Тем временем я ужинаю. Вкус у похлёбки так себе, но меня это почти не волнует. Кажется, только вчера я впервые пошла с Мишей в клуб, как уже сегодня очнулась среди неизвестных мне людей. Я в ловушке. Но почему именно здесь, в мире, где всё кажется чужим и незнакомым, я чувствую себя в порядке? Почему до этого я так долго искала собственное я, а тут меня сразу же покинуло чувство неопределённости? Делаю глоток отвара, что приготовила Агата. Тело растворяется в неге, а веки тяжелеют. После третьего глотка назойливые мысли покидают разум. – Спи, Селена. Не думай о плохом. Ты ещё успеешь столкнуться со злом этого мира. И я проваливаюсь в сон. 5 глава Селена Утро выдаётся тяжёлым. Удивительно, ведь стоило лечь на жёсткую, неудобную подушку, как меня вырубило, словно сон избегал меня несколько суток. По словам Агаты, я проспала около шести лет. Именно поэтому всё болит?.. Но вот что по-настоящему доставляет дискомфорт, так это левая лопатка. Боль пульсирующая, не слишком сильная, но непроходящая. Агата уже проснулась. Слышу, как она поднимается с кровати, скрипят деревянные перекладины под матрасом, а затем – половицы. Она громко зевает, потягивается, похрустывая суставами, а затем шумно выдыхает, снова садясь на постель. Вчера вечером, перед тем как лечь, мы сняли только обувь. По словам моей новой знакомой, в таких местах часто водятся разного рода насекомые. Я сомневаюсь, что после такого крепкого сна мне захотелось бы содрать кожу в кровь от жуткой чесотки. Если быть совсем честной и откровенной, ни Агата, ни уж тем более Элиот не вызывают у меня доверия. Но… я очнулась в неизвестном месте. Когда подобное случилось со мной в прошлый раз, я доверилась людям, бывшим около меня в тот момент. И ведь ни разу не пожалела! Миша так вообще стал тем единственным человеком, на которого я могла положиться. Доверие… спасло меня. Так почему бы не попытаться довериться Агате и Элиоту? Я привыкла к лесу из высоток, а не деревьев. Мой максимум – это парк. А без своих новых «друзей» я здесь потеряюсь. Хотя бы пока не разберусь, куда меня занесло озеро. – Я знаю, что ты уже проснулась, но если тебе хочется полежать… что ж, извини. – На сумке щёлкает замок. – Я, наверное, разбудила тебя. Извини и за это. Ох, чёрт. Слишком много слова «извини». Из… – Агата прикусывает язык, и я стараюсь сдержать тихий смешок. – Хотела дать тебе поспать ещё немного, но, видимо, я слишком громкая. Знаешь, в прошлом я спала одна в большо-о-ой комнате, и у меня не было подобных… забот. На лице сама собой расползается слабая улыбка. Агата начинает мне нравиться. Открываю веки, наблюдая за тем, как она с тихим бормотанием роется в сумке. Длинные тёмные волосы распущены. Настолько темного оттенка мне видеть ещё не приходилось, словно сама ночь поселилась в её волосах, как в гриве той лошади, что… Вздрагиваю, одёргивая себя, и моментально отворачиваюсь в сторону. Пальцы хватаются за край одеяла – оно больше похоже на простыню. Откидываю его в сторону, опуская ноги на пол. С кряхтением сажусь на постели, потирая глаза подушечками пальцев. Тело ломит, словно прошлым вечером мне пришлось таскать что-то тяжёлое. – Я принесла нам немного воды, чтобы мы смогли умыться. Я уже, так что… – Девушка кивает на пол, где стоит металлический тазик. – Завтракать будем не здесь. Возьмём еды с собой. Нужно встать на ноги, но я понимаю, что если нагнусь, то просто не смогу потом распрямиться. Поэтому медленно сползаю, чувствуя, как напрягаются мышцы, издавая болезненно-жалобный стон. Агата не сдерживает тихого смешка. Всё внутри такое натянутое и напряжённое… Новость про завтрак не особо меня расстраивает. Вчерашний ужин я съела с трудом – как вспоминаю, так к горлу подкатывает тошнота. Если попытаюсь что-нибудь съесть сейчас, то придётся искать тазик поглубже. Я даже радуюсь, что не потребуется заталкивать в себя ещё одну безвкусную похлёбку. Зачерпываю ладонями едва тёплую воду, смывая с лица сонливость. Не помогает, но чувство помятости проходит. – Как ты себя чувствуешь? – Агата пальцами расчёсывает длинные волосы, заплетая в косу, и перевязывает кончик шнурком. – Вчерашний отвар должен был помочь, но… если честно, я никогда не сталкивалась со стабилизацией утопленников. – Она съёживается и отводит взгляд. – Мне стоит поздравить тебя с дебютом? – вяло усмехаюсь я. – Хотела бы я сказать, что никогда не была в роли утопленницы, но врать не очень хорошо. Девушка прыскает от смеха, но тут же снова прикусывает язык. Наверное, смеяться над подобными вещами… неправильно? Дверь скрипит; я оборачиваюсь слишком резко. Голову простреливает болью. Хмурюсь, опускаясь на кровать, и закрываю глаза. Комната начинает кружиться. Оставь я глаза открытыми – и это непроходящее чувство сожрало бы меня. Медленно приоткрываю один глаз, встречаясь взглядом с Элиотом. Замечаю, что он уже одетый и умытый. Сумка его явно тяжелая, оттягивает плечо парня – он уже готов к путешествию. – Доброе утро, – глухо бросает тот, входя в комнату и направляясь в мою сторону. Несмотря на то что волосы его растрёпаны, выглядит Элиот достаточно свежо. Камзол на нём, в отличие от наших, не имеет ни единого залома или какого-нибудь несовершенства, а сапоги начищены до блеска. – Доброе, мистер чистые сапожки, – выдыхает Агата и поднимается с постели. – Даже в вонючем трактире похож на чёртового принца. Элиот цокает и протягивает мне руку. Я не мешкая хватаюсь за неё. Он чуть сгибается, чтобы придержать меня за спину. Без помощи я бы точно феерично завалилась назад. Поднимаюсь медленно – если потороплюсь, то точно закружится голова. Как же неприятно снова чувствовать себя беспомощной. – Спасибо, – тихо бурчу я, кое-как дойдя до стены, и наваливаюсь на потрескавшуюся поверхность плечом. Элиот улыбается уголками губ и коротко кивает. – Надеюсь, ты чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы ехать верхом вместе с Агатой. – Он указывает в сторону двери. – Задерживаться опасно. Едем сейчас. – А затем разворачивается на каблуках сапог, бросая перед тем как выйти: – Пять минут, Агата. Не тридцать пять, не сорок пять. Девушка фыркает, в пару шагов оказываясь около меня и накидывая мне на голову капюшон. Разглаживает складки плаща, поплотнее затягивая кожаный шнурок в косе. – На первом привале постараюсь что-то сделать с твоими волосами. Белый цвет слишком сильно бросается в глаза. – Она заправляет выбившийся локон за ухо. – А сейчас нужно ехать. Мы направляемся к восточным границам Рэддхема. Там у нас есть союзники. Агата отходит от меня на шаг и поправляет ремешок сумки, после чего протягивает руку. Я вкладываю свою ладонь, вновь принимая помощь от совершенно незнакомого мне человека. Однако Агата… Агата кажется мне знакомой: цвет глаз, чернота волос, бледность кожи, черты в целом – я где-то её видела. Мы спускаемся по тому же пути, по которому поднимались сюда вчерашним вечером. Только вот вчера мне было явно не до разглядывания окружающего интерьера. Да и рассматривать на самом деле нечего: деревянные стены с торчащими занозами. Не удивлюсь, если в них живут мыши и другая живность. Минуя первый этаж, выходим на улицу. В носу пощипывает от мороза, а глаза слезятся от белизны снега. Агата первой садится в седло, мне же забраться туда снова помогает Элиот. Я размещаюсь позади, обхватывая руками талию девушки. Элиот ловко запрыгивает на соседнюю лошадь, кивая Агате, и она натягивает поводья. В фильмах и сериалах езда на лошадях казалась мне лёгким и приятным занятием, но в реальности я чувствую себя мешком с картошкой. Приходится напрягать живот, ноги и спину, чтобы не скатиться вниз. Первый привал проходит тихо и спокойно. Пока Агата заплетает мои волосы в тугую косу, Элиот нагревает воду; я даже не понимаю, когда он успевает это сделать. Завтракаем минут десять, а потом вновь отправляемся в путь. Внутрь затолкать ничего не удаётся – кроме чая и чудо-отвара Агаты. * * * Мы едем в тишине, только Агата изредка спрашивает о моём самочувствии. Иногда мои новые знакомые переговариваются между собой, но разговор так и не завязывается. Да и разговаривать мне особо не хочется: голова болит, глаза слипаются. Всё, на что у меня хватает сил, – это рассматривать деревья. Кругом скучные, однотонные, тоскливые пейзажи. От голых стволов со временем начинает рябить в глазах. А сугробы приедаются, пускай сначала я по-настоящему ими интересуюсь. В городе даже глубокой зимой снег был редкостью. А если и выпадал, то либо таял, либо превращался в месиво из грязи. Зато я могу получше разглядеть своих спутников и переварить информацию. Лицо у Элиота доброе, выражение – немного отстранённое. Он так… спокоен. Карие глаза смотрят чётко перед собой. Спина прямая, подбородок вздернут. Теперь я понимаю, почему Агата добавила столь издевательское «принц», когда хотела уколоть его за начищенные сапоги. Они как будто знают друг друга не один десяток лет. Миша как-то сказал, что противоположности притягиваются. Впервые я вижу это воочию – Элиот и Агата являются полными противоположностями друг друга. Он серьёзный, даже суровый. У меня проскальзывает мысль: «А не военный ли он?» Об этом говорят осанка, то, как он чеканит шаг. А вот в Агате я не вижу этой серьёзности. Она часто улыбается и смеётся. Ходит свободно, иногда позволяет себе расслабить спину и чуть сгорбиться. – Передохнём здесь, – произносит Элиот, натягивая поводья и заставляя лошадь остановиться. Агата делает то же самое. – Ох, как же эти слова ласкают мой слух, – блаженно протягивает она, выдыхая. Руки Элиота вновь проскальзывают под моими подмышками, и он снимает меня с лошади. Снег скрипит под подошвами. Желая насладиться этим звуком, я переступаю с ноги на ногу, вызывая у Агаты смешок. Наверное, я ей кажусь забавной. Медленно ступая, направляюсь к упавшему дереву, опускаюсь на шершавый ствол. От долгой езды верхом (гораздо, гораздо менее комфортной, чем на автомобиле) болят шея и спина. – Ты, наверное, отвыкла от езды верхом? Раньше тебя непросто было снять с лошади. – Агата закрепляет поводья на дереве. – Ты не подумай, я никогда тебя не видела. Мне брат рассказывал. Подаюсь вперёд, упираясь локтями в колени и подпираю ладонью подбородок. Задумчиво поджимаю губы, переводя взгляд с Агаты на Элиота. Он складывает веточки «домиком». Во время первого привала я не обратила внимания на то, как он разжигает огонь. Обычно чиркают спичками, но вместо этого Элиот просто щёлкает указательным и средним пальцами. Вспыхивает маленький огонёк, и я ахаю. – Как ты это… – только и могу вымолвить я. – О… ты и этого не помнишь, – как-то грустно хмыкает парень, подкладывая в костёр несколько веточек. – Думаю, что про это тебе поведает Агата. Я только напугаю подробностями. Поворачиваюсь к Агате, перекидываю ногу на ногу. Она отряхивает ладони, упирается одной из них в ствол дерева, а затем смотрит на меня. – Мир, в котором ты очнулась, – Рэддхем. Он делится на несколько… что-то вроде королевств. Их пять. В четырёх столиц нет. Мы называем их Домами. Южную часть занимают огненные маги, подобные Элиоту, – это Дом Огня. На Западе обитают маги земли, природы. Как можно догадаться, это Дом Земли. Восток, куда мы сейчас направляемся, во власти магов воздуха, молний, ветров – Дом Ветра. А Север, откуда мы сейчас уходим… Севером правят маги воды, льдов и холода. Дом Воды, соответственно. – Агата прикусывает нижнюю губу, переводя взгляд на Элиота. – Ты сказала, что королевств пять, но назвала всего четыре. Я уловила смысл – они связаны со стихиями. А пятое? – Пятое занимает центр и тянет свои щупальца к остальным. Его столица – Бэтллера. Домом это место никто не зовёт, но… – Агата понижает голос до шёпота. – Четыре Дома дали ему название – Дом Красного Солнца. Я не хочу раскрывать всех карт. Некоторые вещи тебе нужно вспомнить, чтобы мозаика сложилась в единую картинку. – Она подносит ладони к губам и дышит на них тёплым воздухом. – Я не могу вмешиваться в проявление твоих воспоминаний. И не могу рассказать тебе больше. Опускаю взгляд, смотря на носки собственных сапог. Прикрываю глаза, упираясь кончиками указательных пальцев в виски, и начинаю массировать кожу. Стараюсь напрячь память, роясь в ней, чтобы отыскать ответы на свои вопросы и картинки прошлого. Но там пустота – и ничего более. Я не помню ничего. Рэддхем – незнакомое мне слово. А маги – всего лишь жители какого-нибудь фэнтезийного мира. – Не-а. Не пытайся вспомнить. – Вздрагиваю, распахивая веки, и смотрю на Агату. – Всё придёт со временем. Так ты только истязаешь себя. Ты слаба, Селена. Я не хочу, чтобы ты грохнулась в обморок. Ах, стой. Как я могла забыть рассказать тебе самое интересное? – Её губы расползаются в улыбке. – Помимо стихийной, есть и другие виды магии. Я обладаю одной из таких. – Она гордо вскидывает подбородок, вытаскивая из сумки травы и знакомую мне ступку. – Я что-то вроде, м-м… мага крови. Мага сердца. Это тяжело объяснить на пальцах. Я слышу, как бьётся твоё сердце, как кровь бежит по венам и артериям. – Девушка принимает из рук Элиота чашку с горячей водой и смешивает в ней растёртые травы. – Пей. Потом поедем дальше. Весь зад себе отморозила на этом холоде. И как только ты не трясёшься? – Она столько пролежала в холодной воде, – задумчиво говорит Элиот. – А ты просто засиделась во Дворце. Давно было пора вытащить тебя на улицу. Так что привыкай морозить свой «королевский зад». – Я чуть не давлюсь от этих слов, слыша рядом возмущённый вздох Агаты. * * * Смеркается. Ближе к вечеру прохлада начинает ощущаться острее. Агата часто вздрагивает и судорожно выдыхает облачка белого пара. Хотя, по словам Элиота, чем ближе мы к восточным землям, тем теплее должно становиться. Но теплом пока и не пахнет. Возможно, мы бы добрались быстрее, но приходится объезжать особенно крупные города и поселения окольными путями – через леса и поля. Агата говорит, что кому-то невыгодно моё воскрешение. Удивительно, как она всячески избегает упоминания имён и других деталей. Выдыхаю, опираясь щекой о спину Агаты. – Ты устала? Потерпи ещё чуть-чуть. Мы переночуем на постоялом дворе. Я почти не слышу её слов. Закрываю глаза и вспоминаю тот вечер – последний в другом мире. Ночь. Парк. Озеро позади, поскрипывающие доски пирса. Два золотистых глаза, взирающих на меня. И голос. «Прости меня, Селена». О, этот голос, не дающий покоя. Может, разгадка кроется в лице этого незнакомца? Если я увижу его вновь… смогу ли всё вспомнить? Когда я открыла глаза там, в больнице… я не помнила восемнадцать лет своей жизни. Потому что эти восемнадцать лет прошли здесь. Где-то глубоко внутри себя я знаю это. Вот только принимать не спешу.