Американец расхохотался: — Стало быть, тогда ваш отец — наш первый президент. Кто-нибудь сообщил об этом Джорджу Вашингтону? — Иди обследуй судно. Разузнай всё, что сможешь, — шепнула Соланж девочке, и Руфь исчезла, как дым. Страстные, примитивные островитянки вызывали у наполеоновских офицеров разочарование. Печальный опыт показывал, что у каждой соблазнительной креолки имелся брат, сидящий в тюрьме, или сестра с больным ребёнком, или престарелые родители, которые не могли платить за жильё. Эти темнокожие дьяволицы приносили сложностей не меньше, чем удовольствия в постелях. Постоянный сопровождающий Соланж, майор Бриссо, напился и теперь лежал возле мачты, оказавшись в силах лишь слегка приподнять свой отполированный шлем. Соланж тем временем флиртовала с кавалерами, которые принимали её оживлённость за тайное желание, но на самом деле её жгло нетерпение другого рода. Соланж знала, что ей нужно, но не знала, как этого добиться. Вымогательство? А кто остался честным в Сан-Доминго? Кого волнует, скольких негров замучил и убил полковник Х? А измена генерала Y французской армии и переход к мятежникам? Фи! Майор Z продал оружие врагу, спровоцировав новые потери, но если случай был удобным, то какой практичный человек не сделал бы то же самое? В конце концов поклонники Соланж нашли себе более лёгкую добычу, и она с нетронутым бокалом шампанского уселась на кабестан, ожидая возвращения Руфи из разведки. Луна плыла по небу, оркестр звучал всё более нестройно, и наконец музыканты отложили инструменты. Повсюду раздавались смех, звон бокалов, брань, визг и опять смех. Капитан-американец удалился с какой-то креолкой. Генерал Рошамбо скрылся в адмиральскую каюту. Жуя горбушку хлеба, Руфь взобралась на кабестан к своей госпоже. Она рыгнула и, прикрыв рот ладошкой, извинилась. — Ну? Как только поменяется ветер и отгонит британские суда с рейда, капитан Колдуэлл снимется с якоря с немалым количеством тяжёлых сундуков на борту (где, вероятно, лежат сокровища), которые передал генерал Рошамбо, и официальным пакетом с военными отчётами и просьбами привилегированных офицеров о переводе, который повезёт личный курьер генерала, майор Александр Бриссо, племянник Рошамбо. Александра отправляли на материк за поведение, которое если и не так уж редко, но практикуется в узком — очень узком — круге равных по чину. Александр и прежде был несдержан. А здесь, на маленьком острове, где убийство, пытки и насилие стали обычным делом, он вновь проявил свою невоздержанность. — Он любит мужчин, — сказала Руфь, доев хлеб и облизав пальцы. — Без сомнения. Майор Бриссо единственный французский офицер, который учтиво обходится с дамами. — Александр позорит генерала Рошамбо. Соланж сморгнула: — Что тут может быть позорного… — Александр с тем парнем, Жоли. Он его любит. Дарит ему столько подарков, что другие офицеры смеются. Когда его дядя узнать об этом, он хочет убить Жоли, поэтому Жоли сбежать. Он не вернётся ни за что. Лучше всего не возвращаться. — Жоли… — Александр предупредить Жоли бежать. Генерал хотеть повесить Александра, но не может, ведь он сын сестры. Многие из гостей теперь достигли той стадии, когда могли держаться на ногах, лишь прислонившись к чему-нибудь, и болтали на одни и те же темы, которые утром не стоило вспоминать. Слуги прибрали вино к рукам, и вечеринка благополучно перевалила за тот рубеж, когда благоразумным дамам пора отбывать восвояси. Трезвые солдаты охраняли каюту адмирала. — Двое, — сообщила Руфь Соланж. — Генерал спит сегодня с двумя. Девочка поморщилась и уточнила: — Женщинами. В душе Соланж всколыхнулась надежда — но ни идеи , ни плана не было… — Руфь, беги домой. В сундуке с тканями найдёшь красный шёлковый колпак. Принеси его мне. Быстрее. Нестройное трио младших офицеров затянуло непристойную песню: Il eut au moins dix veroles… [7] Взъерошенный генерал со своей девицей-креолкой, прижимаясь друг к другу, вышли из каюты, освещённой свечами. Когда один из охранников Рошамбо подмигнул, Соланж притворилась, что не заметила этого. Надежда стала ослабевать, и Соланж уже почти отказалась от своего безумного плана, когда вернулась Руфь с шёлковым колпаком в руке. — Мадам? Присутствие Руфи придало Соланж решимости: — Вон там. Офицер со шлемом на коленях. Разбуди его. Отдай колпак майору Бриссо и скажи: «Жоли». Соланж с величайшими предосторожностями рассказала девочке всё, что требовалось сказать и сделать. — Ах, Руфь, — произнесла она. — Я вверяю тебе нашу жизнь. Повернув руку ладошкой вниз, девочка успокоительно сказала, усмиряя страх госпожи: — И птичка по веточке гнездо строит. Соланж устроила свою ловушку в каюте по левому борту, где один-единственный оловянный фонарь освещал пустые бокалы из-под шампанского и смятое покрывало на узкой кровати. Она перевернула покрывало и встряхнула его. Бокалы сунула в ящик без какого-либо определённого соображения. Когда она погасила свечи, воздух наполнился ароматом пчелиного воска, чуть приглушив резкий запах недавнего сношения. Соланж сняла с себя всю одежду, прикрутила фитиль и стала ждать. Когда глаза привыкли к темноте, сквозь бортовой иллюминатор внутрь просочился лунный свет, осветив ее обнажённые, дрожащие руки. За дверью послышались нетвёрдые шаги, лязг металла и прерывистый мужской шепот: — Жоли… Задвижка на двери повернулась, и обнажённая Соланж обняла свою жертву. Прошло несколько секунд, а может, жизней, после чего в каюту вслед за племянником с рёвом ворвался генерал: — Mon Dieu, Александр! Вы с Жоли теперь точно угодите в руки палачу! Яркий свет переносных фонарей. В каюту вслед за генералом напирали другие офицеры. Соланж, ахнув, прикрыла свою наготу руками, как Ева в райском саду. — Александр! — выдохнул генерал. — Ты? С этой женщиной? Круглое лицо генерала, заглядывавшего через плечо племянника, исполнилось вожделения: — Милый мальчик! Дорогой мой! Я не… буду мешать вашему тет-а-тет. Окружавшим генерала офицерам передалась его похоть. Соланж схватила платье, прижала к нагому телу. — Александр — мой… мой сопровождающий. Прошу вас. Мой муж не должен узнать об этом. Он приложил палец к ухмыляющимся губам: — Нем, как могила. Он не услышит от нас ни слова, правда, джентльмены? В ответ раздалось бормотание и приглушённый смех. Генерал плотно закрыл за собой дверь. Соланж, глубоко вздохнув, открыла фонарь. Мурлыкая, она без всякой спешки оделась. Александр плюхнулся на кровать, обхватив голову руками. Его вырвало на пол, и он тупо уставился на вонючую лужу у себя между ног. Соланж открыла иллюминатор, пожалев, что генерал не оставил дверь приоткрытой. Она застегнула воротничок и взбила волосы. — Простите, что делаю замечание, майор. Но вы смешны. В его глазах было столько растерянности и грусти, что Соланж не могла в них смотреть. — Жоли? Я думал, вы… Его колпак. Я подарил ему. Жоли… — Я не сомневаюсь, что ваш Жоли в безопасности, вместе с повстанцами. Наверное, сражается против нас, французов. Месье, не пытайтесь понять. Утром разберётесь. Полагаю, провести ночь на этой кровати будет не хуже, чем на любой другой. — Я люблю его, — тяжело вздохнув, всхлипнул Бриссо. — Ах, месье. Вы всегда были ко мне так добры. В дверях показалась Руфь, вопросительно глядя на Соланж. — Oui, — сказала Соланж, и девочка улыбнулась. Звезды на небе начали бледнеть, луна зависла над Морн-Жаном. Офицеры в уже не столь блистательных перепачканных мундирах валялись на палубе, словно на поле боя. Какая-то потаскуха, обчищавшая карманы толстого капитана, пристально посмотрела на появившуюся пару. Пока Соланж с Руфью возвращались домой, над океаном занялся рассвет, у дамбы слышался плеск лёгких волн. Соланж взяла маленькую руку девочки в свою и крепко сжала её. Позже в этот же день, пока Огюстен с Руфью укладывали вещи, Соланж отправилась в штаб генерала Рошамбо. Нет, мадам не станет излагать суть своего дела. Оно касается семейных и безотлагательных вопросов. После того как Соланж миновала адъютанта и закрыла дверь кабинета, генерал Рошамбо приветствовал её улыбкой, которую крокодилы приберегают для полусгнивших трупов. — А, мадам. Как приятно вас видеть. Что, наверное, не вполне взаимно… Скажите, миссис Форнье, мой племянник действительно вас сопровождает? — Очень часто, — залилась нежным румянцем Соланж. — В театр. Он чудесно танцует. — И только-то? Он… Соланж усилием воли добавила краски щекам и робко произнесла: — Именно о милом Александре я пришла просить… — Ах да. Конечно. Мадам, вина? — Он подошёл к серванту. — Или чего-нибудь покрепче? — О нет, мой генерал. Прошлой ночью… — Она дотронулась до виска и поморщилась. — Замужней женщине нельзя мешать любовь с вином. — Мадам Форнье, мы не в силах ни создать, ни подавить своих желаний. До вчерашнего вечера, если позволите, я считал Алексанра… пылким юнцом… А молодым людям нужен… опыт. Чтобы найти своё истинное «я», не так ли? Она мило улыбнулась: — Генерал, мне следовало посоветоваться с вами. Я замужняя женщина. Но теперь другой не выходит у меня из головы… его волосы, чувственные губы, нежный взгляд… Если бы генерал не утратил способность краснеть много лет назад, вероятно, сейчас бы его щёки запылали. Вместо этого он закашлялся. — Как скажете, мадам. Как скажете. — Нам суждено быть вместе. Соланж в поисках подходящих чувств вытягивала из памяти диалоги из сентиментальных романов. — Наша любовь предопределена свыше. Соланж и Александр. Наша судьба предначертана звёздами. Рошамбо налил себе целый бокал чего-то покрепче. — Без сомнения. — Генерал, моё замужество… Форнье не ровня Эскарлеттам, они гораздо ниже, чем Рошамбо! Его кивок подтвердил самоочевидность этого. — Я принимаю предложение Александра. Но он такой… неискушённый. — Александр… — Нам нужны паспорта. После возвращения во Францию мы с Александром найдём свою судьбу! — Мадам, я выдаю паспорта только старым и уродливым. — Генерал, вы очень, очень любезны! — А как же капитан Форнье? — Мой муж принимает то, что не в силах изменить. — Очень хорошо. Как вы, должно быть, слышали, мой племянник приставлен сопровождать депеши в Париж. Майору Бриссо нужен помощник. Вас это устроит, мадам? Соланж захлопала в ладоши так рьяно, что генерал вздрогнул: — Не так громко, мадам… Он опорожнил бокал одним глотком и крякнул. — Простите меня, генерал. Александр безмерно уважает вас, и грязная клевета причиняет ему такие муки! Если моё публичное унижение опровергло эти лживые домыслы, я удовлетворена. Рошамбо потёр виски и посмотрел на неё воспалёнными глазами: — Вам это удалось, мадам. Как вы отважились на такое? — Генерал, не понимаю, о чём вы? — Конечно же, понимаете, мадам. Он опять потер виски. — Я считал вас… обычной. А теперь жалею, что не успел узнать получше. И теперь остаётся лишь утешать себя, представляя, что вы с Александром «предназначены друг для друга». — Генерал, вы смеётесь надо мной? Он отвесил низкий поклон: — Милая, милая миссис Форнье, на это я бы не осмелился. Три ночи спустя поднявшийся резкий ветер заставил британскую эскадру закладывать крутые галсы, чтобы удержать свои позиции. Несмотря на заверения капитана Колдуэлла, что он предупредит Соланж о готовности к отплытию, Соланж с семьёй погрузились немедленно. Чтобы избежать «прискорбной» ошибки. Когда майор Бриссо, подправив свою репутацию, покинет Сан-Доминго, супруги Форнье отбудут вместе с ним. Все их пожитки уместились в одну-единственную дорожную сумку, синий с золотом чайный сервиз завернули в мягкую ткань. Драгоценности, несколько золотых луидоров и заряженный четырехствольный револьвер поместились в ридикюль Соланж. Наиболее же ценные, брачное соглашение и аккредитив, она подшила в юбку Руфи. К утру британские суда отнесло в открытое море, и горизонт очистился от их парусов, но майор Бриссо прибыл на борт лишь к десяти часам. Солдаты подняли на борт тяжёлые сундуки генерала, после чего началась перекличка, в результате которой выявили двух дезертиров, прятавшихся в укрытиях, которые пытались уехать тайком. Капитан Колдуэлл был встревожен поздним отплытием; американские суда официально находились под защитой нейтралитета, но если они перевозили французские трофеи, то считались вполне законной добычей. Было свежо и солнечно, воздух сиял бриллиантовой чистотой. Майор Бриссо, стоя рядом с капитаном Колдуэллом, вздрогнул, когда с пристани прогремело два выстрела. — Боже милостивый, — пробормотал он. Капитан отдал приказ старшему матросу поднять ещё паруса, после чего повернулся к ценному пассажиру: — Отличный день, месье. Прекрасный. Если ветер не переменится, мы быстро домчимся. Александр грустно улыбнулся: — Прощай, Сан-Доминго, проклятый остров. Твои жрецы вуду прокляли нас. Всех нас. Капитан хмыкнул: — Я христианин, сэр. — Да. Они тоже. Когда остров нырнул за линию горизонта, ещё долго виднелась струйка дыма, подымавшаяся над плантацией или над городком, а может быть, над перекрёстком, где схлестнувшись, теперь сражались и умирали люди. Александр пожал плечами: — Эти чернокожие… Обожают нас и в то же время ненавидят. Никогда этого не пойму… — Всё это осталось позади. — Я слишком многое там оставил. Капитан Колдуэлл улыбнулся: — Вы оставили меньше, чем думаете. Вы проверяли свою каюту? — Сэр? Зайдя в каюту, Александр остановился как громом поражённый, обнаружив там маленькую девочку, которая накрывала стол к завтраку мужчине, которого он где-то когда-то встречал, и женщине, которую помнил чересчур живо. — Мадам!