– Зная Олю, уверяю вас, что рванет. – Хорошо. – Вы это… – парень потупился, – не переживайте о том, что было. Вина, все такое… Это не ваш случай. – Да? – Вы были маленькая. Бывает, за дитем недоглядят, и он схватится за горячую сковородку, так не он же в этом виноват. – Но шрамы-то остаются у ребенка. – Они заживают со временем. Вот мне недавно нос своротили, думал, урод останусь, а прошел месяц, и сейчас уже не заметно совсем. – Вообще-то заметно. – Да? – не расстроился опер. – Ладно, неудачный пример. – Вы не волнуйтесь за меня, я в порядке. – Ешьте тогда булочку. Полина улыбнулась и вдруг очень отчетливо вспомнила, как перед школой ходила с папой к глазному врачу, и когда выяснилось, что капли для проверки зрения можно капать только после еды, они отправились в точно такую же пирожковую и ели там сосиски в тесте, еду, строго запрещаемую мамой, а потом папа еще купил ей лимонад «Золотистый». Капли действовали целых два дня, все расплывалось перед глазами, но главный ужас состоял в том, что невозможно было читать, а это представлялось маленькой Полине хуже смерти. Кажется, папа тогда прогулял работу, чтобы весь день читать ей вслух… Полина вышла из кафе и побрела по набережной в поисках телефонного автомата. Скорее всего, папа не захочет ее знать после такого долгого перерыва. Естественно, пока дочь была на коне, то отец не нужен, а как попала в беду, так сразу примчалась: «Папа, спаси!» Что ж, она это заслужила. Еще много лет назад, когда слушала липкие от патетики речи Пахомова, что отец предал их с мамой, а благородные люди не должны прощать такое. Ах, как жадно она глотала эту наживку, как соглашалась с каждым словом замечательного Василия Матвеевича! Но и папа заслужил узнать о сегодняшнем выступлении дочки от нее самой, а не от доброжелателей. В первом телефоне была с мясом оторвана трубка, а второй работал, хотя и слегка пованивал. – Да. – Она так давно не слышала папин голос, что с трудом узнала его. – Это Полина. – Ох, доченька, как я рад тебя слышать! – Правда? – Ну конечно. Она всхлипывала в трубку, не зная, что сказать. Они думали, что опоздают, но закрытый допрос все продолжался. В коридоре было почти пусто, только на банкетке сидела соседка Фельдмана. Полина устроилась рядом. Женщина достала из кармана карамельку, Полина обычно такие не ела, а тут взяла, с трудом отлепила фантик и положила конфетку в рот. Оказалось похоже на камешек с острыми углами. Соседка сказала, что вдова демонстративно покинула здание, заявив, что не желает участвовать в этом безобразном судилище, а вслед за нею потихоньку расползлись и приспешники. Журналисты тоже подрассосались, понимая, что такой материал им никто не даст напечатать, и вообще лучше держаться подальше от этой скользкой темы. Только самые отважные курят во дворике. – А ваши родители знали? – спросила женщина. Полина отрицательно покачала головой. – И не догадывались? – Мама радовалась, что я тяготею ко взрослым, значит, не попаду в дурную компанию, иронично, не правда ли? А папа… Папа тоже не знал. – Тогда им лучше и дальше ничего не знать, потому что иначе придет такое чувство вины, которое их просто убьет. – А как же мои показания? – Не думаю, что они получат огласку. Сплетни, конечно, в народе поползут, но быстро заглохнут. Взять хоть эту девочку несчастную… – женщина горько вздохнула, – было заведено уголовное дело, то есть довольно много народу оказалось посвящено в ситуацию, и что? Волна взметнулась и погасла, как не было, не забрызгав даже краешка светлого образа великого творца. Думаю, так произойдет и в этот раз. – Хорошо бы. Двери со стуком отворились, и их пригласили войти. Оттого, что в зале оказалось очень мало народу, совершенно исчезло ощущение значительности происходящего, превратив суд в рутинную бюрократическую процедуру, когда несколько равнодушных людей равнодушно решают судьбу человека. Лариса увела дочку, закрывая ее шалью, как крылом, и когда Семена ввели в зал, он оглянулся, не увидел ни одного родного лица, растерялся и сник. Судье, казалось, все равно, что происходит, а заседатели сидели как потерянные. Молодцеватый военный за два часа словно постарел на десять лет, китель обвис на нем мешком, а второй просто не знал, куда глаза девать, он быстро крутил в пальцах карандаш, как будто полностью сосредоточившись на этом занятии. – Семен Яковлевич, расскажите, пожалуйста, суду, что произошло в тот вечер, – процедила судья. Фельдман встал: – Да что рассказывать? – Правду! – рявкнул военный. – Вот именно, – поднялась прокурорша, – вы уже достаточно лгали следствию и суду, Семен Яковлевич. Пора исправляться. Судья молча кивнула. Фельдман беспомощно огляделся и вдруг встретился с нею глазами. Полина кивнула и одними губами прошептала: «Скажи правду», как будто подсказывала на уроке. Только в школе она никогда так не делала, потому что почти не ходила на занятия и не завела ни друзей ни подруг, и вообще ей очень нравилось смотреть, как люди садятся в галошу. – С какого места говорить? – хрипло спросил Фельдман. – Давайте с вашего визита в дом Волковых. – Ну что… Я пришел, позвонил Ларисе… Она похвасталась, какая Зина умница, так пришлась по душе Пахомовым, что те пригласили ее в гости с ночевкой. Я порадовался за племянницу, потому что она у нас действительно очень хорошая девочка, и поэтому меня нисколько не удивило, что пожилые люди хотят провести с ней время. В лоб не влетело! – Семен наморщился и махнул рукой. – Идиот, что вы хотите? Слава богу, тут показывали «Кинопанораму», и мы с Галиной Михайловной разговорились… Я тут же рванул обратно звонить сестре, но она уже ушла в театр, первый раз я ее буквально на пороге поймал. Пришлось самому гнать в город. – А откуда вы знали, где живет Пахомов? Семен снова махнул рукой: – Тут счастливая случайность. Для меня, конечно, не для него. Он когда втирался к Ларисе в доверие, то устроил мне покупку машины, и я ездил эту машину от его дома забирать. Так и узнал… – И вы приехали с целью… – вкрадчиво начала прокурорша. – Не давите на подсудимого, – одернула ее судья. – Хотел просто забрать Зину домой. Я очень надеялся, что тревога ложная. Вообще в голове не укладывалось. Как-то знаете… Иногда слышишь про такое, но всегда кажется, что это на другой планете происходит, а в твоей жизни подобные гадости просто невозможны. Думал, заберу Зину под каким-нибудь предлогом, а потом все окажется недоразумением, и мы все вместе над ним посмеемся. Фельдман замолчал. – Дальше, пожалуйста, – прокурорша подала ему стакан воды. Семен жадно выпил полстакана. – Да что дальше… – промямлил он. – Вы приехали, и? – И позвонил в калитку, но мне никто не открыл, хотя в доме горел свет. Тогда я перелез через забор, поднялся на крыльцо и стал звонить и стучать, как заведенный. Понял уже. Фельдман допил воду и поморщился. – Рассказывайте, Семен Яковлевич. Кто вам открыл? – Зина. Ей удалось вырваться от Пахомова и добежать до двери, но мы оба были так напуганы, что не смогли принять единственно правильное в тот момент решение. Нужно было ее хватать как есть и бежать к машине, но она побоялась выскочить в одних трусах на улицу, а я просто не сообразил. Буквально несколько секунд мы потратили на ступор, и тут нас настиг сам Пахомов, – Семен с силой потер лоб, – знаете, все будто в каком-то кровавом тумане. Он стал хватать меня за руки, я крикнул Зине, чтобы надела пальто и сапожки и выходила на улицу… Честно, я просто хотел забрать ее домой, больше ничего. Мы бы никуда не пошли заявлять, но Пахомов не хотел выпускать нас. Нес что-то про деньги, про карьеру, но я хотел только одного: поскорее вывезти Зину в безопасное место. Не скажу, чтобы он дрался со мной или собирался убить… Нет, такого не было. Просто он хотел заручиться гарантией нашего молчания, и нужно было обещать ему да уйти, но я плохо себя в тот момент контролировал. Изо всех сил его толкнул, можно сказать, отшвырнул, и не посмотрел, что у него за спиной какая-то бронзовая дура. Вот и все. – Вы сразу поняли, что он мертв? – Или я не врач? Для научной работы не гожусь, не спорю, но труп от живого человека отличить пока еще могу. Нет, я поделал ему искусственное дыхание и массаж сердца… – Так это вы так ему ребро сломали? – спросил военный. – Я старался. – Вам бы лучше помолчать за черный юмор, – буркнул второй заседатель. – Сломанное ребро означает всего лишь, что врач добросовестно делал непрямой массаж, – пояснил военный, – и вы бы это знали, если бы хорошо занимались на уроках начальной военной подготовки.