Совершенно ни к чему лезть в старые тайны. Когда Борис устроился на работу в больницу, его часто приглашали на дружеские попойки. Вскоре перестали, но Ольга тогда не придала этому значения, не подумала, что он невыносим для нормальных людей. Так вот, на одной из таких вечеринок с ней кокетничал молодой эпидемиолог и в числе прочего рассказал об удивительных свойствах блох. Оказывается, они могут столетиями пребывать в засушенном состоянии в пустых домах, но, как только туда заглянет человек, они оживают, напрыгивают на него и заражают чумой. Возможно, с точки зрения науки это не чистая правда, потому что доктор был сильно навеселе, но главное Ольга поняла – в запертые и заброшенные дома ломиться не нужно. Саня считал иначе, больше того, не сомневался, что она откроет правду, выволочет ее на свет божий за волосы, как площадную девку, и… И что? Да ничего! Такое называется «нездоровая сенсация». Она не иностранный журналист, гоняющийся за чужими постыдными тайнами, а государственный обвинитель, и ее обязанность – обеспечить Фельдману справедливое наказание. Он его получит? Да! А больше она ничего не должна. Только Ольге почему-то было стыдно объяснить это Сане Черепанову. Он обещал привести свидетеля, но Ольга не обязана его вызывать для дачи показаний. Если человек примется сам митинговать в зале суда, срывая покровы, то это его личная инициатива, она ни при чем. Напротив, грамотные действия с ее стороны продемонстрируют руководству, что она не теряет головы в экстраординарных ситуациях. У нее нет высокопоставленных родственников и покровителей, и всем, чего добилась, она обязана самой себе, и только благодаря тому, что не допускала ошибок, с самого начала знала, что идет без всякой страховки. Один неверный шаг – и все. Никто не поддержит, не отмажет, совсем наоборот. Обрадуются, что Ольга Маркина не справилась и освободилось место для кого-то из своих. Так стоит ли спускать в унитаз все свои достижения и перспективы ради правды, от которой никому не станет лучше? До начала заседания оставалось еще время, и Ольга, накинув пальто, вышла подышать во дворик. Тут и нашел ее Саня. – Слушай, Оль, – сказал он мрачно, – не придет этот чувак. Она пожала плечами. – Вроде вчера такой был боевой, а к утру поостыл малость. – Я так и думала. – Сказал, что не готов вслед за Феликсом пополнять славные ряды участковых. – Сань, это все равно ничего не изменило бы. – Вот потому ничего и не меняется, что мы так думаем. Саня раздраженно пнул нерастаявший островок снега на газоне, и тот рассыпался белыми осколками. – А ты сам? – В смысле? – Легко, знаешь, быть принципиальным, когда не твоя судьба на кону, а если бы тебе пришлось выбирать, ты точно уверен, что положил бы голову на плаху? Саня нахмурился и ничего не ответил. – Вот видишь. Она вернулась в здание. Полина Поплавская все-таки пришла, странная сознательность для поэтессы. – Да, я просила Василия Матвеевича наказать Фельдмана, – сказала она спокойно, – он оскорбил меня и должен был за это ответить. Судья и народные заседатели переглянулись, наверное, удивились такой бесстыдной откровенности. – А вы не подумали, что ломаете человеку жизнь? – не удержался Бимиц. Полина улыбнулась: – Нет. Мне просто хотелось, чтобы он пострадал как можно больше, вот и все. – И вам нисколько было его не жаль? – Нет. – А сейчас как вы себя чувствуете? – вдруг взвился заседатель Кошкин. – Когда из-за вашего каприза погиб близкий друг вашей семьи? Совесть вас не мучает? Поплавская холодно улыбнулась: – Насколько мне известно, я не совершила ничего противозаконного, а моя совесть вас не касается. Ольга позавидовала железному самообладанию девушки и спросила, говорила ли Полина Фельдману, кому он обязан своим отчислением. Поплавская налила себе воды из пожелтевшего графина и выпила почти целый стакан. – Так говорили или нет? – Возможно. Да, я могла ему сказать. – Полина Александровна, суду нужно знать, было или не было, а предположения мы не рассматриваем. Свидетельница снова стала пить. – Вспоминайте, пожалуйста, – улыбнулась судья. – Ну хорошо, кажется, было. Да, кажется, я позвонила ему и сказала, в его возрасте пора понимать, на кого можно тявкать, а на кого нет, и упомянула, что в моей судьбе принимает участие сам Пахомов. – Полина Александровна, кажется или точно? – Кажется, точно. – Свидетель, соберитесь, пожалуйста! – Точно. Да, так и было. Просто я в тот день слегка выпила, собственно, почему и позвонила. Ольга выдохнула. Ну вот и все. Мотив доказан железобетонно. Через час приговор, и с плеч долой! Начнутся новые дела, и через неделю она обо всем забудет. Судья тоже повеселела. Наверное, мысленно уже на пути к своему ребенку. – У подсудимого есть вопросы к свидетелю? Фельдман встал: – Спасибо, нет вопросов. Все так и было. – Странно, еще вчера вы не помнили, откуда узнали о роли Пахомова в вашей судьбе, – заметил Кошкин. – А сейчас Полина Александровна сказала, и вспомнил. Что тут удивительного? – Да много чего. Судья кашлянула и, видимо, пнула Кошкина, потому что он замолчал. – Свидетель, вы свободны, – сказала Ирина Андреевна, но Полина осталась стоять. – Можете идти, – повторила судья. – Я думаю, необходимо уточнить, почему именно Василий Матвеевич так обо мне заботился, – сказала Полина негромко, – мне кажется, что это важно. У Ольги екнуло сердце. Сейчас начнется, и она никак не сможет это остановить, ведь нельзя же силой стаскивать человека со свидетельского места! – Дело в том, что мы с Василием Матвеевичем были любовниками, – сказала Полина. – Уберите эту дрянь! – вскинулась вдова. – Я не желаю слушать клевету на своего мужа! Полина переступила с ноги на ногу и крепко ухватилась за бортики кафедры. – Порядок в зале! – крикнула судья. – Не смей тут мести своим поганым языком! Вдова вскочила, люди в зале заволновались, и Ольга на секунду испугалась, что начнется потасовка, но вдруг поднялся Кошкин: – Отставить! Это прозвучало так внушительно, что зрители опустились на места и даже вдову усадили. – Ти-ши-на! – зычно проскандировал Кошкин. – За нарушение порядка будем наказывать по закону, – сказала Ирина Андреевна, – невзирая на лица. На секунду Ольга понадеялась, что судья испугается скандала и прогонит Полину со свидетельского места, но та велела продолжать. – Уймись, тварь неблагодарная, опомнись! – прошипела вдова. – Еще один звук, и я буду вынуждена принудительно вывести вас из зала, – сказала судья, – продолжайте, Полина Александровна.