Но если это Тори Бартон, кто был ее спутником? Почему они с другом убежали оттуда? Могли ли они увидеть что-то, сильно напугавшее их? Или хуже того, могли ли они каким-то образом быть причастными к случившемуся? Она сомневалась в этом. Скорее всего, дети пришли туда, чтобы украсть брагу. Но Тори Бартон была «трудным ребенком». Оставалась возможность, что она способна на темные дела, подобно своему отцу. Тем не менее самоубийство отца Ребекки, выглядевшее театрально и неестественно, говорило о чем-то совершенно ином. Ребекка пошла на кухню и взяла второй круассан из корзинки. Держа его в одной руке, а кофе в другой, она подошла к книжной полке, где стояли фотографии в рамках. Откусив кусок круассана, она стала рассматривать снимки. На одной фотографии были изображены Эш и женщина, стоявшие перед водопадом. Женщина была в белом платье. Ребекка перестала жевать. Шона? День их свадьбы? Она с трудом проглотила кусок и запила кофе, испытывая смешанные чувства. Там был другой снимок той женщины: она смеялась, сидя в красном каноэ на спокойной глади бирюзового озера. Эш мог развестись, но не стал изгонять из своей жизни воспоминания о Шоне и об их супружестве. Ребекка покачала головой и перешла к следующей фотографии. Эш с двумя карельскими лайками и сотрудником заповедника в форменной одежде сидел на корточках перед массивной тушей усыпленного гризли. Медвежьи когти были такими же длинными, как человеческие пальцы. На другом снимке Эш стоял рядом с усыпленным кугуаром, а рядом снова находились его собаки. Это, как она поняла, был его вариант охотничьих трофеев. Не считая того, что он выпускал этих животных на волю подальше от людей, столкновение с которыми и было причиной их неприятностей. Ребекка допила кофе и доела круассан. Продолжая жевать и держа в ладонях еще теплую кружку, она подошла к следующей фотографии и вздрогнула. Эш с ее отцом на рыбалке. Примерно в то время, когда Эшу было четырнадцать лет. Ребекка сама сделала этот снимок. Она тоже была там, вместе с ними. Кровь застучала у нее в ушах, пока она смотрела на своего отца. В желудке образовалась сосущая, болезненная пустота. Горечь утраты. Ощущение усиливалось, пока она рассматривала его загорелое, обветренное лицо. Она резко выдохнула и посмотрела на следующий снимок. Снова ее отец. Он гордо стоял в парадном мундире, при всех регалиях: красная саржевая куртка, высокие коричневые сапоги, бриджи для верховой езды, офицерский поясной ремень с плечевым ремешком и стетсоновская шляпа. За ним развевался красно-белый канадский флаг. Снимок был сделан на одном из ежегодных парадов в День Канады в Клинтоне. Эш сохранил его. Почему? Ребекка поставила кружку на стол и взяла фотографию в рамке. Чувства омывали Ребекку со всех сторон, образуя сложную смесь боли и вины, любви и утраты. К глазам подступили слезы, и теперь, в одиночестве, Ребекка не стала удерживать их. Она вообще не смогла бы этого сделать. Ей так не хватало отца. Она так тосковала по нему. Знать, что он навсегда покинул этот мир… — Ты можешь забрать эту фотографию. Она перевела дыхание и обернулась. Эш стоял в комнате. — Я… я не слышала, как ты вернулся. — Ребекка сконфуженно вытерла слезы. — Ты сохранил ее, — добавила она, глядя на фотографию. Это было глупо; доказательство находилось у нее в руках. Эш явно был человеком, который хранил воспоминания. О своей жизни, о своей жене, об отце Бекки. А Ребекка ничего не сохранила. Она целенаправленно избавилась от всего, что напоминало о старой Бекке Норд, сельской девчонке с мальчишескими ухватками, которая любила ездить верхом и помогала матери копать темную землю в огороде, работала ассистенткой ветеринара и свято верила, что выйдет замуж за Эша Хогена и тогда у нее будет много животных и свой сад с огородом. Вместо этого она стала полицейским. Детективом, расследовавшим коммерческие преступления в мире высоких технологий, а не обычным провинциальным копом, как ее отец. Женщиной, жившей в стерильной квартире и неспособной полностью довериться какому-либо мужчине. Или провести хоть какое-то время со своим одиноким отцом. Что с ней случилось? Присутствие Эша давило на нее; безмолвные вопросы тяжело висели в воздухе. — Возьми ее, — повторил он. — У меня есть другая, почти такая же. Ее пульс участился, но она аккуратно поставила фотографию на полку. — Все в порядке, она твоя. У тебя есть причина для этого. — Ребекка еще секунду смотрела на фотографию, прежде чем повернуться к Эшу. — Но что за причина, Эш? Почему ты хранишь снимки моего отца? — Я тоже любил его. Вообще любил твоих родителей. — Да, я знаю. — Ребекка посмотрела на него. — А как насчет твоих родителей? Здесь нет их фотографий. Он грустно улыбнулся. Улыбка изменила его лицо и подействовала на Ребекку как тычок под дых. — Я предпочитаю твоих предков. — Почему? — допытывалась она. — Ох, ты же знаешь моих родителей. Холодные люди, поборники жесткой дисциплины. — Он пожал плечами. — Когда я был маленьким, мне часто хотелось перебраться к вам домой и стать приемным сыном в вашей семье. — Его губы изогнулись в насмешливой улыбке. — Я даже взял к себе Гризли, когда увидел, как он бродит возле пруда, потому что он очень похож на старого пса твоей матери. Я просто не мог оставить его там. Ее сердце гулко стучало в груди. Ребекка глубоко заглянула ему в глаза и внезапно увидела мальчишку, которого когда-то знала. И подростка. Она снова почувствовала то, что испытывала в одиннадцать, двенадцать, четырнадцать и шестнадцать лет. Слезы снова подступили к глазам, и она поспешно отвернулась. Это было уже слишком. — Возьми ее, Бекка. — Он снял с полки фотографию в рамке и отдал ей. — Все фотографии Ноя сгорели при пожаре. Тебе нужно иметь что-то, напоминающее о нем. Пожалуйста, храни ее у себя. Ребекка снова посмотрела на своего отца в форменной куртке из красной саржи. Он выглядел таким гордым. Капрал Ной Норд. Ребекка кончиками пальцев прикоснулась к его лицу. Чего бы она ни отдала, лишь бы снова обнять его, еще раз увидеть его суровое морщинистое лицо! Она судорожно вздохнула. — Спасибо, — прошептала она. — Я сохраню ее. Глава 21 Ребекка рывком освободила ото льда полоску желтой ленты, огораживавшей место преступления. Она протопала к сараю, хрустя снегом, и закрепила ленту поперек двери отцовского сарая, воспользовавшись строительным степлером, полученным от Эша. Эш одолжил ей теплую зимнюю одежду и отвез на ранчо ее отца на своем снегоходе. Механик уже проверил старый «сильверадо» и вернулся за тягачом на ранчо Хогена. Его прибытие ожидалось скоро. Ребекка воспользовалась паузой, чтобы опечатать сарай полицейской лентой, оставшейся от Бака после осмотра места пожара. Яркие цвета, блистающие сугробы и свежий, бодрящий воздух зимнего утра казались нереальными по контрасту с жуткими обугленными руинами бревенчатой хижины, покрытыми толстой ледяной коркой. Высоко в небе кружила хищная птица. Эш передал Ребекке еще один отрезанный кусок полицейской ленты. — Спасибо. — Ребекка опустилась на корточки и прикрепила ленту крест-накрест над входом. — Ты больше не рассматриваешь возможность привлечь Бака, правда? — поинтересовался Эш, наблюдая за Ребеккой. — Я просто хочу опечатать сарай на тот случай, если потом нам понадобится привлечь группу криминалистов. Я собрала некоторые годные улики, но для суда нам понадобится оформить это официально. Ты можешь освободить вон тот кусок? Он захрустел по снегу и отрезал еще один кусок ярко-желтой пластиковой ленты, хлопавший на ветру. — Спасибо. — Значит, ты собираешься прыгнуть через голову Бака? Ребекка вогнала скрепку в деревянную доску, закрепив очередной кусок ленты и неуклюже ворочая пальцами в толстых перчатках. — Зависит от того, найду ли я достаточно улик, чтобы привлечь к делу группу по расследованию убийств. Впрочем, если это и впрямь убийство, то Бак все равно будет обязан это сделать. Казалось нелепым даже говорить такое о своем отце. То, что они с Эшем работали здесь вместе, выглядело еще абсурднее. Сидя на корточках, Ребекка посмотрела на Эша. Его дыхание паром вырывалось изо рта, глаза приобрели льдисто-голубой оттенок. Нордическое наследие. Ребекка сознавала, что в ней снова пробуждается физическое влечение к нему, и это беспокоило ее. Но таков был риск совместной работы с ним в этом расследовании. Ребекке не хотелось снова без памяти влюбляться в Эша Хогена, особенно если окажется, что он скрывает нечто криминальное. Особенно потому, что далеко на востоке Лэнс ждал ее возвращения. Нужно быть осторожной, чтобы снова не обжечься. Тыльной стороной перчатки она вытерла нос, потекший от холода. — С учетом того, что ты рассказал мне о Баке, у него возникает явный конфликт интересов. — А разве у тебя нет конфликта интересов? Ведь Ной — твой отец. — Я занимаюсь этим неофициально. Пока что. А если я что-то найду, то свяжусь с независимой группой, как и говорила. Ребекка рывком поднялась на ноги и протянула степлер. — Какие годные улики ты нашла в сарае? — спросил Эш. — Кроме отпечатков ног на желтой краске? Ребекка заколебалась, раздумывая, как много она может ему сообщить. — Отпечатки пальцев, — ответила она и натянула теплую варежку поверх перчатки. — И отпечаток ладони на пролитой краске. Еще пару волос. — Что за волосы? — Длинные, темные, с легкой волной. — Ребекка немного помолчала. — Как у Тори Бартон. Его льдисто-голубые глаза встретились с ее глазами. — Тебе известно, кто она такая? — Да. Отпечатки ладони и размер обуви как раз подходят для девочки ее возраста. Кроме того, ты сказал, что лыжня от снегохода ведет к границе ранчо Броукен-Бар. Моя рабочая теория состоит в том, что Тори Бартон побывала здесь вместе со своим другом. Теперь он выглядел обеспокоенным, что привлекло ее интерес. — Что-нибудь еще? — спросил Эш. Она смерила его взглядом. — Взломанный висячий замок. Он лежал вон там. — Она указала место. — И я нашла инструмент, который мог быть использован для взлома. Нельзя доказать, что он не лежал под верстаком, прежде чем эти юнцы не вломились в сарай, но им могли воспользоваться. Солнце выглянуло из-за холма, и золотистые лучи пробежали по ландшафту, окрашивая все вокруг в мягкие оттенки золотого и желтого и высекая серебристые искры из наледей. Вдали послышался звук работающего двигателя. Ребекка и Эш смотрели, как темно-синий тягач катится вперед, переваливая через рытвины проселочной дороги. — Ты не сказал, что у тебя с моим отцом вышла перебранка в «Пончиковом кафе Додда» в день его смерти, — задумчиво сказала Ребекка.