В колонии Лене понравилось сразу. Чистая постель, почти неношеная одежда, вкусная еда и кино по выходным. Дыба и Юла всегда на подхвате, свои люди. Дыба, бывшая спортсменка, в уличной драке покалечившая человека, быстро подчинилась толстой бандитке, с удовольствием выполняя приказы проучить строптивых. Вездесущая Юла узнавала новости в колонии первая и докладывала обо всём главарю. Раздражала обязательная учёба и пусть и посильная – пару часов в день, но всё-таки работа в швейном цеху. Но тут за Брынзу норму делали "овцы", а Дыба следила, чтобы качественно шили, без косяков. Овцы – домашние девочки, которых мамы целовали в макушку, а папы катали на велосипедах, тоже раздражали Брынзу. Она в своей жизни ни одного слова доброго не слышала, а эти дуры думают, что мир вокруг них крутится. Ага, как же. – К доске пойдёт… К доске пойдёт, – учитель литературы в раздумьях водила пальцем по журналу. Кто у нас давно не отвечал? – К доске пойдёт Белова Лена. Образы комедии Фонвизина "Недоросль". Основной конфликт и проблематика. Рассказывай! Брынза встала из-за парты и понуро направилась к доске. Стояла, пыхтела, бубнила что-то под нос. Юла пыталась подсказывать, но всё впустую. – Лена, ты читала комедию? – Читала, – буркнула Брынза. Щёки залились румянцем. – Кто главный герой, знаешь? – пыталась помочь учитель. – Ну, этот, как его там. Водоросль. Класс затрясся от смеха, громче всех хохотали Крис и Света. – Садись на место, Водоросль. Читать надо, Белова, читать, поняла? К доске пойдёт… Кристина. Долговязая Крис в колонии увлеклась книгами, не вылезала из библиотеки. Героев комедии Фонвизина она описала мастерски, в лицах, в красках. Рассказывая про Митрофанушку, бросала взгляд на Брынзу, ученицы улыбались, понимая намёк. Девушка получила заслуженную пятёрку и отправилась на место. Вечером Кристина потянула Свету в читальный зал. Хотя подруга всё также предпочитала математику, но почитать публицистику была не прочь. Девчонки из отряда умчались смотреть телевизор, там крутили фильм про любовь, а здесь стояла задумчивая тишина. Крис нравилось это время. Она выбрала новую книгу, уселась в кресло между стеллажей. Света – в кресло напротив. Осторожные шаги не насторожили подруг. Кристина подняла голову в последний момент, когда на неё посыпались книги, как жёлтые листья при порыве осеннего ветра, а следом летел массивный стеллаж. Злорадный голос прокомментировал про чёртову зубрилку и "будешь знать", и всё. Крис отключилась. Грохот в библиотеке услышала охрана. Элеонора Грин дежурила в ту ночь, примчалась на сигнал быстро, по первому звонку. Книжные завалы уже разобрали, девочек вытащили. У Светы обнаружилось пару переломов. Крис лежала без сознания. – Да что же это такое?! Второй случай за неделю, – в сердцах сказала старший воспитатель. Возле тела Крис опустилась на колени Лиза Чуйкина, взяла пострадавшую за руку, прикрыла глаза. Слушает пульс? – Живая. Ей медики могут помочь, – сказала Лиза как бы в воздух, не открывая глаз. – Что случилось? – спросила Элеонора охранника и дёрнула подбородком слева направо. – Несчастный случай, – отрапортовал он. – Шкаф не умеет сам упасть, – возразила странная девочка. Как будто её спрашивали. – Ты видела что-то? Говори, – приказала старший воспитатель. – Не надо видеть. Надо слышать и слушать. – Чуйкина, мне твои загадки уже поперёк горла. Если видела или знаешь, говори. Нет, так марш в отряд. Быстро! Маньячка Нина Нину Огнёву яркой внешностью природа не одарила. Волосы невыразительного мышиного цвета, брови едва видны, нос, наоборот, крупный, хоть шлагбаумом работай на полставки. Особых талантов тоже не обнаружилось. Характер хлипенький, боязливый, размазня одним словом. В её семнадцать лет девочки вовсю романы крутят, а она даже не целовалась ни разу. – С таким носом ей трудно будет выйти замуж, – сказала мачеха на кухне за завтраком. – Дорогая, ты неправа. Нина – добрая и покладистая. Это намного ценнее для семейной жизни, – заступился отец. Нина стояла в коридоре, слушала и глотала слёзы. А потом что-то в ней щёлкнуло. Я вам ещё покажу! Давняя подружка, известная тусовщица устраивала вечеринку. Нина напросилась, накрасила брови и губы, уложила волосы, юбку покороче надела, отрепетировала дома "непринуждённый" смех. Усилия вознаградились. Нину пригласил танцевать симпатичный парень. Высокий, взрослый, с аккуратной бородкой. Девушка ликовала. Вот тебе и длинный нос! Вот вам и серая мышь, каких миллионы! Парень предложил проводить, а в сквере по дороге напал, затащил в кусты и надругался. Нина никому не сообщила о случившемся. Просто сказалась больной и неделю не выходила из дома. Лежала на кровати и разглядывала потолок. Штукатурка потрескалась, такие забавные фигуры рисовались на ней. Иногда они "оживали" и разговаривали с девушкой. Через неделю она вышла на улицу. При встрече человеческой особи мужского пола Нина каменела, всё внутри сжималось от страха в ожидании нападения. – Девушка, не подскажите, как пройти… В переулке было пустынно и темно. Высокий парень с аккуратной бородкой не успел закончить вопрос. Сжатая в ней пружина страха нашла выход. Нина набросилась на него и растерзала голыми руками. Била как придётся и куда придётся, рвала зубами и ногтями кожу, как дикий потревоженный охотниками зверь. Потом схватила вещи и убежала. Дома она отдышалась и почувствовала такое облегчение, экстаз, воодушевление, ей хотелось петь и летать. Нине немного полегчало, но боль и страх не прошли полностью, вернулись на следующий день. Через неделю Нина вышла на улицу вечером, прихватив с собой нож. Теперь она шла на охоту. Через месяц неуловимую маньячку, нападающую на мужчин, поймали на месте преступления. Эксперты медицинской комиссии признали Нину Огнёву вменяемой. Девушку отправили в колонию, а не в психиатрическую лечебницу. Кличка Маньячка приклеилась к Нине, не успела она выйти из автобуса, доставившего её в эту сумеречную зону – колонию для малолетних преступниц на краю света. Нелюдимая, с диковатым взглядом, она вздрагивала, если к ней обращались с простым вопросом. Постепенно её оставили в покое, никого не трогает, и ладно. Перед ужином девочки тринадцатого отряда скучали. Кино сегодня крутить не будут, истории все давно закончились. – Меня в понедельник во взрослую колонию переводят. Надо отметить. Девки, хотите развлечься? – спросила Брынза с ухмылкой. – Угу, – хором ответили подручные. – Юла, намекни Маньячке, что молодой охранник, ну тот, который классный, с секси родинкой над губой, пристаёт ко всем. А ты, Дыба, помоги довершить легенду. В столовую шли строем, почти в ногу, со смешками, с прибаутками. Дыба пристроилась за Ниной Огнёвой, выждала момент и у стола со столовыми приборами аккуратно подтолкнула прямиком на молодого охранника. Тому ничего не оставалось, как поймать девушку, приобняв. Нина оттолкнула парня, сжала губы добела, сдвинула брови, схватила вилку и вонзила её в руку развратника. Чтоб не распускал их! Реакция второго охранника была молниеносной. Сначала применил электрошокер, потом дубинку. Отходил осуждённую с оттяжкой, пока Нина не затихла на полу. Лиза Чуйкина подошла к пострадавшей, оглянулась на Дыбу, потом на Брынзу, вздохнула с сожалением. Опять не успела. После отбоя троица шепталась. – Отличный номер, Брынза! Давно мы так не ужинали. С концертом! И парнишку проучили, будет знать, как отказывать клёвым девчонкам, и представление получилось шикардос, – восхищалась Юла. – Мне тоже понравилось. Знаешь, я только одного не понимаю, – вмешалась обычно немногословная Дыба. – Чего? – Чё у нас Япономать ходит нетронутая? Она же в первый день бучу устроила. Надо бы наказать. – Забудь про неё, – отрезала Брынза без объяснений. Лиза Марфа поднатужилась и вытащила внучку из лона своей непутёвой дочери. Говорила же ей, не выходи за него замуж. Он хоть и дохтор, а сердце у него чёрной сажей покрыто. Ещё на свадьбе пытался характер показывать, но Марфа взглянула только, он чуть в штаны не наделал. А тут такое дело – на беременную бабу руку поднимать! Приехала рожать вся в синяках. Гниль, а не человек. Дочь после родов укатила в город к своему драчуну, а внучку Марфа не отдала. Нечего там пыль городскую глотать. Лизонька росла и всё больше походила на бабушку. И волосы кудрявые, и животных понимает без слов – сердцем. Остальным премудростям она сама научилась у бабушки. Как кровь останавливать, хвори лечить и людей злых "читать". В школьной библиотеке Лизе попался на глаза Шекспир. Живые искренние чувства, страдания и страсти, добро и зло – вот где скрывается истина! Девочка пропала, пока не перечитала все трагедии от корки до корки. Ей казалось, теперь она знает о жизни всё. И говорить стала в том же духе – метафорами. Когда бабушка умирала, крыша ей сильно мешала, боялась душа останется в доме, не улетит. А как внучка её снесёт, крышу эту? Она же маленькая, четырнадцать лет недавно исполнилось. А мать просто сидела в углу и тихонько плакала. В городе Лизе не понравилось. Грязная чахлая травка, заплёванные тротуары, суетливые озлобленные люди. В коммуналке, где ютились родители – маленькие комнатки, давящие низкие потолки, резвые тараканы на общей кухне. Как здесь жить?! В первый же день отец, виденный ею пару раз за четырнадцать лет, хмуро взглянул на дочь и молча поставил перед собой бутылку водки. Через час выпил до донышка, потряс, не осталось ли ещё, стукнул по столу кулаком. Чтоб тихо мне тут! Свалился. Мать подхватила его подмышки, затащила на кровать, укрыла одеялом. В тот роковой вечер мама прибежала с работы раньше обычного, предпраздничный день. Отец уже сидел за столом, утренний приём больных закончил, и был таков. Хватит лечить убогих. Вон Генка-однокурсник, устроился в платную клинику и как сыр в масле катается – квартиру поменял, машину купил. А его не взяли, квалификация, видишь ли, низкая. Буржуи! Мама скинула пальто, вытащила из сумки подарок – цветастый платочек на шею, покрутилась перед зеркалом. Лиза залюбовалась. Красотища! – Где взяла? – Подарили, – в глазах светилось счастье. – За что тебе подарили, потаскуха? За какие такие заслуги? – спросил отец с кривой ухмылкой. – Это же от профсоюза. На праздник, – женщина, предчувствуя беду, отступила назад. Отец встал, подошёл к жене, сорвал платок и залепил оплеуху. – Не трогай её! Нельзя, нельзя бить, – не выдержала Лиза. Мужчина оглянулся. Кто там голос подал? Что за птица? – Заткнись! А то и тебе достанется. Платок разорвал в клочья, скрежеща стиснутыми зубами, обрывки бросил в лицо жене и начал размашисто наносить удары. В живот – раз, в ухо – два. Третьего раза не получилось. Нож воткнулся мягко в отцовскую плоть, а Лиза не могла остановиться, ударяла и ударяла. – Ты что наделала, дрянь! Ты же его убила, – заголосила опомнившаяся мать. – Чудовище с человеческим лицом, а не мужчина. Спасение от унижений тебе не нужно, мама? – не понимала девочка нападки матери. – Тебе какое дело? Я всё равно люблю его. А ты – отцеубийца! В колонии Лиза Чуйкина освоилась быстро. Очаги зла, вкрапления добра, нейтральные зоны, аномалии – всё читалось легко и просто. Только жить было трудно. Мощные сгустки энергии курсировали вокруг неё, а она должна была как-то реагировать. Бабушки Марфы рядом не было, она бы подсказала, что делать. Запуганные девочки, отчаявшиеся девочки, девочки, которые вообще не понимали, что происходит в их жизни. Как всем помочь? Лиза не знала, как разобраться со своими делами. Она ведь могла смыть чёрную сажу с отцовского сердца, могла "исцелить" его, а получилось паршиво. Не хватило силы, выдержки и опыта. Погубила души: свою и чужую.