Некоторые волшебники начинали практиковаться загодя. Декан, в частности, теперь мог поднять на вилке двадцатифунтового индюка. Ожидание полуночи только придавало здоровую остроту профессионально отточенным аппетитам. В зданиях царило приятное ожидание, слюнные железы уже шипели в предвкушении, заранее подбирались пилюли и порошки, которые через несколько часов могли понадобиться для отражения контратаки скопившихся чуть ниже грудной клетки и воюющих друг с другом восемнадцати блюд. Подняв воротник балахона, Чудакулли вышел на снег. В окнах факультета высокоэнергетической магии горел свет. – Ну, не знаю, не знаю… – пробормотал аркканцлер. – Ночь перед страшдеством, а они ещё работают. Это ненормально. Страшдество ведь… Вот когда я был студентом, к этому времени я уже успевал дважды протрезветь… На самом деле Думминг Тупс и его группа студентов-исследователей подготовились к встрече страшдества. Они украсили Гекс веточками остролиста, а на большой стеклянный купол, под которым находился главный муравейник, надели бумажную шляпу. Чудакулли казалось, что при каждом его посещении что-то новое появлялось в… механизме, думающей машине – или как там еще называли эту штуковину. Иногда всего за одну ночь таинственный прибор самостоятельно перестраивался. А иногда, по словам Думминга, Гекс составлял и выдавал планы того, что ему требовалось. Как правило, от этой штуковины у Чудакулли по спине начинали бегать мурашки. Впрочем, сегодня мурашки принялись скакать особенно оживленно: перед странным прибором сидел казначей. На мгновение Чудакулли даже думать забыл о всяких грибных гномиках. – А ты что здесь делаешь, старина? – осведомился он. – Ты же должен быть у себя в комнате и интенсивно прыгать, освобождая побольше места в животе. Сегодня ведь Страшдественский пир, помнишь? – Ура всему розовому, синему и зеленому, – откликнулся казначей. – Э… мы думали, что Гекс может… ну… помочь, сэр, – сообщил Думминг Тупс, считавший себя символом разумности Незримого Университета. – Решить проблему казначея. Мы думали, это будет ему хорошим подарком на страшдество. – О боги. У казначея нет никаких проблем, – сказал Чудакулли и похлопал бесцельно улыбавшегося человека по голове, одновременно произнося одними губами слова «совсем сбрендил». – Немного рассеян, и все. Я сказал: «НЕМНОГО РАССЕЯН», да? Неудивительно: он столько времени проводит, складывая эти числа. На свежий воздух и не выходит. Я сказал: «МАЛО БЫВАЕШЬ НА СВЕЖЕМ ВОЗДУХЕ, СТАРИНА!» – Мы подумали, может, ему хочется с кем-нибудь поговорить… – растерянно промолвил Думминг. – Что-что? Но я с ним постоянно разговариваю! Стараюсь как можно меньше оставлять его наедине с собой, – пожал плечами Чудакулли. – А то он сразу начинает хандрить. – Э… да… определенно, – дипломатично заметил Думминг. Он помнил казначея как человека, который считал очень веселым времяпровождением поглощение яйца всмятку. – Итак… э… но мы попробуем еще раз, хорошо? Ты готов, господин Динвидди? – Да, спасибо, зеленый и немного корицы, если не затруднит. – Интересно, о чем он будет разговаривать с машиной? – мрачно сказал Чудакулли. – У этой штуки и ушей-то нет. – На самом деле мы сделали одно ухо, – возразил Думминг. – Э… Он показал на большой барабан в лабиринте трубок. – А это не слуховая ли труба Ветром Сдумса торчит оттуда? – подозрительно осведомился Чудакулли. – Она самая, аркканцлер. – Думминг откашлялся. – Тут такое дело: звук распространяется волнами… Неожиданно вспомнив, что разговаривает с волшебником, Думминг осекся. Предугадать ход мыслей Чудакулли было довольно просто: раз «волны» – значит, «море». А дальше начнется бессмысленный спор, каких случалось уже немало. Возникнет очередное бездонное недопонимание, которое всегда возникало при попытке что-либо объяснить аркканцлеру. Наверняка будут помянуты «прибой», «песок», а то и «мороженое»… – Все происходит при помощи магии, аркканцлер, – поправился Думминг, отказываясь от борьбы. – А, понятно, – несколько разочарованно произнес Чудакулли. – Значит, никаких там сложностей с пружинками, шестеренками и трубочками? – Никаких, сэр, – кивнул Думминг. – Простая магия. Правда, достаточно передовая. – Все понятно. И каков ее итог? – Гекс может слышать все, что ты ему говоришь. – Интересно. Значит, не надо пробивать дырки в картонках и нажимать на клавиши, чем вы тут постоянно занимаетесь? – Я сейчас все продемонстрирую, сэр, – пообещал Думминг. – Так, Адриан, инициализируй ГБР. – Как это? Как это? – заинтересованно спросил Чудакулли из-за его спины. – Это значит… ну, потяни главный большой рычаг, – неохотно пояснил Думминг. – А, ГБР куда короче. Разумно, разумно… – Думминг вздохнул: – Совершенно согласен, аркканцлер. Он кивнул одному из студентов, который потянул красный рычаг с табличкой «Не тянуть». Где-то внутри Гекса пришли в движение шестеренки. Маленькие заслонки перед муравейниками открылись, и миллионы муравьев побежали по паутине стеклянных трубок. Думминг принялся стучать по деревянной клавиатуре. – Никак понять не могу, как ты помнишь, что надо делать, – покачал головой Чудакулли, наблюдая за его действиями с некоторым оттенком изумленного интереса. – В основном я действую интуитивно, аркканцлер, – ответил Думминг. – Хотя следует затратить определенное время на начальное обучение. Итак, казначей, – добавил он, – в принципе, уже можно что-нибудь сказать… – Он говорит: «СКАЖИ ЧТО-НИБУДЬ, КАЗНАЧЕЙ!» – услужливо прокричал Чудакулли прямо в ухо казначею. – Штопор? Это ж перышко, говорила няня, – откликнулся казначей. Внутри Гекса что-то закрутилось. В дальней части комнаты неуклюже начало вращаться модернизированное водяное колесо, увешанное бараньими черепами. Гусиное перо, закрепленное в переплетении пружин и направляющих, принялось выводить буквы: «+++ Почему Ты Считаешь Себя Перышком? +++» На мгновение казначей замешкался, а потом ответил: – Знаешь, у меня есть своя ложка. «+++ Расскажи Мне О Своей Ложке. +++» – Э-э… она маленькая… «+++ Твоя Ложка Тебя Беспокоит? +++» Казначей нахмурился. Но затем ожил. – Оп-ля, а вот и господин Студень! – воскликнул он, но как-то не очень воодушевленно. «+++ Как Долго Ты Был Господином Студнем? +++» Казначей аж взвился. – Ты что, издеваешься надо мной? – выкрикнул он. – Поразительно! – воскликнул Чудакулли. – Эта штуковина все-таки его достала. Получше пилюль из сушеных лягушек будет! Как тебе это удалось? – Э… – смутился Думминг. – Так получилось… – Поразительно, – повторил Чудакулли, выколачивая трубку о наклейку Гекса с надписью «Муравейник Inside». – Значит, эта штука – искусственный мозг? – Можно выразиться и так, – осторожно заметил Думминг. – Конечно, Гекс не умеет мыслить. Совсем нет. Это просто кажется, что умеет. – А-а, навроде декана, понял, понял… – кивнул Чудакулли. – А можно засунуть такой вот мозг в голову декана? – Аркканцлер, прибор весит десять тонн. – Правда? О-очень большой лом понадобится… – Он немного помолчал, а потом опустил руку в карман. – Кстати, я же пришел сюда по делу. Позвольте представить: грибной гномик… – Привет, – застенчиво поздоровался гномик. – …И появился он, чтобы сегодняшнюю страшдественскую ночь провести вместе с нами. Знаешь, мне показалось это странным. Конечно, любое страшдество сопровождается чем-то нереальным, – пояснил Чудакулли. – Последняя ночь в году и так далее. Санта-Хрякус везде крутится и тому подобное. Время самых длинных теней и все прочее. Собирается вся оккультная чепуха за весь год. Всякое может случиться. Я подумал, может, ты его проверишь? Хотя, наверное, волноваться не о чем. – Грибной гномик? – переспросил Думминг. Гномик покрепче прижал к себе мешок. – А что особенного? – пожал плечами Чудакулли. – В конце концов, бывают же зубные феи, верно? Кстати, есть бог вина, так почему бы не быть богу похмелья… Он вдруг замолчал. – Никто ничего не слышал? – Что-что, аркканцлер? – Динь-динь-динь, как серебряный колокольчик. – Прошу прощения, сэр, но я ничего не слышал. Чудакулли пожал плечами. – Ну и ладно… о чем это я?… Ах да… так вот, до сегодняшнего вечера о грибном гномике никто никогда не слышал… – Это верно, – подтвердил гномик, – даже я не слышал о себе до сегодняшнего вечера. – Мы выясним все, что можно, аркканцлер, – дипломатично заявил Думминг. – Молодец, – похвалил его Чудакулли и положил гномика обратно в карман.