На него полился мягкий, теплый душ, который обернул все тело ласкающим туманом. – Здорово! – воскликнул аркканцлер и попробовал повернуть следующий кран. «Дождик» оказался более вдохновляющим, «Ливень» заставил ловить ртом воздух, а после включения «Потопа» Чудакулли был вынужден схватиться за панель, так как ему вдруг показалось, что он лишился верхней части черепа. «Волна» заставила соленую воду плескать от одной стены кабинки к другой, а потом спустила ее в специально предусмотренную на полу решетку. – Все в порядке, сэр? – осведомился снаружи Модо. – Абсолютно. Но еще есть с дюжину кранов, которые я не успел опробовать! Модо кивнул и поддал жару. Из густых паров донеслись странные звуки, которые, по мнению Чудакулли, сходили за песню. – О, я-а-а-а-а-а-а знал… э… какого-то сельскохозяйственного рабочего, по-моему кровельщика… Мы были добрыми друзьями, и… нет, все-таки он был фермером, да, точно, фермером… И дочка у него была по имени… проклятье, как же ее звали?… Нет, не помню… Так, на чем я остановился? А, да. Припев. Шурум-бурум, смешной какой-то овощ, репка вроде бы, что-то там еще, еще и сладкоголосый солове-е-е-е-ааааррррггхооооо-ооо… Песня вдруг прекратилась, и Модо услышал яростный грохот воды. – Аркканцлер? Некоторое время спустя откуда-то из-под потолка раздался голос, высокий и уже не столь нерешительный: – Э… будь добр, старина, отключи у себя воду. Только постепенно, если не возражаешь. Модо медленно повернул колесо. Грохот постепенно смолк. – Так. Молодец. – Теперь голос доносился с уровня пола. – Отличная работа. Можем определенно назвать это успехом. Да, несомненно. Э… Не мог бы ты помочь мне выйти? Я по какой-то совершенно необъяснимой причине едва стою на ногах… Модо открыл дверь, помог Чудакулли выбраться и усадил на скамью. – Да, несомненно, – повторил аркканцлер, глядя на садовника слегка остекленевшими глазами. – Поразительный успех. Э… Но есть небольшая проблема. Модо… – Да, сэр? – Там один кран, его не стоит трогать. По крайней мере пока, – сообщил Чудакулли. – Буду у тебя в долгу, если ты повесишь на него небольшой плакатик. – Да, сэр? – Гласящий: «Не трогать ни при каких обстоятельствах» или что-нибудь в этом роде. – Слушаюсь, сэр. – Повесь его на кран, на котором большими буквами написано: «РЕЗЙЕГ». Кстати, очень странное слово. Может, там что-то напутали? – Не знаю, сэр. Все сделаю, сэр. – И, пожалуй, не стоит распространяться о случившемся. – Так точно, сэр. – О боги. Никогда не чувствовал себя таким чистым. С выгодной позиции, притаившись между потолочными украшениями, за Чудакулли внимательно наблюдал крошечный гном в котелке. Когда Модо ушел, Чудакулли принялся тщательно вытирать тело огромным махровым полотенцем. Прежнее хладнокровие вернулось к нему, и с губ уже рвалась следующая песня. – На второй день страшдества… я послал любимой кое-что… непристойную записку, ха, ну да, и куропатку с грушей вместе… Гномик скользнул вниз по плиткам и стал подбираться к бодро дергающейся фигуре. Чудакулли после пары попыток вспомнить забытый текст решил исполнить один из вариантов песенки, встречающейся на всех планетах множественной вселенной, где только случаются зимы. Частенько ее использовали в религиозных культах, правда несколько изменяя слова, но вещи, о которых пелось в песенке, имели ровно такое же отношение к богам, как, допустим, корни – к древесным листьям. – …Солнца восход, бег олененка… – Чудакулли резко развернулся. Конец мокрого полотенца метко ударил гномика прямо в ухо и свалил на спину. – Я видел, как ты подкрадывался ко мне! – взревел Чудакулли. – Кто ты такой? Мелкий воришка? Или, того хуже, какой-нибудь извращенец? Гномик тщетно пытался отползти по скользкому полу. – А ты кто такой, господин? Ты ведь не должен меня видеть! – Я – волшебник! Мы видим все, что существует, а в случае с казначеем – даже то, чего не существует. Что у тебя в мешке, признавайся! – Только не надо открывать мешок, господин. Тебе это совсем не понравится! – Почему? Что у тебя там? – Гномик обмяк. – Главное не то, что там содержится, а то, что оттуда появится. Их нужно выпускать по чуть-чуть, даже не знаю, что будет, если все они вывалятся сразу! Явно заинтересовавшись, Чудакулли потянул за веревочку. – Господин, ты об этом сильно пожалеешь, – взмолился гномик. – Правда? Кстати, что ты здесь делаешь, а, юноша? Гномик наконец сдался. – Ну… знаешь зубную фею? Слышал о такой? – Да, конечно, – кивнул Чудакулли. – Ну… я, конечно, не она. Но занимаемся мы примерно одним и тем же… – Что? Ты что-нибудь уносишь? – Э… Не то чтобы уношу… Скорее… приношу. – А… типа новых зубов? – Э… типа всяких грибков, – признался гномик. Смерть бросил мешок в сани, а затем забрался сам. – У тебя все отлично получается, хозяин, – похвалил его Альберт. – ПОДУШКА МЕШАЕТ, – в который раз затягивая пояс, пожаловался Смерть. – Я НЕ ПРИВЫК К БОЛЬШОМУ ЖИВОТУ. – Лучшего живота я предложить не мог, хозяин. Ты, так сказать, взял с места в галоп. Альберт открыл бутылку с холодным чаем. От выпитого хереса его мучила жажда. – Все отлично, – повторил он. – Сажа, следы на ковре, выпитый херес, следы саней на крыше… Должно сработать. – ДУМАЕШЬ? – Уверен. – КРОМЕ ТОГО, Я ПОСТАРАЛСЯ СДЕЛАТЬ ТАК, ЧТОБЫ КОЕ-КТО ИЗ ДЕТИШЕК МЕНЯ УВИДЕЛ, – гордо заявил Смерть. – Я ЧУВСТВУЮ, КОГДА ОНИ ПОДСМАТРИВАЮТ. – Отлично придумано, сэр. – АГА. – Хотя не могу не посоветовать… Вполне достаточно традиционного «Хо-хо-хо». Не надо говорить ничего типа: «Трепещите, презренные смертные», если не хочешь, чтобы дети выросли ростовщиками или еще кем-нибудь в том же роде. – хо. хо. хо. – Вот-вот, уже гораздо лучше получается. – Альберт торопливо уткнулся в записную книжку, чтобы Смерть не видел его лица. – Еще должен заметить, хозяин, самым убедительным будет появление на публике. Точно говорю. – ОБЫЧНО Я ТАК НЕ ПОСТУПАЮ. – Санта-Хрякус – общественный деятель, хозяин. Очень хорошо, что кое-кто из детей видел тебя, но одно публичное появление принесет куда больше плодов. Крайне полезно для атрофировавшихся мышц веры, так сказать. – ПРАВДА? ХО. ХО. ХО. – Просто отлично, хозяин. О чем это я?… Ах да… лавки и магазины закрываются поздно. Многих детей приводят посмотреть на Санта-Хрякуса. Понимаешь? Не на настоящего, конечно, а на какого-нибудь старикашку с подушкой под балахоном. Никого из присутствующих я, разумеется, не имею в виду, хозяин. – НА СТАРИКАШКУ, ЗНАЧИТ? ХО. ХО. ХО. – Хозяин, я вовсе не имел в виду, что нам нужно…