* * * Глава 1 Карина, 2019 Всякий раз, как открывается со скрипом старая деревянная дверь, в кофейню влетает ветер. Для сентября необычайно холодно; наверное, вселенная решила наказать меня за то, что я согласилась встретиться с ним именно сегодня. О чем я только думала? Я едва успела замазать круги под глазами. А одежда, которая на мне, — когда ее в последний раз стирали? Опять же, о чем я вообще думала? Сейчас-то я думаю о том, как болит голова, а я не знаю, есть ли в сумке таблетки. А еще о том, что удачно села у дверей; если понадобится — смогу быстро выскочить. Кофейня? Скромное местечко, романтика отсутствует напрочь. Тоже правильно выбрала. Я была здесь лишь несколько раз, но это моя любимая кофейня в Атланте. Зал маленький, всего десять мест, поэтому долго засиживаться нежелательно. Есть тут пара вещей, которые стоило бы сфотографировать и куда-нибудь выложить: панно из живых суккулентов, красивая черно-белая плитка на стене бара, однако в целом интерьер строгий. Серого бетонного цвета. Шумят блендеры, перерабатывают фрукты, или из чего там сейчас делают сок… Единственная скрипучая дверь — через нее и входят, и выходят. Я поглядываю на телефон и вытираю ладони о свое черное платье. Обнимет ли он меня? Или захочет ли пожать руку? Нет, такой официальный жест трудно представить… Проклятье. Я тут себя накручиваю, а его даже нет еще. Четвертый раз за сегодня у меня в груди поднимается страх, и я вдруг понимаю, что всякий раз, думая о нашей встрече, представляю его таким, каким увидела впервые. А ведь неизвестно, какая его версия явится. Мы не встречались с прошлой зимы, и я понятия не имею, кем он стал. Да и вообще — знала ли я его? Наверное, я знала лишь одну версию — яркую пустую оболочку. Я могла бы с ним не встречаться, но перспектива больше никогда его не увидеть — хуже, чем сидеть сейчас здесь. И вот я грею руки о чашку с кофе, дожидаясь, когда он откроет скрипучую дверь, — и это после того, как я клялась и ему, и себе, и всякому, кто вообще меня слушал в последние месяцы, что никогда в жизни… До назначенного времени еще минут пять. Если он похож на того, прежнего, то опоздает и прошествует ко мне с хмурым видом. Дверь распахивается, но входит женщина. Маленькая голова, короткие светлые волосенки торчком; у красной щеки — мобильник. — Да мне пофигу, Гоуи! Сделай, и все! — рявкает она и, выругавшись, убирает телефон. Ненавижу Атланту. Народ здесь вечно на нервах, вечно в спешке. Раньше так не было… а может, и было. Все меняется. Раньше мне здесь нравилось, особенно в центре города. Еда в ресторанах выше всяких похвал, и для гурмана, живущего в маленьком городке, одной этой причины достаточно, чтобы сюда переехать. В Атланте есть чем заняться, и все здесь закрывается гораздо позже, чем в окрестностях Форт-Беннинга[1]. А больше всего меня радует отсутствие постоянных напоминаний о военной службе. Никто не ходит в камуфляже. Народ в кино, на заправках, в закусочных — в нормальной одежде. Говорят тут не аббревиатурами, а человеческими словами. И прически всякие-разные, приятно посмотреть. Я любила Атланту, а он все испортил. Мы вместе испортили. Мы. Лишь до этой степени я готова признать долю своей вины в том, что все порушилось. Глава 2 — Куда смотришь? Всего два слова, но они обволакивают меня, переполняют, потрясают все мои чувства и каждое в отдельности. А еще на меня снисходит покой, который я неизбежно ощущаю в его присутствии. И поднимаю глаза — убедиться, что это он, хотя и так знаю. Конечно, стоит надо мной, не сводя карих глаз с моего лица в поисках… воспоминаний? Лучше бы он так не смотрел. Народу в небольшом зале полно, а кажется, будто вокруг пусто. Нашу встречу я заранее отрепетировала, но он сорвал сцену, и я растерялась. — Как у тебя это получается? — спрашиваю я. — Я не видела, как ты вошел. Боюсь, мой голос звучит излишне сурово или нервно. И все же удивительно — как он так ухитряется? Он всегда хорошо умел молчать, а еще незаметно передвигаться. Качества, воспитанные армией. Жестом приглашаю его сесть. Он опускается на стул, и тут только я замечаю, что у него борода. Четкой линией она обрамляет скулы, закрывая нижнюю часть лица. Это что-то новое. А как же — он всегда соблюдал правила. Волосы полагалось стричь коротко и тщательно причесывать. Усы разрешались — небольшие, не ниже верхней губы. Он как-то подумывал отрастить усы, но я его отговорила. На таком лице усы выглядят пошловато. Он берет со столика меню. Капучино. Макиато. Латте. C молоком. Черный. Когда это все стало так сложно? Даже не пытаюсь скрыть удивление. — Ты полюбил кофе? Он качает головой. — Нет. На суровом лице появляется полуулыбка — и я сразу вспоминаю, почему в него влюбилась. Мгновение назад я могла смотреть в сторону. Теперь — нет. — Не кофе. Чай. Он без пиджака, рукава джинсовой рубашки закатаны выше локтей. На предплечье видна татуировка. Дотронься я до его кожи — обожгусь или нет? Конечно, я этого ни в коем случае не сделаю и потому перевожу взгляд куда-то поверх его плеча. Подальше от татуировки. Подальше от воспоминаний. Так безопасней для нас обоих. Я прислушиваюсь к окружающим звукам, пытаюсь свыкнуться с молчанием. Я и забыла, как может угнетать его присутствие. Неправда. Ничего я не забыла. Хотя и хотела бы. По каменному полу цокают сабо — официантка. Писклявым голоском заявляет, что он «категорически обязан» попробовать новый мятный мокко, и мне смешно: я помню, как он ненавидит мятный вкус, даже в зубной пасте. Помню розовые ошметки пасты с корицей в раковине — и как мы из-за них цапались. И почему я не наплевала на мелкие обиды? Уделяй я больше внимания тому, что происходило вокруг, все могло сложиться иначе. Наверное. Или нет. Я согласна признаться в чем угодно, только не в этом. В общем, не знаю. И знать не хочу. Еще одна ложь. Каэл просит черный чай без всего, и я стараюсь не смеяться. Он такой предсказуемый. — Что смешного? — спрашивает он, когда официантка отходит. — Ничего. — Я меняю тему: — Ну, как ты? Понятия не имею, о какой ерунде говорить на этом кофейном свидании. Мы ведь и завтра встретимся. Однако, поскольку мне пришлось приехать сегодня, я решила: пусть первые неловкие минуты пройдут без посторонних. Похороны для такого не годятся. — Неплохо. Учитывая обстоятельства. — Ясно, — вздыхаю я, стараясь не думать о завтрашнем дне. Мне всегда удавалось притвориться, что земля не горит у меня под ногами. Ну ладно, в последние месяцы было проще, но вообще это моя вторая натура — пришлось научиться после развода родителей, еще до окончания школы. Порой мне кажется, что моя семья потихоньку исчезает. Нас все меньше и меньше. Голос Каэла звучит ниже, чем обычно. Таким я слышала его в те душные ночи, когда мы засыпали с открытым окном, а утром вся комната была в росе, и кожа у нас становилась липкой. Мне очень нравилось проводить кончиками пальцев по его гладкому подбородку, по теплым, иногда наливавшимся жаром губам. На юге Джорджии воздух такой влажный, что, кажется, можно его пить, и у Каэла часто подскакивала температура. Он кашляет, и я возвращаюсь в настоящее. Его мысли я читаю так же ясно, как неоновую надпись «Чашечку кофе?» на стене. Ужасно, что мое прошлое не отделить от Каэла. Это все осложняет. — Кари, — мягко говорит он и касается моей руки. Я ее отдергиваю, словно обожглась. Теперь странно вспоминать о той жизни: я не знала, где кончается он и начинаюсь я. Мы были одно. Совсем… совсем не так, как теперь. Раньше я радовалась, когда он просто произносил мое имя, — и делала то, что он хотел. Да, я давала этому человеку все, чего он желал. Я думала, что уже почти исцелилась от воспоминаний на тему «я и он», исцелилась хотя бы настолько, чтобы не вспоминать его голос, когда я будила его рано утром для разминок, или как он вскрикивал по ночам. Голова идет кругом: если не заблокировать воспоминания, они просто разнесут меня на куски — прямо здесь, в этой кафешке, перед ним. Заставляю себя кивнуть и принимаюсь за латте — нужно протянуть время, пока найду слова. — Ну, да, в норме, ведь похороны — моя стихия. Смотреть ему в лицо я не решаюсь. — Ты все равно ничего не могла сделать… — Он умолкает, а я пялюсь в свой кофе. Провожу пальцем по трещине на чашке. — Карина. Посмотри на меня. Качаю головой: не хочу я прыгать за ним в этот омут. — Все нормально. Умолкаю — и вижу его лицо. — Честно, я в порядке. — Ты всегда в порядке. — Каэл проводит ладонью по бороде, вздыхает, откидывается на спинку стула. Он прав. Я всегда буду в порядке. А нет, так запросто притворюсь. Я умею. А что мне еще остается? Глава 3