Хор был великолепен и оправдал все ожидания; когда запели монахи и в сумрачном воздухе разлился запах ладана, это чувство – нечто священное и благоговейное, если вы понимаете, о чем я говорю; как будто я стала легче воздуха и могла взлететь вверх прямо сквозь крышу – это чувство отчасти вернулось, но только на короткий миг, потому что я все время беспокоилась о своем стихотворении. Я, казалось, остановилась на первых двух строках: Боже, дай мне дерево, цветок, дитя;Боже, дай мне птицу лишь на час… После того как служба закончилась, я больше не видела маленького священника; и позднее я была так занята осмотром достопримечательностей и поиском нужной дороги, что стихотворение, которое я не написала, вылетело у меня из головы – пока я не вернулась в город. Затем вид знакомых улиц и магазинов напомнил мне, что нужно сдавать материал. Я попыталась поработать над текстом, поставив автомобиль в гараж, но дело никак не шло дальше первых двух строк. Когда я поднималась в лифте, эти две строки напомнили мне о происшествии в церкви; и я испытала на миг все то же чувство, с которым впервые столкнулась в Квебеке – вы бы назвали это экстазом. В то мгновение, как я отворила дверь квартиры, я почувствовала: что-то неправильно. Я услышала крик. Я помчалась в свою гостиную, и там… там был новорожденный младенец, который ползал по ковру и вопил что было сил. В комнате было и все остальное: молодой дуб, который, казалось, прорастал прямо из-под пола, касаясь ветвями потолка; только что срезанная роза лежала у меня на столе; и желтая иволга сидела среди ветвей дерева. Да, сделайте мне еще порцию, мистер Коэн. Вам, мужчинам, неплохо бы понять, что одно дело – много лет сообщать Богу, что хочешь ребенка, и совсем другое – внезапно обнаружить, что ребенок появился. Во-первых, я не замужем; я никогда замужем не была; и я только что вернулась из продолжительной поездки. Могу представить, какой поднимется шум, когда все узнают, что я вернулась с ребенком. Я женщина решительная, я могу не обращать на это внимания, но люди, которые покупают мои стихи, – достойные прихожане, и мне не следует об этом забывать. Во-вторых, об этом существе нужно позаботиться. Извините меня, я уверена, что у меня в квартире очень милый, прекрасный ребенок, как раз такой, о котором я писала. Но я ничего не знаю об этих созданиях; когда у моих друзей появляются дети, я даже на руки их боюсь брать. Я сумела уложить ребенка в кровать и начала по телефону разыскивать няньку, которая могла бы прийти и помочь мне, в то же время пытаясь выдумать историю, которая объяснила бы появление ребенка. Казалось, что все няньки в городе были заняты, но я наконец отыскала одну. Как раз тогда, когда я этим занималась, иволга вылетела из окна. Я посмотрела на часы. Прошел ровно час с той минуты, как я вошла в квартиру. Именно к этому сроку я должна была сдать свою поэму. Когда явилась нянька, дела пошли еще хуже. Мне пришлось потратить полдня, покупая вещи для ребенка – он, кстати, намочил мне кровать, – и я не смогла придумать никакой другой истории, кроме рассказа о младенце, подброшенном к моему порогу. Нянька, очевидно, мне не поверила – она, скорее всего, считает, что я где-нибудь украла ребенка, и говорит, что мне следует его зарегистрировать. Я наконец ушла, но в квартире кавардак, и бог знает что мне теперь делать. *** – Когда это случилось? – испуганно поинтересовался Гросс. – Сегодня. Как вы думаете, почему я сюда пришла? Тут вмешался мистер Коэн, беседовавший с кем-то у другого конца стойки: – Мисс Миллард, один парень вас разыскивает. Она обернулась – и столкнулась с мужчиной в комбинезоне и каске. – Я мисс Миллард. В чем дело? – Я водопроводчик из дома четыреста пятнадцать; Генри, мисс Миллард. Мне очень неудобно вас беспокоить, но похоже, что вы вырастили у себя в комнате какое-то дерево и оно, должно быть, пустило корни, которые проросли сквозь основание горшка. Корни испортили газовые трубы на потолке этажом ниже; мне пришлось некоторые перерезать. Мне сказали… Мисс Миллард вцепилась в край стойки. – Боже, дай мне сил… – проговорила она. Кусок дерева от прикосновения ее пальцев рассыпался, как папиросная бумага; мельчайшие пылинки полетели на пол. – Эти проклятые термиты! – воскликнул мистер Коэн. – Я дюжину раз говорил о них Гавагану, а он ничего не сделает, пока у нас весь дом не рухнет! Самая лучшая мышеловка Таксидермист, изготавливая чучело совы, висевшее ныне над баром, придал ему странное выражение – сова как будто была пьяна и кому-то подмигивала. Мистер Витервокс подмигнул ей в ответ и решительно обратил взгляд вверх, уверенный, что стоит ему посмотреть на соседей, как мистер Гросс тотчас начнет рассказывать анекдоты. Принимая в расчет качество анекдотов, этого следовало избежать любой ценой; но в конце концов настал момент, когда стакан опустел. Мистеру Витервоксу пришлось посмотреть вниз, чтобы стакан снова наполнили. Сидевший рядом мистер Гросс зловеще прочистил горло. Мистер Витервокс обернулся спиной к источнику звука, внимательно осмотрел панели красного дерева у двери и подозвал бармена. – Кто это там пьет в одиночестве? – спросил он. – Возможно, он пожелает присоединиться к нам; человеку не стоит пить в одиночку. Вы можете поставить ему от меня шерри, мистер Ко-ган. – Ко-эн, ей-богу! – поправил его бармен. – Ему? Его зовут Мердок, а может, Моуд, и я думаю, что он – не тот человек, с которым вам стоило бы познакомиться. Может статься, на нем висит убийство… Что вы пожелаете, мистер Гросс? – Как обычно, «Кипящий котел», большую порцию. Кстати, я припоминаю, что был знаком с человеком… – А он что, гангстер? – спросил мистер Витервокс. – Я не хочу ни во что вмешиваться, просто хочу оказать ему любезность. Пригласите его к нам и передайте ему выпивку. Скажите ему, что Дьявол умер ночью во вторник и мы устраиваем поминки. Мистер Коэн улыбнулся; ощущение превосходства выразилось на его округлом лице, когда он смешивал ингредиенты для «Кипящего котла». – Нет, он не гангстер. Все гораздо хуже. Он потерял своего дракона. – Друга моего дяди Пинкуса однажды пнул в живот кенгуру, – сообщил мистер Гросс. – Он… – Мне не важно, потерял он дракона или отыскал русалку, – в отчаянии провозгласил мистер Витервокс. – Приведите его сюда и дайте ему выпить. Бармен, пожав плечами, как человек, который исполнил свой долг и не несет ответственности за последствия, направился в дальнюю часть заведения. После разговора с Коэном Мердок обратил тонкое печальное лицо к первым посетителям, затем кивнул. По его походке нельзя было понять, сколько он выпил и подействовала ли на него выпивка; но он попросил «Двойной зомби». Когда он приветственным жестом приподнял стакан, мистер Гросс внимательно оглядел его с поистине отеческим интересом. – Это правда, – спросил он, – что вы потеряли своего дракона? Мердок поперхнулся, опустил стакан и страдальчески глянул на мистера Гросса. – Если бы это был мой дракон, я не так волновался бы, – сказал он, – но я его взял взаймы. – Это правда, я оговорился, – охотно согласился мистер Коэн. – Я помню, что это случилось как раз здесь, в баре, вы его позаимствовали у парня-волшебника, он еще пил свой особый напиток. Мердок потянулся за стаканом и сделал еще один глоток. Он пролил часть выпивки на подбородок, когда отворилась дверь, затем издал вздох облегчения при виде незнакомца. Витервокс вновь окинул взглядом пьяную сову, которая все так же пялилась на него. – Я никогда драконов не видел и не надеюсь увидеть, – сказал он. – Разве Святой Георгий или еще кто-то не избавился от последнего из них? – Не избавился, – сказал мистер Коэн, снабдив нового посетителя порцией пива. – Именно здесь я видел животное, о котором мы говорим, видел собственными глазами; и оно выглядело в точности как дракон; и оно принадлежало этому парню, волшебнику Абарису. – И сейчас принадлежит, – жалобно проговорил Мердок. – Ну, в общем, я не знаю, почему я с ним связался… он мне не нравился… о, какого черта! – Он сделал большой глоток «Двойного зомби». Витервокс посмотрел на мистера Коэна. – И кто этот парень, который владеет драконом? Какой-нибудь ученый? *** Волшебник, скажу я вам (заговорил бармен). Он дал мне однажды свою карточку; возможно, она где-то здесь. Теофрастус В. Абарис (мистер Коэн медленно выговорил непривычное имя); вы и сами могли его видеть, мистер Гросс. Он часто приходил по четвергам вечером, как и вы. Большой, жирный кусок сала, не настоящий жирок от домашней стряпни, как у меня. Он был бледен как мертвец, волосы свисали на воротник пальто, а голос был тонкий, писклявый, как у мальчишки-певчего. Вряд ли бы вы стали по такому субъекту скучать. Он был из пьяниц-одиночек (продолжал Коэн), он никогда не покупал выпивки для бармена, но и домой ничего не уносил. Не то чтобы он был недружелюбным; он мог болтать без умолку часами, только половину из того, что он говорил, нельзя было понять. Я однажды поинтересовался, чем он зарабатывает на жизнь, и услышал в ответ, что он назвал какую-то религию… Сейчас я уже не вспомню ее названия. («Пифагорейство», – уныло сказал Мердок, взяв еще один стакан.) Да, может быть; спасибо, мистер Мердок. Я никогда не слышал об этом прежде, но я спросил брата Джулиуса, который сейчас находится при исполнении, и брат сказал, что это все не очень хорошо, но никаких законов они не нарушают, пока не берутся предсказывать судьбу. Эта религия как-то связана с книгами. Да, есть очень старые книги, которые стоят немалых денег… Вот что он разыскивал, по его словам. В последний раз, когда мы с ним встречались, он сообщил, что отправляется за книгой, сочиненной каким-то Небюлусом или кем-то еще. («Зебулоном», – уточнил Мердок.) Вы, должно быть, слышали, как он об этом рассказывал. Он сказал, что гонялся за этой книгой сотни лет; он всегда так выражался – когда собеседник понимал, о чем он говорит, то не верил ни единому слову. Кажется, однажды Абарис заполучил книгу; он сказал, что отыскал ее на острове в розовом Аравийском море – как будто я не знаю, что морская вода не бывает розовой. Потом он рассказал, что праведный Святой Петр похитил у него книгу; помимо того, что это чистейшая ложь, мне не понравилось, как он отзывается о святых и блаженных; и я ему все высказал. Но теперь он собирался вернуть украденное. Он сообщил, что вскорости в Бруклине состоится собрание людей, занимающихся подобными делами. По крайней мере, я так понял. («В Брокене», – уточнил Мердок.) Ну хорошо, в Брокене. Я все запомнил потому, что он назвал точную дату, а именно первое мая, и я подумал, что это, скорее всего, банда коммунистов или каких-то еще субчиков, но мой брат Джулиус (он сейчас находится при исполнении) сказал, что это неверно. И все-таки для бизнеса его редкие посещения были полезны – он проделывал разные фокусы, все время шевелил пальцами, как будто играл на невидимом фортепьяно. Я когда-нибудь показывал вам бутылки из особого запаса, который я держу для него, а, мистер Гросс? (Коэн ушел в подвал и принес бутылку. «Vin sable», прочитал Витервокс на этикетке. «Я знаю, что это такое; это по-французски, называется “песочное вино”. Может, вы на сей раз и себе нальете стаканчик, а, мистер Ко-ган?») Я бы не возражал; первый глоток сегодня, но не последний. Да, спасибо. Ну, я уверен, что они использовали черный песок или что-то похожее. Потому что, как вы лично можете убедиться, вино очень темное, как будто смешано с чернилами. Гаваган получает эти бутылки от импортера Костелло. Нет, я не продам вам ни капли этого напитка, мистер Гросс; такое нарушение стоило бы мне места. Это вино здесь исключительно для Абариса; а я не хотел бы, чтобы этот человек разозлился на меня; он умеет делать разные занятные вещи. (Мердок издал звук, отдаленно напоминавший скрип ржавых петель.) Что, разве вы сами в это верили? Нет, и я не верил, пока не увидел все собственными глазами. Вы знаете мистера Джефферса, не так ли, мистер Витервокс? Ну, теперь он стал совсем другим человеком, и все из-за этого Абариса. Прекрасный молодой человек и прекрасный товарищ, таким он и остался. Но в прежние времена, до того, как вы начали бывать здесь, мистер Витервокс, у него, возможно, было слишком много денег, и он слишком много тратил на девушек. Вот посмотрите на них по отдельности: деньги без женщин, или милая девочка без денег – и то, и другое может помочь молодому человеку, и он найдет себе место в жизни. Но соедините их – и чаще всего молодой человек проводит много времени за бутылкой. Нет, не следует смеяться, мистер Гросс. Я – не тот человек, который станет порицать добрую выпивку, но я не хотел бы, чтобы люди выходили отсюда, не способные добраться домой на своих ногах. Приличные напитки помогают человеку понять, что в конце концов все его тревоги – сущие мелочи; но когда вы пьете, не зная забот, то главной заботой становится сама выпивка, а это плохо. Именно это и случилось с мистером Джефферсом. Он начал выпивать вместе с женщинами, а потом уже пил без них; иногда он просто ужасно напивался. Когда я пытался привести его в чувство, он отправлялся за угол в то роскошное место, где никого не волнует, кому продают алкоголь; там мистер Джефферс напивался мертвецки. Много раз мой брат Джулиус вынужден был отводить его домой, просто в ужасном состоянии. В тот вечер, о котором я вам рассказываю, мистер Джефферс был здесь, как и Абарис – он именовал себя доктором Абарисом, я говорил вам об этом? Но когда я спросил, может ли он вывести бородавку с пальца моей жены, он сказал «нет»; так что не думаю, что следует называть его доктором. И я спросил Абариса, может ли он сделать какой-нибудь фокус, чтобы заставить мистера Джефферса бросить пить: к примеру, взять бутылку и вылить из нее три разных напитка? Тогда он ответил: «Да, мой дорогой Коэн; конечно, мой дорогой Коэн. Наполните его стакан» – своим противным нежным голосом. Потом Абарис начал шевелить пальцами, как будто играл на фортепьяно. Я наполнил стакан мистера Джефферса бренди, как он заказывал, и он взял стакан в руку; но прежде, чем он успел поднести сосуд к губам, бренди вернулся в бутылку, Богом клянусь. После третьей попытки мистер Джефферс оставил стакан в покое; на его лице появилось странное выражение, и он удалился. Я подумал, что он мог снова отправиться в то роскошное место за углом; но он вернулся на следующий вечер; и вы можете назвать меня оранжистом, если с первым же напитком, который заказал трезвый мистер Джефферс, не случилось то же самое. Я не знаю, что произойдет, если он явится сюда сегодня вечером, но с тех пор мистер Джефферс в рот не берет ничего крепче пива, и вы все это знаете, и я это знаю. Сам Абарис утверждает, что трюк очень простой; как он говорит, продолжающееся деяние.