах поколебался, но блаженный вид насытившегося сумасшедшего подкупал. Да и любопытство подтачивало изнутри очень и очень сильно. Он спросил: — Гурон, а как давно ты здесь? — Не знаю. Не помню, — улыбка снова появилась на устах спасителя. Бывший проводник медленно подошел к груде тряпья, на которой сидел, сложа ноги, алкоголик-безумец. Пододвинул небольшой старый табурет и присел рядом. Гурон протянул руки к вискам Монаха и закрыл глаза. Лицо его приняло задумчивое выражение. Затем морщины появились на нахмуренном лбу, и он опустил голову, будто упираясь лбом во что-то невидимое. Монах в этот момент почувствовал лишь покалывания в области головы, словно волосы зашевелились и начали бить друг друга маленькими разрядами статического электричества. Так прошла минута. Затем Гурон открыл глаза и убрал руки. Термос с живчиком снова появился в ладонях «индейца», и тот затянулся длинным глотком, словно насмехаясь над водочными парами. Проводник нетерпеливо заерзал на табурете и решил подать голос: — Ну? Что ты увидел? — Как я могу что-то увидеть? Видят глаза. А они у меня были закрыты… — Да не отходи ты от темы! — Монах начал выходить из себя от волнения. — Говори — что не так со мной? — Безумец устало призакрыл глаза и вдруг неожиданно ровным и спокойным тоном ответил: — У тебя огромный потенциал. Ты же принимал горох? Жемчуг? — Было дело. Хотя боялся, что квазом стану. — Если бы дар можно было бы сравнить со снегом, то я бы сказал так — в тебе огромная снежная шапка горы, которая может сойти лавиной в любой момент. Якут закатил глаза: — Ну, началось! Вы тут что — все ударяетесь в философию, приметы и красивые словечки? Попонятнее можно? Что с моим напарником?