— Мне очень понравилась закрытая комната с рычанием. Вы, наверное, знаете, что там внутри? — Понятия не имею. Для пилотной серии вполне достаточно, и благоразумнее было бы отложить кое-что про запас, на черный день. Наступает черед Матильды. Пока мы читаем, она наливает себе кофе. Брюно Френель — паренек скрытный, и родные давно привыкли считать его оболтусом. Единственный, кто догадывается, что его духовный мир гораздо богаче, чем кажется, — это Милдред, чудо-дочка их новых соседей, американцев Каллаханов. Брюно и Милдред заключают союз: они объединят свои усилия для осуществления плана, который сделает счастливыми обе их семьи. Главная цель — поженить родителей, Мари и Уолтера, которые просто созданы друг для друга. А потом поженить Джонаса и Камиллу — сыщика и красавицу-интеллектуалку. Удастся ли это юному балбесу и девочке-вундеркинду? Они замечают, что у их комнат есть одна общая стена, и проделывают в ней отверстие, которое позволит им общаться и днем и ночью. Они не сомневаются, что Фред давно влюблен в Мари, свою невестку. Не зашкаливает ли всякий раз его прибор для измерения страсти, который он изобрел единственно ради нее? Но у Мари тоже есть сердечная тайна. Она в очередной раз находит перед своей дверью гигантский букет. Среди цветов карточка: «Зависит только от вас». Подписано: «Ваш безвестный обожатель». Она относит цветы в свою спальню, которая и без того ими переполнена. Все это напоминает мне десяток битловских песенок. У Матильды забавная манера открывать карты — без блефа, но при этом вполне сознавая свои козыри. За ее синопсисом уже угадываются все мыслимые любовные приключения, и отнюдь не спокойные, а полные скрытых опасностей. Она знает, чего мы ждем от нее: умения поливать пирожные сладким сиропом. — Пока можем взять тайного обожателя и дырку меж двумя комнатами. — Тот малый, что влюблен в жену своего покойного брата, из меня чуть слезу не вышиб, — признался Жером. Матильда ответила, что сама жизнь соткана из подобных вещей. Луи нажимает на клавишу, отправляя нам собственный текст. Камилла только что написала работу по философии Хайдеггера, Шопенгауэра, Сиорана и нескольких других. Поскольку она и без того довольно пессимистична от природы, этот труд лишь усугубил ее суицидальные наклонности. Камилла хочет наложить на себя руки с тайным намерением сделать свое самоубийство назидательным. Ее способна понять лишь новая соседка, Милдред, умственно необычайно рано созревшая, несмотря на свой юный возраст. Навязчивая идея Милдред — лишиться невинности, она хочет любой ценой устранить несоответствие между своим умственным и телесным развитием. Уолтер Каллахан сталкивается с Мари Френель в лифте. Он потрясен этой встречей, да и Мари чувствует, что как-то странно взволновала его. Но откуда ей знать, что она невероятно похожа на Лоли, мать детей Уолтера, пропавшую давным-давно? Джонас заметил влечение отца к соседке. Он решает навести справки о Мари. А главное, о Серже, ее покойном супруге, который, быть может, умер вовсе не так, как говорили… Фред, изобретатель, решает больше не выходить из своей мастерской, становится все раздражительнее, никого к себе не впускает. Он вот-вот изобретет что-то такое, что способно дать человечеству великую надежду. Но также ввергнуть его в катастрофу. Луи только что дал нам основу для работы, его набросок сам по себе мог бы стать пилотным сценарием. Мне нравится этот тон, колеблющийся между тайной и отчаянием, целиком пронизанный легкой иронией. Любопытен контраст между автором и тем, что он пишет. Сам-то Луи человек жизнелюбивый, положительный. Когда я сказал, что чернухи и у него хватает, он возразил, что его и мои драмы различны по сути. Он, дескать, верит в неизбежное, а я нет. Я решил подумать над этим. Девять вечера, а мы всего только успели синтезировать наши тексты. Уже стемнело, наверняка мы последние, кто остался в здании. Луи раздал нам дубликаты ключей на тот случай, если кто-то захочет поработать в одиночестве, будет нуждаться в крыше над головой, чашке кофе или обществе коллеги, оказавшегося в таких же обстоятельствах. Через несколько ночей сон ко мне вернулся. Мне даже удается отключить мыслительный аппарат, чтобы заниматься повседневными мелочами: питаться, менять рубашки или приглашать Шарлотту на ужин, в ресторан. Как раньше. — С бессонницей ты меня больше устраивал. Однако мне надо немедленно записать эту идейку о медиуме, который умеет просчитывать теорию с одного процента. Она мне пришла в голову по дороге, и я отлично вижу, как она мне пригодится серий через пять-шесть. — Слышишь? С бессонницей ты меня больше устраивал. — Любимая, у тебя ручки не найдется? Вчера мы сдали первые три серии, отзывы на которые должны получить завтра. Четвертую уже пишем, у меня есть кое-какие предложения насчет девятого персонажа, которого еще предстоит придумать. Мне он представляется человеком уже немолодым, репортером, который разъезжает по всему свету и, оказавшись в Париже, останавливается у Френелей. Зато я не слишком горд диалогом между Милдред и Брюно, написанным сегодня днем на скорую руку. — Я третий день не моюсь, чтобы пахнуть как самка во время течки. Атмосфера в команде установилась спокойная, даже не ожидал. Стоит наметиться какому-нибудь разногласию, и мы все просто пережидаем, пока свежий ветерок не развеет грозовые тучи. Либо всем нам слишком нужны деньги, либо мы научились оставлять свое «я» за дверью. — Станик звонил, хочет, чтобы ты пришел в контору к четырем утра. — А раньше не могла сказать? Шарлотта кого хочешь разыграть может, причем с редкой убедительностью, настоящая комедиантка. И ведь знает, как я это ненавижу. — А ты и поверил! Самое смешное, что я не могу поделиться даже с лучшей подругой, не представляю, как можно ей рассказать, что мой парень изменяет мне с какой-то Сагой, во сне эту Сагу видит, меня Сагой зовет, когда мы занимаемся любовью. — Не заливай, я никогда этого не делал… — Ну да, поскольку любовью мы уже не занимаемся. — Да хоть сейчас, если хочешь… — Давай. Вот сучка! Так и знал, что она это скажет. — Заметь, нас ведь никто и не принуждает. — Марко… Мне бы очень хотелось избежать подобных разговоров в ресторане. Паскудство, стоило выбраться куда-то вместе. — Как ты насчет того, чтобы заглянуть к нам в контору, любимая? Я заодно перечитаю один кусочек, который меня беспокоит. — Это что, шутка?.. — Нам поставили огромный телевизор со всеми кабельными каналами. — Только не говори, что там еще диван и кофеварка найдутся. — Конечно. — Тогда у тебя есть все, чтобы приятно провести ночь. Она резко встает и уходит из ресторана, даже не поглядев на меня. Ревность ей так к лицу, что мне целую секунду хотелось броситься за ней вдогонку. Не люблю ссориться с Шарлоттой, но, увы, только в эти моменты до меня доходит, насколько я от нее без ума. У нее тот тип красоты, который оставляет равнодушными девяносто восемь мужчин из ста, но завораживает двоих оставшихся. Я один из этих двоих, а второй, по счастью, так и не объявился. Впрочем, не понимаю, как ее могли оставлять в покое до нашего знакомства. Эта стерва, должно быть, уже за угол свернула. Помню даже, что испытал странное беспокойство, посмотрев на нее в первый раз. Я тогда сказал себе, что, если она, к несчастью, не свободна, я всю оставшуюся жизнь посвящу разврату, так и не связав себя ни с кем. Теперь в метро спускается, на станцию «Сен-Себастьян». Ручонки худенькие, вся в веснушках. Красит волосы хной и одевается только в темное, отчего еще больше похожа на опавший листок. Ноги великолепные. Ноги — это лучшее, что у нее есть. Когда она мне предложила жить под одной крышей, я ответил «да», при условии, что она откажется от мини-юбок. Она меня как только не обзывала, но я своего добился. Должно быть, в поезд садится, даже не посмотрев, иду ли я следом. И не подумаю бежать за ней. Приревновала к телесериалу? Смех да и только. Я ей раз двадцать говорил, что «Сага» для меня — шанс, который выпадает раз в жизни, но эта дура отказывается понимать. Я наконец-то становлюсь сценаристом, настоящим, а ей и дела нет. Сценаристом, черт подери! Если бы чуточку потерпела, я бы через месяц им уже стал. * * * Я шлялся по городу, сунув руки в карманы и раздумывая, что могут делать после полуночи остальные трое. Представил себе Матильду в окружении красных роз за каким-нибудь романом — либо читает, либо пишет. Жером, наверное, в пустом кинозале, бормочет по памяти диалоги из «Терминатора». А Луи в объятиях Морфея, видит во сне своего дорогого Маэстро. Никак не могу найти выключатель. В потемках поднимаюсь по лестнице и иду по коридору. В нашей конторе мерцает телевизор. Он у нас весь день светится без звука, видимо, перед уходом никто не удосужился выключить. Шарю рукой по дивану в поисках пульта. На экране в каком-то довольно сексуальном клипе голая девица заворачивается в мокрую простыню. Тут моя рука натыкается на что-то живое. Я глупо вскрикиваю и отскакиваю назад. — Простите… На диване смутный скрюченный силуэт. Включаю свет. Какой-то молодчик пялится на меня виноватыми глазами. Точно такими же, какие были у Жерома в первый раз, когда я его здесь увидел. — Вы кто? — Я тут с братом… он вышел чего-нибудь купить…