Забавно. Оглядываясь назад, я поняла, что ни один раз он говорил, что найдёт его. Просто потому, что он никогда не останавливался. Как бы странно это ни было. — Лучше бы меня расстреляли, — тихо ответила я. После того как он снял свою куртку, то засунул руки в карманы брюк цвета хаки. — Тогда нас обоих. Я снова посмотрела на фотографию. Она была такой же, как и на моей прикроватной тумбочке. Долгое время я смотрела на неё и запоминала каждую морщинку на ангельском личике. Тем не менее, увидев её сейчас здесь, в доме Бреди, незапятнанную моими слезами, мне показалась, что она новая. — Твоя мама только что приехала. У тебя около девяноста секунд, пока она не начала тебя искать. Мои глаза прищурились, и я вздохнула. — Боже. Почему они настаивают на том, чтобы проводить этот день каждый год? Он подошёл ближе, а его ладонь опустилась на моё плечо. — Время лечит, Шарлотта. Я покачала головой, скрестив руки на груди. — Нет. Это пытка. И честно говоря, немного расстраивает. — Да, понимаю. Есть немного. — Его рука мягко сжимает плечо. — Но это даёт твоей маме возможность улыбнуться, а Бреди, пусть и ненадолго, вытащить голову из песка, по крайней мере, в течение тридцати секунд. Мои плечи вздрогнули, а сквозь губы вылетел грустный смешок. Том Стэффорд был тем отцом, которого я бы никогда не хотела для своего ребёнка. Он был удивительным человеком, но я всем сердцем мечтала о том, чтобы мы никогда не встречались. Но я догадывалась, что если бы в этом драматичном случае можно бы было обнаружить луч надежды, то именно он бы его и нашёл. Он оставался детективом, который с первого дня исчезновения Лукаса, разыскивал его. Сначала мы говорили каждый день — обычно по нескольку раз. Но, по стечению времени, встречи стали мимолетными, надежда утекала, а наши отношения становились всё более личными. Когда бы я ему не позвонила, чтобы поплакаться: в субботу вечером, случайно, в три часа ночи, он всегда был здесь, поддерживая меня своим молчанием. Хотя я никогда особо не спрашивала, почему он был так добр по отношению ко мне, он сказал мне много лет назад, что когда-то, в возрасте трёх лет, потерял свою дочь — она утонула. Я думаю, что возможно чем-то напоминаю ему её. Не знаю, как бы я смогла без него пройти через всю эту кромешную тьму. — Сегодня ты обратишь на неё своё внимание? — спросила я. Его рука сжалась. — Забудь об этом. — Прошло уже пять лет с тех пор, как умер отец, — заявила я, поглядывая на него через плечо. Его карие глаза потемнели ещё больше, когда он посмотрел на меня. — Знаю. Я был на похоронах, Шарлотта. — Тогда ты знаешь, что уже наступило время для неё двигаться дальше. Она одинока, Том. — Да. И это я тоже знаю. На самом деле, время пришло для вас обоих — упрямых женщин из семьи Миллс — двигаться дальше, — с нажимом ответил он. Я закатила глаза и отошла. Я не была монашкой или кем-то вроде неё, но когда самыми главными моментами в твоей жизни являются ужин и выпивка с пятидесяти шестилетними мужчиной, который неровно дышит к твоей матери, могло показаться, что на самом деле я не так уж и была далека от их образа жизни. — Билли снова спрашивал о тебе сегодня. Я мог бы… — Ни за что, — прервала я Тома. — Мы не будем снова обсуждать тему по имени Билли Вейнер. Его губы дрогнули от сдерживаемой улыбки. — Да ладно. Он хороший парень. Я бы женил его на тебе, если мог. — Его фамилия Вейнер. Улыбка расползлась по всему его лицу. — Дай ему шанс, милая. Даже если у вас всё сложится, то на свадьбе ты сможешь заставить его принять свою фамилию. Я почти улыбнулась. В течение каких-то нано-секунд вина, которую я носила в своей груди как огромный валун, воспарила, бросив вызов гравитации. Почти. Пока она не обрушила на меня снова от звука его голоса. — Мы собираемся резать торт, — объявил Бреди с порога. — Вы собираетесь остаться там? Том пришёл в состоянии полной боевой готовности, когда мы оба повернулись лицами к отцу Лукаса. Я знала, что это будет самый сложный день для меня. Каждый год я сходила с ума от страха перед этим праздником. Но в этом году все было по-другому, и я подготавливала себя к этому больше, чем обычно. Его звали Уильям Лукас Бойд. Моя мама сообщила мне дату его рождения. Но когда я посмотрела на него, то почувствовала, будто меня переехал грузовой поезд. Моё сердце кровоточило. Мои руки дрожали. Мою голову заполнил крик. Моё сознание плакало. Один взгляд на Бреди с шестимесячным маленьким мальчиком с чёрными волосиками и карими глазками на руках был намного хуже, чем любой удар судьбы. Он был направлен прямо в сердце своим ржавым, иззубренным лезвием прошлого. Моя спина ударилась о твёрдую грудь Тома, пока я, отчаянно моргая, пыталась оставаться в настоящем. Воспоминания о том, как Бреди держал Лукаса, заполнили разум, грозясь задушить меня. Озноб от взгляда Бреди прошёл сквозь моё тело, когда он переместил малыша в своих руках. — Боже, Шарлотта. Ты не могла взять выходной? — Я… — Я провела рукой по своему медицинскому халату, разглаживая его, и сделала всё возможное, чтобы сохранить твёрдость в своём голосе. — У меня был пациент. Я только что приехала из больницы. — Ну, я рад, что ты нашла время в своём загруженном графике, чтобы присоединиться к нам. Это могло быть невинным предложением, исходящим от кого-либо. Но только не от Бреди. Это всё ещё убивало меня, так же как и его обвинения во всём. Прошло уже почти десять лет, а нескончаемое презрение продолжало лучиться из его глаз, когда мы видели друг друга. Я часто думала, что могла бы прождать сотни лет, а он так бы и продолжал косо смотреть на меня. Время абсолютно не залечило его раны. Он ненавидел меня. Я могу с этим жить, если бы он не был единственной частью Лукаса, которую мне тоже пришлось оставить. Его я тоже потеряла. Ни для кого не было секретом, что я не справилась с эмоциональным потрясением, обрушившимся на меня с исчезновением Лукаса. Бреди сошёл с ума, когда я вернулась в школу спустя пять дней после этого несчастья. Но у каждого свои собственные методы борьбы с трудностями или — в нашем случае — с разрушениями собственной жизни. Для меня же это был первый шаг к моей карьере. Я не могла сидеть дома, ожидая телефонного звонка или постукивания в дверь от кого-то, кто сообщил бы мне новость — я нашёл его. Что если и сожаления того дня сделали из меня почти калеку, вынуждая переживать этот ад часами. Да, с замиранием сердца я ждала того момента, когда мне принесут сына назад. Молясь всем и каждому богу по отдельности, которые когда-либо существовали. Изливая океаны слёз. Потеряв часть себя в глубине отчаяния. Но независимо от того сколько раз я торговалась с Вселенной ничего не менялось. Я хотела, чтобы мой сын вернулся больше чем увидеть очередной рассвет, но никаких зацепок, ничего, что я могла бы сделать. Бреди обратился к телевидению и тесно сотрудничал со Службой по розыску детей, в то время как я отчаянно хотела укрыться за тенями. Нашу историю вкратце показали в национальных новостях. И всю вину переложили на меня, что было очень сложно принять. Какая мать способна оставить своего ребенка одного в коляске? Она заслуживает гнить в тюрьме. Вероятно, она убила его и устроила это похищение, чтобы скрыть преступление. Это были одни из самых популярных комментариев, которые прозвучали в СМИ. По мнению общества именно я была во всём виновата. Я почти вынесла себе приговор, а весь мир продолжал кидать в меня камни. Поэтому я вернулась к работе, делая всё возможное, чтобы не допустить саморазрушения. А люди не понимали этого, почему я не реагирую. Я пожертвовала всем ради своей карьеры. Любовью. Друзьями. Временем, которое я могла бы провести со своей семьёй. Но не заблуждайтесь. Не колеблясь, я бы отдала всё это в ту же секунду, как ко мне бы вернули Лукаса. Распрямив позвоночник, я отказалась показывать Бреди слабость. Моё сердце сломано, но я не позволю ему сделать этот день ещё тяжелее, чем он есть. — Я здесь, хорошо? Давайте обойдёмся без всей этой чепухи. Разрежем торт. А потом разойдёмся, притворившись, что всего этого никогда и не было. Его челюсть сжалась, когда он уставился на меня. — Правильно. Конечно. Притворимся. Способ Шарлотты Миллс. Мой смех прозвучал невесело. — Да, Бреди. Я единственная, кто притворяется, в то время как ты поёшь «С днём рождения» нашему десятилетнему потерянному сыну.