Джули Рамсботам Я согласна – и не бойтесь побеспокоить полицию! Уверена, что они будут благодарны. Тогда они смогут все проверить. 24 июля в 16:18 Дора Брукс Спасибо вам обоим – обязательно позвоню. 24 июля 16:19 *** Ричард Доннелли живет в большом доме, построенном в 30-х годах совсем рядом с Вулверкоутом. Этот дом очень похож на дом Рахия, если отбросить упадок, наркотики и состояние общей мрачности последнего. Подъезжая, я вижу, как доктор вынимает багаж из машины. У него изможденный вид человека, который насладился прекрасным двухнедельным отпуском в компании трех малолетних детей. Когда я представляюсь, он немедленно настораживается. – Я уже сказал вам, инспектор, что не могу раскрыть вам информацию о семье Мэйсонов без соответствующего разрешения. – Я знаю, доктор Доннелли. И не прошу вас об этом. Давайте так – я расскажу вам все, что мы уже знаем, а потом попрошу вас дать мне некоторые разъяснения. Просто общую медицинскую информацию, не больше. Ничего, что напрямую касалось бы Мэйсонов. Мужчина задумывается: – Ладно, это я как-нибудь переживу. Почему бы вам не зайти, а я попрошу жену приготовить нам чай… Не знаете, почему за границей невозможно получить хоть мало-мальски приличного чая? – Это все из-за молока, – заявляю я и понимаю, что мои слова звучат в точности как у Шэрон Мэйсон. Сад на заднем дворе отчаянно нуждается в поливке и в стрижке травы, но в беседке стоит скамейка, которая смотрит прямо на Порт-Мидоу. С нее я могу видеть пятерых лошадей кремового цвета, с разбросанными по шкуре коричневыми пятнами. Они стоят так неподвижно и так идеально с точки зрения композиции, что кажутся нереальными. Но вот одна из них взмахивает хвостом, и иллюзия исчезает. Однажды мы возили Джейка к этим лошадям, поскольку кто-то в конторе у Алекс сказал, что одна из кобыл родила жеребенка. Ему было всего два или три дня, ноги у него разъезжались, но он уже пытался взмахивать хвостиком. Мы с трудом оторвали от него Джейка. – Я и не думал, что вы так близко от Мидоу, – замечаю я. – Зимой из комнаты моего сына можно видеть шпили города, – хвастается Доннелли, ставя на стол две чашки. Я жду, пока он нальет чай, и начинаю: – Сейчас мы знаем две вещи, о которых не подозревали, когда констебль Эверетт впервые с вами связалась. Первая – это то, что Лео Мэйсон был усыновлен. Вторая – то, что его биологическая мать была алкоголичкой. Медик молчит, но по выражению его лица я понимаю, что для него это, в отличие от меня, никакие не новости. – Итак, доктор Доннелли, что вы можете рассказать мне об отдаленных последствиях фетального алкогольного синдрома?[90] Ричард с подозрением смотрит на меня: – Чисто теоретически? – Абсолютно. – Только не говорите мне, что вы не смотрели в «Гугле». – Врач ставит чашку на стол. – Смотрел, конечно, но хотел бы услышать это от вас. – Ну ладно. Вот вам официальная версия. Как вы уже, наверное, поняли, признаки от ребенка к ребенку могут сильно различаться, но общим знаменателем в большинстве случаев является поражение нервной системы. Это вызывает проблемы с обучаемостью – от легких до очень серьезных. Бывают и осложнения физиологического характера – гормональные или с такими внутренними органами, как печень и почки. – Доннелли ненадолго замолкает. – Синдром раздраженного кишечника – это тоже один из симптомов. Он редко, но случается. «Нука-тошнотик, – думаю я. – Какими же безжалостно наблюдательными могут быть дети!» – Наиболее часто встречающийся физический индикатор находится вот здесь. – Мой собеседник подносит руку к лицу. – Вот этот желобок от носа к верхней губе. Его еще иногда называют подносовы́м. У детей с ФАС он недоразвит. И это очень заметно, если знаешь, куда смотреть. Я заметил это у Лео практически сразу же во время нашей первой встречи. Но не знал всей важности этого. По крайней мере, не тогда. – А есть какой-нибудь тест для определения? Я имею в виду, физиологический. – Нет, окончательного теста не существует. И это может еще больше усложнить проблему. ФАС часто путают с аутизмом или синдромом дефицита внимания и гиперактивности[91]. Это делают даже опытные врачи, потому что поведение иногда практически одинаковое – дети с ФАС тоже могут быть гиперактивными, а координация у них может быть нарушена. У них те же проблемы с эмпатией, поэтому они часто испытывают сложности в установлении отношений с другими людьми. Особенно в группах. – То есть подобные дети могут часто становиться мишенями для издевательств? – К сожалению, да. И разобраться с этим им бывает сложно. Они не умеют продумывать последствия своих действий и часто поступают импульсивно, что может лишь осложнить и так непростую ситуацию. Попытаться выколоть глаз карандашом, например… – Эти дети нуждаются в колоссальной поддержке, – вздыхает Доннелли. – Им необходима стабильная обстановка в семье и наличие специально обученных специалистов, которые помогут им освоить некоторые приемы, чтобы в дальнейшем успешно разбираться со своими проблемами. И через это невозможно перепрыгнуть, инспектор. Перед родителями детей с ФАС лежат годы терпеливого и прилежного воспитания. А это может быть очень изматывающим и неблагодарным занятием. – А что, если дети не получают необходимой поддержки, что, если их родители отказываются признать существование проблемы? Медик смотрит на меня, но потом отворачивается: – Иногда проходит очень много времени, прежде чем появляются первые симптомы. И в таких случаях родители не хотят делать окончательные выводы – кому хочется, чтобы его ребенок вечно носил клеймо? Я бы продолжил внимательно наблюдать за ребенком и посоветовал бы родителям обратиться к районному педиатру – когда и если бы это показалось мне целесообразным и необходимым. – А если родители от этого отказываются? – Для большинства здоровье детей стоит на первом месте. – Доктор краснеет. – Но родители могут отказаться? Ричард кивает. – И что происходит тогда? – продолжаю я расспросы. – Если б – чисто теоретически – я оказался в подобной ситуации, то продолжил бы наблюдения и, возможно, связался бы со школьной медсестрой. Я также потратил бы время – столько, сколько его потребовалось бы – на то, чтобы разъяснить родителям, как важно, чтобы ребенок как можно скорее получил профессиональную медицинскую помощь. Я подчеркнул бы, что отдаленные последствия подобного их отношения могут быть катастрофическими: наркомания, приступы неоправданной жестокости, сексуальная распущенность. В США существует ужасная статистика – они, как всегда, намного обогнали нас в этом смысле. Однажды я читал доклад, в котором говорилось, что у людей с ФАС в девятнадцать раз больше шансов оказаться за решеткой, чем у людей нормальных. И это опять подтверждает мои худшие опасения. Я встаю, чтобы идти, но доктор еще не закончил. – Инспектор, – говорит он, глядя мне прямо в глаза, – дети с ФАС очень часто имеют необычно высокий болевой порог. Поэтому иногда у некоторых из них можно заметить, что все свое разочарование и всю свою злобу они направляют против самих себя. Другими словами… – Знаю, – отвечаю я, – они занимаются членовредительством. *** Куинн как раз выключает компьютер, когда раздается телефонный звонок. Он прижимает трубку к уху и продолжает закрывать программы, почти не слушая говорящего. Неожиданно выпрямляется и берет трубку в руку. – Повторите. Вы в этом уверены? – Шарит по бумагам в поисках ручки. – Адрес? Лофтон-роуд, номер двадцать один… Записал. Вызывайте криминалистов, я встречусь с ними прямо там. Да, я не забыл, что сегодня гребаное воскресенье! Он встает, хватает пиджак и исчезает. *** Подъезжая к дому, я слышу сигнал телефона, сообщающий о том, что на мое имя поступила почта. Открыв файл, просматриваю его, а потом звоню Эверетт: – Ты можешь доставить Лео Мэйсона в Кидлингтон завтра в девять утра? Нам понадобится Дерек Росс как необходимый взрослый[92], поэтому позвони ему и все организуй – скажи, что ты очень сожалеешь, но это не обсуждается. Что касается Шэрон, то она может наблюдать по телевизору – если, конечно, захочет, – но в комнате ее быть не должно. Если захочет пригласить адвоката – ради бога; я не собираюсь спорить с ней из-за таких мелочей. Ты тоже должна быть обязательно. Если Лео кому-нибудь и верит – то это тебе. Я уже вылезаю из машины, когда телефон звонит опять. Слова, произнесенные в панике, можно разобрать только с большим трудом. – Спокойнее, где она? В какой больнице? – уточняю я. – Ладно, не волнуйся. Мы со всем справимся. Думай только о Джанет. Я заканчиваю разговор и несколько мгновений стою неподвижно. А когда вхожу в гостиную, Алекс поднимает на меня глаза и спрашивает, почему я плачу. ***