– Давно, да, это было. Вздыхаю через боль. Это ты зачем со мной так, зачем напоминаешь? Нет. Недавно. Поднимаю глаза и гляжу долго-долго – все вижу: и черные синяки, и желтые синяки, и голубые синяки. – Эй! – Тоненький голос стоновится становится крепче, яснее, превращается в голос Ника. – Ты, конечно, гость здесь, но знаешь, как говорят – в чужой монастырь со своим уставом, все такое. Не разговаривай с ним, просили же. Я потом объясню. Но смотрю в последний раз, перед тем, как снова подняться с Ником на второй этаж: потому что недавно, что значит – недавно, это сколько же дней назад? • • – Ты его не слушай. Ты же взрослый человек, видишь, что парень не в себе. – Вижу, что здесь с ним не очень обходятся. – Здесь коллектив, много парней, свои разборки, я не все контролировать могу. Если коротко, то его сильно, ну, оскорбили двое парней, вот и пошел поквитаться. Чем это закончилось – видишь сам. – Не разговариваете из-за этого? – Нет. Молчим. Держащая в плену держава обязана бесплатно обеспечить содержание военнопленных и также врачебную помощь, которую потребует состояние их здоровья Вот что я должен был сказать. Я вообще много всего должен был сказать. А прадолжили а продолжили не так. • • – И зачем вы хотите через мост перебраться? Там опасно, рушится все, каждую секунду может упасть совсем. Не надо вам туда. Не поведу, – говорим уже в Холле, в Помещении. Потому что серьезный разговор, а на улице не могу больше. – Пожалуйста, поведи. Тут ведь и еды мало осталось, если так подумать. Больше мы магазинов не находили, а этих… ну, еще недели на две хватит. А потом что? Надо выбираться, надо сказать, что мы здесь. Они включили телевизор, но он таблицу настройки показывает, без звука только кажется, никто не замечает, что ни передач, ни фильмов, а просто хочется, чтоб работало, светило. – Свалитесь. Там сплошные дыры. – Не свалимся. Мы возьмем только спортивных. Я даже сам не пойду, потому что слишком длинный, – Ник улыбается себе, – меня, наверное, заметят. – Ну а что, если они пальнут? – Второй раз, по мосту? С чего бы? – Ну а если патруль? Наш? Меня – под арест, вас… не знаю, куда, в какую-нибудь детскую комнату, в детский дом… – А мы скажем вот, поймали дезертира, ведем назад. И тут снова вспомнилось – был магнитофон, мама подарила на день рождения, а к нему кассету с «Генератором зла», и там была такая песня, которую слушал редко, ну, не так уж близко было, да и из скороговорки в куплете мало что разбирал, но сейчас вспомнилось. Ты теперь дезертир, Вне закона, знай – правды не найти, Ты теперь просто цель Для винтовок сотни горных егерей. Может быть, если вернусь завтра, то ничего не будет считаться? Может быть, еще простят. Не знаю, как убедить, чтобы не шли. Но если не поведу, получится, что Павлика навсегда бросил, а я не хочу. Хорошо, пойдем. – Хорошо, пойдем, но только с одним условием. – С каким, – сразу же говорит Ник, – мы на все согласны. – Вы будете разговаривать с этим, как его… – С Кротом. Будем, хорошо. Если и удивился чему – так тому, что Ник сразу согласился, словно ждал. И не только разговаривать, добавляю, а в столовую водить, водой обеспечивать, все такое. И на это Ник сразу соглашается, не торгуется. Кто убит – тот светел и свят. Но я спрошу его на мосту, непременно спрошу, что такое – недавно; может быть, мы не разное под этим понимаем. VI Ник сказал что э-ва-ку-и-руем девчонок и маленьких, но я не маленький, стыдно. Да. Так и сказал. Нику ответил, хотя раньше бы не решился. Рыжик ты чего он улыбнулся ласково волосы взъерошил Тряхнул головой это еще что такое что такое я спрашиваю Ну Гоша, прекрати, пожалуйста. Отнесись к этому по-другому – ты маленький, но в хорошем смысле. Тебя не заметят, когда будешь прыгать по тому, что осталось от моста. И это опасно. Если опасно, почему с девчонками идем? Потому что если военные девчонок увидят – им жалко будет. И меня жалко? Ну почему. Меня что, нарядят в девчонку? Нет. Ник отвернулся, устал, но вот когда подошел Солдат, испугался, подумал – силой потащит. Он взрослый, Солдат, бритый коротко, с совсем гладкой головой – мне так уже в интернате воспиталка сделала, потому что я от осмотра на пе-ди-ку-лез отказался. Нечего, сказал, мою голову смотреть, я и сам знаю. Еще при всех. Тогда медсестра кивнула воспиталке, та принесла машинку, попросила пацанов держать меня за руки. Я бился и плакал, а только она все равно побрила. И весь интернат ржал. А в санатории проверок не устраивают, не бреют. У Ника вон вообще волосы уши закрывают, вот бы ему досталось! Но только тут почти все домашние, и он, и Крот, и Юбка, и… Интересно, держали ли этого солдата? Но он ведь взрослый разве взрослых могут держать? Солдат выше меня. Солдат выше Ника.