— Как? — спросил я, наклоняясь, чтобы удержать равновесия, схватившись за спинку одного из кресел. Доктор Уайтхолл улыбнулась и пожала плечами. — Шарлотта Миллс — хороший друг и ещё лучший врач. Она просит вас увидеться с пациентом, вы приходите и встречаетесь с пациентом. Кто знает, когда вам понадобиться вернуть должок. И, просто так, самый яркий свет, который я когда-либо видел, осветил тьму. Глава девятнадцатая Шарлотта Я наблюдаю из окна моего кабинета, как появился Портер. Я чувствовала себя мазохисткой, неспособной отвести взгляд, когда он вёл своих детей по тротуару к двери. Его маленькая девочка была прекрасна. Она была похожа на своего отца, только смуглее. Дыра в моём сердце болезненно увеличилась, когда она подняла руки в воздух, прося его поднять её, предложение, которое он принял без колебаний. С некоторой привычной лёгкостью он поднял её с земли и посадил себе на бедро, нелепые резиновые сапожки малышки коснулись его бедра. А ещё был его сын. Мне казалось, будто меня ударили ножом в грудь, когда я увидела, как он пристально смотрит на своего отца, его пухлые губы шевелятся, задавая вопросы, а Портер отвечает. У него не было отцовской сильной челюсти или широких плеч; они, несомненно, появятся с возрастом. Однако он унаследовал отцовские манеры, особенно ту, когда на ходу схватил Портера за руку. Трэвис был бледным и худым, его впалые щеки и запавшие глаза сразу же встревожили меня. Но он был здесь, как и доктор Хоффман и доктор Уайтхолл. Я сделала всё, что могла для этого мальчика. Позволив занавеске упасть на место, когда они скрылись из виду, я побрела к своему столу, у меня в груди стало пусто, а горло сжалось. Но крошечное семечко надежды дало росток у меня внутри. Я пряталась в своём кабинете, пока не получила ясное сообщение от Риты, что Портер и Трэвис были в конференц-зале. И только тогда я позволила себе открыть сообщения, которые Портер прислал мне утром. Портер: «Ты не должна этого делать». Портер: «Шарлотта, пожалуйста, поговори со мной. Я не могу привести его туда, пока ты не дашь мне знать, что с тобой всё в порядке». Портер: «Ты должна что-то сказать, или я не приду». Портер: «Чёрт побери, Шарлотта. Ответь мне». Портер: «Я уже еду. И чертовски боюсь, что тебя это сломает». Моё горло сжалось от эмоций, пока я читала остальные сообщения, каждое из которых было похоже на предыдущее. Он беспокоился обо мне, и эта мысль согревала меня. Я не доверяла себе читать эти остальные сообщения, когда они жужжали у меня в кармане. У меня могло возникнуть искушение ответить, но Портер никогда бы не согласился бы прийти, если бы знал, как я на самом деле беспокоилась этим утром. С тех пор, как я в последний раз видела Портера, я всё ещё не понимала, какая магия нужна мне, чтобы вернуть мою жизнь к свету, но я решила попробовать. Один палец за другим, я собиралась отпустить эту скалу. Как я могла этого не сделать? Портер ждал меня внизу. Сунув телефон в карман, я направилась к двери. По понедельникам у меня был плотный график, и я уже опаздывала. И когда я открыла дверь, то поняла, что сбегу намного позже. Портер стоял там, возвышаясь в дверном проёме. Его челюсть была сжата, вены на шее вздулись, а взгляд потемнел — как страшная тьма. — Что ты сделала? — обвиняющее произнёс он. Мой подбородок дёрнулся. Он разозлился? — Эм, — запнулась я, покачиваясь на пятках, давая себе время сформулировать ответ. Его адамово яблоко дёрнулось, и он повторил. — Что ты сделала? Чёрт возьми. Он был не в себе. Мой рот открылся, когда рой разъярённых шмелей взревел в моём животе. — Я… я же сказала, что не могу лечить его. Его брови сошлись на переносице, когда Портер усмехнулся. — Значит, ты решила пригласить двух лучших детских пульмонологов во всей этой долбанной стране по прошествии пяти дней, не посоветовавшись со мной? Расправив плечи, я бесстрашно выдержала его сердитый взгляд. — Ну… да. То, что я не могла лечить его, не значит, что я не хочу, чтобы он получал лучший уход. А потом я ударилась о кирпичную стену. Или, точнее, твёрдое тело Портера врезалось в моё. Одной рукой он вцепился в мои волосы, другой обхватил мои бёдра, поднял меня и ворвался в кабинет, держа на руках. Должно быть, он ногой захлопнул дверь, потому что она с громким треском захлопнулась. Дыхание вырвалось из моих лёгких, когда моя спина грубо встретилась со стеной, грудь Портера ударилась о мою, его бёдра прижались к моим, а руки слегка дрожали. Только тогда я поняла, что Портер вовсе не сердится. Он был совершенно ошеломлён. Обвив руками его шею, я поцеловала его в щеку и прошептала. — Детка. — Они принимают его в качестве пациента, — заявил он, его голос слегка дрогнул, когда он уткнулся лицом в мою шею. Я запустила пальцы в его короткие волосы на затылке. — Лафлин будет его основным врачом, а Уайтхолл будет вести его удалённо. Плечи Портера слегка вздрогнули. — Они будут лечить моего мальчика, Шарлотта. Моё сердце раскололось, когда я крепче прижалась к нему. — Так и есть. И они удивительные врачи. — Иисус, — выругался он, его дрожащие пальцы впились мне в затылок. — Я не смогу отплатить тебе за это. Я снова поцеловала его. — Ты заставляешь мир остановиться, Портер. Это самое меньшее, что я могла сделать. Он переместил своё тело, пододвигаясь ближе, но до сих пор не смотря наверх. — Ты закончила приводить мысли в порядок? — Нет, — призналась я. Он кивнул. — Ты готова позволить мне помочь тебе сделать это? Я закрыла глаза и вдохнула. — Портер. Я не… Его глубокий мужской голос стал отчаянным. — Впусти меня, Шарлотта. Мы не будем торопиться и начнём в темноте, если это то, что тебе нужно. Но я хочу видеть тебя при свете, милая. Я сделаю всё, что потребуется, чтобы вытащить тебя оттуда. Мне просто нужно, чтобы ты впустила меня, и я попробую, — он поднял голову, и его глаза вспыхнули от волнения, но не слова, а губы перевели это. Дрожь пробежала по моей спине, когда он поцеловал меня с потрясающим благоговением. — Я скучала по тебе, — призналась я ему в губы. — Мы не должны скучать друг по другу. Просто впусти меня, — умолял он перед очередным поцелуем. Мои лёгкие сжались, а сердце увеличилось в размерах. Он был прав. Мы могли бы не торопиться. Я сидела неподвижно, пока мир вращался вокруг меня в течение десяти лет. Там не было правила, что мы должны были бросаться в омут с головой. Возможно, тихая прогулка, где мы бы оба выбрались на свет, была именно тем, что нам нужно.