– Танк вытащить собрались, – подсказал я очевидное. – Не выйдет, – вздохнул лейтенант. – Я вчера уже смотрел – правая сторона выше катков в ил провалилась, без тягача никак, да и с ним тоже повозиться придется. И тут кто-то из танкистов, стоявший на броне с биноклем и наблюдающий за окрестностями, замахал руками, призывая нас с лейтенантом подойти поближе. – Там… немцы едут… – сказал Нургалиев, когда мы вышли на берег. – На мотоцикле, с белым флагом! – Ну что, лейтенант, пойдем, послушаем, какие такие печенья с вареньями нам фашисты предложат, – позвал я Ивана и полез в воду. С этой беготней и высохнуть толком не получается. Хорошо, что сейчас тепло и белье быстро сохнет. – Так, может, их того, из пулемета? – предложил Антонов. – Молчи уже, стратег, – хмыкнул Ваня. – Иди за пулемет и смотри в оба. Это может быть ловушка. – Есть продолжать наблюдение, – грустно сказал наблюдатель. – Вы бы вместо бревен еще патронных ящиков из танка притащили, – проворчал я. – Все больше пользы вышло бы. – Так притащили, тащ лейтенант! – влез в разговор Копейкин. – Последние два ящика и принесли, там больше не осталось. – Ну что, потребуем пару часов на размышления? – предложил я, пока мы шли к пригорку. – Один хрен, соглашаться на их предложения нельзя. – Товарищ Сталин нас учит… – Иван развернул целую лекцию на тему того, что немецкий пролетариат скоро восстанет и каждый день, который мы выторгуем у фашистов, приближает нас к Победе. Знаем, слышали. Этот пролетариат спит и видит поместья с черноземом на этой самой Украине, где мы сейчас воюем. Немцы остановили мотоцикл в сотне метров, демонстративно поставив его кормой, к которой было прикреплено древко с наспех прикрепленным к нему белым полотнищем. Ну и пулемет они сняли перед поездкой, если он там был. Водитель остался сидеть за рулем, а пассажиры вдвоем отправились к нам. Один из них, офицер, помахивал белым носовым платком, держа в вытянутой вверх руке. – Боятся, сволочи, – тихо сказал Иван, наблюдая за ними. – А ты бы не побоялся? – ответил я. – Они же всех по себе меряют, вот и ждут кипежа каждую секунду. – А вы, Петр Николаевич, часом не сидели? – вдруг спросил лейтенант. – А то словечки у вас такие, знаете, особенные, время от времени возникают. – Сидеть не сидел, – ответил я как можно спокойнее, ругая себя при этом последними словами за то, что не слежу за языком, – а с сидельцами по работе часто приходилось общаться, вот и нахватался. Ладно, потом поговорим, подходят, – кивнул я на парламентеров – рядового с совсем не арийской, славянской рожей и обер-лейтенанта, высокого, прямого как палка, с неприятным на вид хрящеватым носом, у которого на погонах виднелось по одинокой четырехугольной звездочке. Обер-лейтенант шагал как на параде, взбивая пыль сапогами, а рядовой, не поспевая за ним, время от времени срывался на бег, догоняя своего спутника. Мы перешли реку, сошли с пригорка и остановились в каких-то пяти шагах друг от друга. Так близко живых вражин в этот раз я видел впервые – убитый мной летчик был далеко, лицо его я не разглядел. Убил и убил. А этих разглядываю внимательно… Первым заговорил обер-лейтенант. Он быстро шпрехал по-немецки – я его еле успевал понимать. Рядовой же был при нем переводчиком – точно не немец, нос картошкой, скорее всего, местный какой-то. По-русски он говорил с акцентом, только вот каким, и не поймешь даже. Ну, поначалу он представил себя и спутника, я их собачьи фамилии и запоминать не стал, нечего лишним голову засорять. А потом запел про непобедимую германскую армию и трехразовое питание с теплым сортиром и соткой шнапса на ужин. «Бей жида-политрука…» – знаем, слышали. Наконец, дело дошло до дела. Переговорщики запросили допустить на поле боя похоронную команду, чтобы, значится, забрать трупы камрадов. – Что, фон Клейст за порученца своего с вас спросит? – поинтересовался я. Лицо переводчика сморщилось, обер-лейтенант тоже приуныл. – Поймите, – начал вещать офицер. – Я ничего не имею против славян. Пусть каждый занимается тем, что ему свойственно. Если ваша нация умеет хорошо выращивать хлеб и петь грустные песни… Ваня повернулся ко мне, посмотрел дикими глазами. – Они это серьезно?? – Ага, послушай дальше. – …то пусть они этим занимаются, предоставив нам, немцам, решать судьбу Европы… – На хер. – Что, простите? – переводчик вопросительно на меня посмотрел. – Идите на хер. С песней. Можете грустной, можете веселой. Ваня засмеялся, рядовой начал долго переводить, пытаясь и смысл донести, и начальника не обидеть. – Да что ты телишься, не знаешь, как сказать? – решил я выручить горе-переводчика. – Fick Dich, Herr Oberleutnant! – И повторил для задумчивых: – Fick Dich! – Мы даем вам один час подумать… – лицо лейтенанта помертвело. – Потом уничтожим. Как диких собак. Он механически развернулся и пошел прочь. – Час – это окончательный срок, – добавил рядовой и побежал догонять своего начальника, еще четче прежнего печатавшего шаг по украинской пыли. Я плюнул под ноги – это еще вопрос, кто кого тут уничтожит как собак, и мы тоже пошли к своим. По дороге я глянул в кусты у берега. Да, тут тоже было месиво – сразу несколько обезображенных трупов немцев. Разведка нарвалась на растяжки, и они сработали как надо. На берегу Ваня позеленел, и его чуть опять не вырвало. – Как же мне хотелось эти хари прямо там, на месте, положить, Петр Николаевич, – сказал он, умываясь. – Думал, не выдержу. Ишь ты, питание три раза в день, – очень похоже передразнил он переводчика. – Ладно, хватит лирики, – оборвал его я. – Злее будешь. Через час нас начнут атаковать. Коль скоро ты встал на ноги, в танке я могу не уместиться. Поэтому предлагаю следующее: ты мне отдай Оганесяна. Он там, внутри танка, все равно не нужен, и мы с ним занимаем позицию на берегу у пулеметов. Вдруг вас прикрывать придется. Да и с тылу присмотрим, опять же. В лесочке за нами послышался гул мотора, мы схватились за оружие. Глава 6 Как раз к этому моменту мехвод показал почти хорошие навыки землекопа и заканчивал рытье окопа, в котором должен был оборудовать пулеметную позицию. Поначалу фантазия армянского воина работала в том направлении, что можно спрятаться за холмиком, и нас там никто не достанет, но обещание дать ему возможность вырыть еще один окоп полного профиля направило его на истинный путь. Пожалуй, немного потренировать, и можно даже отдать парня в саперы. Мысль о копании земли силами отдельно взятого танкиста промелькнула и исчезла. Звук мотора мог значить что угодно – в теперешней неразберихе наши и немцы перемешались в слоеный пирог, и ожидать можно было всего. Лучше готовиться к худшему, так что я, рявкнув на прислушивающегося к новым звукам, а потому бросившего копать Оганесяна, начал на скорую руку разворачивать немецкий пулемет. Через пару минут из-за холмика на нашем берегу выехало пыхтящее и гудящее чудо под названием БА-10. Так себе бронеавтомобиль, из пулемета я из него быстренько решето сделаю. Еще и в старых моделях бензобак почти не защищен, так что сначала прибьют, а потом зажарят. Если это немцы на трофее катаются, то тут и останутся, мне даже помощь ничья не понадобится. У него, конечно, и свои два пулемета имеются, но я-то его вижу, а он меня – нет. Бронеавтомобиль допыхтел почти до брода, остановился метрах в ста. Мне стрелять не совсем удобно, но ничего, надо будет – достану. Гостей заметил не только я, но и танкисты. Я махнул им рукой, и пока БА-10 останавливался, лейтенант Ваня последним нырнул в башню и задраил за собой люк. Однако еще через минуту стало понятно, что тревога как раз ложная: на божий свет вылез краском. Звание мне в бинокль видно не было: нарукавный шеврон на таком расстоянии слился в желто-красное пятно, не понять, капитан или майор. Выпрыгнувшие за ним двое подчиненных встали рядом, ожидая команды. – Наши, – прошептал сзади Оганесян. – Наши же! – Не понял, – похоронил я восторг подчиненного, – когда я давал команду «Прекратить копать»? Лопата позади меня начала вгрызаться в почву почаще, а сопровождавшее ее обиженное пыхтение Оганесяна стало намного громче. Оценив пейзаж, украшенный немецкой техникой в разной степени разрушения, главный что-то сказал подчиненным – один из них полез внутрь бронеавтомобиля, тут же вернулся и подал начальнику бинокль. На этом телодвижения возле БА-10 не закончились. Тот, который подал бинокль, снова скрылся внутри и вернулся наружу только через несколько минут, что-то сказав своему командиру. Тот оторвался от бинокля и начал смотреть в ту сторону, откуда приехал сам. Зачем большой начальник смотрит на дорогу? Понятно, зачем – ждет еще большего начальника. Похоже, тут не только шпалы ожидаются, но и звезды[4]. Большое начальство – это, братцы, все что угодно, от награды до расстрела. И что примечательно, за одно и то же. Ожидание длилось недолго. Сначала командир танка усмотрел-таки, что приехали свои, и выбрался наружу. Тут же появился и второй БА-10. Лихо затормозив рядом с первым, бронеавтомобиль выпустил из своего нутра высокого широкоплечего дядьку, моих лет примерно. Лицо у начальника было открытое и доброе. Ну, в бинокль так показалось. Ошибся только я маленько. Не звезды к нам пожаловали, а ромбы[5]. А это, братцы, как бы не хуже. Если с генералом еще есть надежда, что он разберется, то эти… А вот лейтенант, похоже, этого комиссара знает, причем знает хорошо: ишь, лыбится как. Что же, если знакомец – уже неплохо. Ваня спрыгнул с танка и порысил к броневикам, чтобы не заставлять ждать начальство, подошел чуть неровно, но молодцевато, как и положено перед большим начальством, доложился. Потом подробнее рассказал, показывая на окрестности. Ну, и в мою сторону тоже показал, а потом и помахал рукой, дескать, давай сюда, пред ясны очи. Ясное дело, пошел. Даже подбежал немного. Бригадные комиссары, они ждать не любят. Подошел, представился. Дескать, такой-то, занимаюсь оборудованием пулеметного гнезда для… Но бригадный комиссар дослушивать не стал, обнял. На меня пахнул запах папирос и «Шипра». – Молодцы! Просто молодцы! Если бы все так воевали! На нас посыпались комплименты за совершенный подвиг. Конечно, четыре танка, «ганомаг» и куча немцев во главе с порученцем генерала при известной доле усердия можно считать подвигом. Особенно если не считать, что побили врага почти как в тире. Иван вывалил комиссару на планшетку документы фашистов. Главный из первого бронеавтомобиля, майор с двумя шпалами, нас всех тщательно записал. И Ваню (тут только я узнал, что фамилия его – Максимов), и весь экипаж, и даже меня, скромного старшего лейтенанта из 65-го ОМИБа. А бригадный комиссар громогласно заявил, что просто так этого не оставит и награды для нас добьется, это верный факт. Тут безымянный майор отозвал бригадного комиссара в сторонку, и я тихонечко спросил у Вани: – Это кто? – Это Николай Кириллович Попель, бригадный комиссар из нашего мехкорпуса. Мировой командир! Они сейчас в район Горохова едут. Попель вернулся буквально через минуту с газетой в руках. – Вот, свежая «Правда», зачитаете своим богатырям, – сказал он и подал ее почему-то мне.