– В Германию отплывает корабль с нашими олимпийцами, их семьями и с журналистами. Отправление послезавтра. Ты поедешь с ними. – С олимпийцами? – Мы решили, что это оптимальный вариант. Берлин заполонят иностранцы. Суматоха поднимется такая, что у армии и полиции будет забот полон рот. – Официально на Олимпиаде тебе работать не придется, – заверил Эйвери. – Игры начинаются первого августа, Олимпийскому комитету известно, что ты журналист. – Спортивный журналист, – уточнил Гордон. – Это твое прикрытие. Тебе нужно валять дурака и не привлекать к себе внимания. На пару дней поселишься в Олимпийской деревне, потом осторожно выберешься в город. В отель нельзя: нацисты отслеживают гостей, фиксируют паспортные данные. Для тебя забронируют номер в частном пансионе. Пол – воробей стреляный. Разумеется, у него появились вопросы. – Я буду там под своим именем? – Да, останешься собой. Но мы оформим тебе и запасной паспорт – с твоей фотографией, но на чужое имя. Паспорт подданного другой страны. – Ты похож на русского: высокий, крепкий, – отметил сенатор. – Решено, что будешь русским. – Я не говорю по-русски. – Там никто не говорит. Кроме того, запасной паспорт тебе вряд ли понадобится. Он на самый крайний случай, чтобы выехать из Германии. – Или на случай гибели, чтобы никто не разобрал, кто я и откуда, – добавил Пол. Неуверенность сенатора и взгляд, украдкой брошенный на Гордона, доказывали, что Шуман попал в точку. – А на кого я якобы работаю? – не унимался Пол. – Все газеты пришлют в Берлин стрингеров. Они мигом поймут, что я не журналист. – Об этом мы подумали. Ты внештатник: пишешь статьи, а по возвращении домой предлагаешь их спортивным газетенкам. – Кто помогает вам в Берлине? – спросил Пол. – Давай пока без имен, – отозвался Гордон. – Не надо мне имен. Вы доверяете ему? Если да, то почему? – Он живет там уже пару лет и снабжает нас ценными сведениями, – ответил сенатор. – В войну он служил под моим началом. Я лично с ним знаком. – Под каким он там прикрытием? – Бизнесмен, участник финансового рынка и так далее. Предприниматель. – Он и оружие тебе предоставит, и необходимую информацию об объекте, – сказал Гордон. – У меня нет действующего паспорта. В смысле, на мое имя нет. – Мы в курсе, Пол. Паспорт тебе оформим. – А мои стволы можете вернуть? – Нет, – категорично возразил Гордон. – Таков наш общий план, дружище. Наверное, не стоит предупреждать, что если ты надеешься сесть на товарняк и залечь на дно в каком-нибудь западном Гувервилле…[10] Разумеется, Пол на это надеялся, но тут нахмурился и покачал головой. – Эти парни не отстанут от тебя ни на шаг до самых доков Гамбурга. На случай если у тебя возникнет желание улизнуть из Берлина, наш помощник за тобой присмотрит. Если исчезнешь, помощник позвонит нам, мы позвоним нацистам и сообщим, что по Берлину разгуливает беглый американский киллер. Имя твое сообщим, фотографию покажем. – Гордон выдержал взгляд Пола. – Если думаешь, что мы ловко тебя выследили, значит ты не знаешь нацистов. По нашим данным, они не тратят времени на суд и смертные приговоры. Ситуация ясна? – Предельно. – Отлично. – Коммандер глянул на Эйвери. – Объясни ему, что случится, когда дело будет сделано. – В Голландии тебя будут ждать самолет и пилоты. Под Берлином есть старый аэродром. Когда закончишь, мы отправим тебя оттуда на самолете. – На самолете? – переспросил Пол заинтригованно. Полеты его завораживали. Девятилетним он сломал руку – в первый из бесчисленного множества раз, – когда собрал планер и слетел на нем с крыши двухэтажной дедовой типографии, рухнув на грязную мостовую. – Именно, Пол, – ответил Гордон. – Тебе ведь нравятся самолеты? – предположил Эйвери. – В квартире у тебя столько журналов по авиации. И книги. И фотографии самолетов. И модели. Ты сам их собирал? Пол смутился, потом разозлился из-за того, что чужие нашли его игрушки. – Ты пилот? – спросил сенатор. – На самолетах я прежде не летал, – ответил Пол и покачал головой: план казался полным безумием. – Я даже не знаю… Воцарилась тишина. Нарушил ее толстяк в мятом костюме: – В войну я был полковником. Так же как Рейнхард Эрнст. Я сражался в Аргонском лесу. Так же как ты. Пол кивнул. – Общее число знаешь? – спросил его толстяк. – Число чего? – не понял Шуман. – Убитых. Пол вспомнил море трупов. Американцы, французы, немцы. Раненым было еще хуже. Они рыдали, стонали, звали маму с папой. Забыть такое невозможно. В принципе. – Американские экспедиционные войска потеряли более двадцати пяти тысяч человек, – с трепетом проговорил толстяк. – Почти сто тысяч ранили. Погибла половина моих подчиненных. За месяц мы потеснили врага на семь миль. Эти цифры не дают мне покоя. Половина моих ребят и семь миль. При этом Мёз-Аргон считается одной из самых успешных операций Антанты… Не хочу, чтобы подобное повторилось. – Кто вы? – снова спросил Пол, глядя на толстяка. Сенатор встрепенулся и начал говорить, но толстяк перебил его: – Я Сайрус Клейборн. Вот оно что. Господи… Старик – глава «Континентал телефон энд телеграф», самый настоящий миллионер, даже сейчас, в тени Великой депрессии. – Недаром я назвался Папашей Уорбуксом. Для, скажем так, проектов лучше не брать деньги из государственной кормушки. Я слишком стар, чтобы воевать за свою страну, но я помогаю как могу. Что, парень, любопытство удовлетворено? – Удовлетворено. – Отлично. – Клейборн окинул Пола взглядом. – Тогда еще одно. Тебе ведь объяснили, каково вознаграждение? Сумму назвали? Пол кивнул и услышал: – Я ее удваиваю. У Шумана аж лицо вспыхнуло. Десять тысяч долларов? Он представить такого не мог. Гордон медленно повернулся к сенатору. Пол догадался, что последнее предложение сценарием не предусматривалось. – А вы наличными заплатите? Не чеком, а наличными? Почему-то сенатор с Клейборном расхохотались. – Разумеется, – заверил толстяк. – Любой каприз. Сенатор придвинул к себе телефон и постучал по трубке: – Ну так что, сынок? Мы звоним Дьюи или как? Тишину прервало чирканье спички – Гордон закурил сигарету. – Подумай, Пол. Мы даем тебе шанс стереть прошлое. Шанс начать с чистого листа. Многим ли киллерам он выпадает? II. Город слухов 24 июля 1936 года, пятница