- А, ну да. – Я закрыл глаза. И открыл. – Выиграл. - Ты хоть помнишь? – Спросила Селин. - О чём? – Не сообразил я. - Что ты рисовал? Я вздохнул. Общение давалось с трудом. Я не понимал, что она спрашивает. Ничего не понимал. - Рисовал? А я что-то рисовал? Когда? – Я задумался. Если я выиграл на конкурсе художников, значит, я должен был что-то рисовать. – Ну да, рисовал. – Согласился я. – Точно. - А куда ты повесил свой диплом? - Поинтересовалась девушка. - Какой диплом? Я не понимал о чем она. Я вообще ничего не понимал. Девушка стояло так близко, что мысли наскакивали одна на другую, не давая сосредоточиться. Я уже и забыл, как это находиться рядом с ней. - За победу в конкурсе. – Она нахмурилась. - Каком конкурсе? – Пробормотал я, чувствуя себя словно загнанное в тупик животное. - Молодых художников. – Медленно едва не по слогам выговорила Селин. - А в этом? – Я нервно рассмеялся. – Так бы и сказала. Вообще-то не знаю. - А твою картину, вернее мой портрет, выставили в галерее. Может, сходим, посмотрим? – Предложила она. - Пожалуй, – согласился я, - но как-нибудь в другой раз. Сегодня я не могу. - Тогда завтра. – Согласилась она. - Тогда завтра. – Кивнул я. На следующий день она поджидала меня после уроков на крыльце школы. Едва я вышел на улицу, как тут же нос к носу столкнулся с Дойл. Я даже вскрикнул от испуга. - Я вроде твоего кошмара, - грустно пошутила она. - Даже не знаю что ответить. – Признался я. - Ну что, пойдём? – Она уцепилась за мою руку в области локтя. - Куда? – Опешил я. - В загс, - съехидничала она, - на выставку конечно. Мы же вчера договаривались. Честно говоря, не помнил, чтобы я о чем-то с ней договаривался, но Селин так настойчиво тянула меня, что я сдался. Сзади раздались довольные восклицания наших друзей, но я не обратил на них внимания. Галерея находилась совсем рядом со школой, так что минут за пятнадцать мы дошли до серого одноэтажного здания и, сдав куртки в гардероб, прошли в основное помещение выставки. В обед в галерее посетителей кроме нас не было. Дойл быстро отыскала глазами мой рисунок и потянула меня за рукав. Я подошел и сразу же узнал его. Портрет Селин был настолько хорош, что даже не верилось, что это я его нарисовал. Я посмотрел на портрет, потом на живую Селин, затем снова на рисунок. - И как, много отличий? – Живо поинтересовалась она. - Только одно. – Я усмехнулся. – Та девушка, - я кивнул на портрет, - любила меня, а эта, - я взглянул на Селин, - не любит. Я сунул руки ладони в карманы брюк, испытывая неловкость от того, что только что произнёс. - Зачем ты это делаешь, Селин? – Я не мог скрыть боль в голосе. – Чего ты хочешь? Неужели не видишь, как мучаешь меня? Не понимаешь, насколько мне больно? Ты думаешь, три недели способны перечеркнуть всё, что я к тебе чувствовал? Я поморщился и покачал головой. Она подошла ко мне. Встала напротив. Её пальцы почти коснулись моего лица, но в последнюю секунду рука замерла и безвольно упала вниз. - Мне тоже больно, - торопливо зашептала она, проглатывая слова, - ты даже не представляешь как. Видеть тебя каждый день, но не иметь возможности…, - она вновь поднесла пальцы к моему лицу, но не коснулась его, а лишь в воздухе очертила его контур, - …коснуться тебя. Не ожидала, что будет так больно. И что до смерти будет хотеться вновь оказаться в твоих объятиях. Понимаю, это блажь, наваждение, но мне так этого не хватает. Обними меня, Нельсон. Она просила, и я должен был уступить, но не мог. Снова обрести и потерять…. Моё бедное сердце этого просто не вынесет. - Нет. – Я отрицательно покачал головой. – Не обниму. - Почему? – Её голос был похож на писк цыплёнка. - Потому что, обняв уже не смогу отпустить, а отпустив, не смогу снова примириться с потерей. Ты уж прости меня. – Снова слюна превратилась в колючую массу. – Зря мы пришли на эту выставку. - Нел, я не хотела тебя обидеть. – Прошептала девушка, и её глаза странно покраснели. - Знаю. До чего трудно контролировать эмоции. Намного проще сорваться и наговорить всяких гадостей, а еще лучше прижать её к груди сильно-сильно и не отпускать. - И я не хотел. Но так случилось. Мы уже не сможем забрать свои слова обратно. - А тебе бы хотелось? Странное чувство, вселяющее надежду. Глаза Селин, светящиеся ласковым огоньком. Наваждение какое-то! - Нет. То есть да. Нет, не так. – Я запустил пальцы в волосы, пытаясь собраться с мыслями. – Свои слова я, конечно, хотел бы забрать. Я не должен был такое говорить. А твои…. – Я потянул носом воздух. – Наверно, горькая правда лучше, чем сладкая ложь. Хлопнула дверь, и мы вздрогнули. На выставке появились новые посетители. Мы были уже не одни. И я ушел. Сбежал. От самой желанной и любимой девочки на свете только потому, что побоялся, прикоснувшись к ней снова, почувствовать прежние ощущения и раствориться в них. На острове между тем активно готовились к празднованию Нового года. На площадях больших городов, в детском парке, а также у нас в деревне установили большие зелёные ели. Витрины магазинов причудливо украшались мигающими гирляндами из лампочек, ватой и дутыми стеклянными шарами. В отличие от Лондона на Уайте сохранялась традиция использовать в качестве ёлочных украшений не пластиковые игрушки, а стеклянные. Это было здорово. По традиции наряжать школьную ёлку должен был выпускной класс, а украшать зал десятый, то есть класс наших друзей. Поэтому однажды вместо привычных уроков мы всей компанией собрались в актовом зале для важного мероприятия. Томас и Патрик притащили два тяжелых ящика с игрушками, Бекки принесла гирлянды, остальные принесли дождик, мишуру и всё такое прочее, что могло пригодиться. Я принёс длинную лестницу, потому что наша елка была до потолка. Сара, Дженни и Селин вырезали блестящие звёзды для украшения штор, мальчики натягивали под потолком леску, привязывая к ней разноцветные шарики, которые тут же надувались. Короче, работа кипела. Правда, Бекки с Патриком больше мешали, нежели помогали. Своими обжиманиями и страстными поцелуями они сбивали с толку всех остальных, поэтому мы отправили их домой. Сара и Томас тоже не удержались, чтобы не поцеловаться под ёлочкой. Учителей с нами не было, поэтому можно было не осторожничать. Спустившись с лестницы, я обернулся и посмотрел по сторонам в поисках Селин. Она сидела на скамейке, обложенная блестящей серебристой бумагой. Заметив меня, она помахала мне ножницами. Я улыбнулся ей в ответ и, смутившись, отвернулся. - Ей, не грусти! – Томас подтолкнул меня в бок, и я улыбнулся ему. – Она любит тебя. Я это вижу. - Ага! - Сыронизировал я, прилаживая стеклянные бусы к еловой лапе. - Нет, я серьёзно. Ты просто слепой, – воскликнул Миллер. – Она смотрит на тебя и её взгляд светлеет. Вот загнул! Не ожидал от него такой романтики. - Ну, да, так я тебе и поверил! Ты просто Остин начитался. – Я имел в виду, что на уроке английской литературы мы сейчас проходили «Гордость и предубеждение». - Причём здесь Остин, ты сам глянь! И взяв за плечи, он развернул меня в сторону Дойл. Она действительно продолжала смотреть на меня. Особой нежности в её взгляде я не заметил, но пристальность. Да, согласен. - Впечатляет. – Пробурчал я. - А поговорить? – Намекнул Миллер. Удивительно, как все его намеки напоминают медведя, продирающегося сквозь бурелом. – Пойдём! – Он уцепился мне в руку. – Я силком потащу тебя, если по добру не пойдёшь. Стиснув зубы, что скулы свело, я позволил подтащить меня к Селин. - Как насчет заблудшей души, страдающей в одиночестве. – Ничего себе заявление! Миллер явно переигрывает. Когда же он оставит попытки помирить нас? Неужели не ясно, что она не любит меня! - Может, я тоже страдаю? - Фыркнула девушка. Это какой-то заговор. Томас несет полную чушь. Селин заявила, что страдает. Как будто мне от этого легче.