— Я тебе и больше скажу, — продолжал Оги, — но сперва: насколько ты в курсе дела? Кто такой Бергман, знаешь? Я рассказал Оги всё, что нам стало известно. Оги кивнул: — Совершенно верно. Вот уже почти два года я плачу Бергману по сотне в месяц. Даже не знаю, почему сразу не подумал о нём, когда что-то пошло не так; вроде затмения нашло на меня. И тем более я сглупил (ведь числовые лотереи незаконны), попытавшись подключить к делу детективное агентство. Лишь когда Старлок и ещё одно агентство отмели меня напрочь, я внезапно вспомнил о Бергмане. Я позвонил ему, он сразу прибыл. И тут некто, собираясь похитить твоего дядю, называет его номер в отеле! — Давно ли, — спросил я, — началось это… то, что идёт не так? — С месяц, а может — чуть дольше. И это уже стоило мне тысяч тридцать долларов. Не много, но это нехорошо. — Я бы не сказал, что тридцать тысяч долларов — немного. — Раз в десять меньше такой потери, которая бы меня разорила. Тридцать тысяч не разорят. Но я вот о чём. Ты выясняешь, что за шайка у меня ворует, а я даю тебе пять тысяч. Выгодное дельце. На это я первым делом спросил: — И вы сделали подобное предложение моему дяде? — Конечно, нет. Кроме как в тот день у вас в конторе, с твоим дядей я больше не встречался. Как и Тоби. — Простите, не могу, — ответил я. — Мой начальник — Старлок, а предлагаемую вами работу он отклонил. Как же я могу принять её самостоятельно? — А ты и не принимаешь никакой работы. Никакого дела я не поручаю тебе вовсе! Говорю ведь: если выяснишь, то дам тебе пять кусков. Бонус, за так. Подарок на Рождество. Что в этом такого? Если так рассуждать, плохого и впрямь ничего не было. Разве что выглядело слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Ведь добавь мы с дядюшкой Эмом эту сумму к той, что уже у нас была, можно было бы начинать в собственном агентстве. Будь дядюшка Эм всё ещё жив… — Отчего вы полагаете, что я, не пытаясь специально, смогу это выяснить? Оги улыбнулся. — Фрэнк Бассет сказал мне, что ты смышлёный. Эстелла добавила: «Ещё какой!». Она души в тебе не чает. Вот я и подумал, что своего-то дядюшку ты найдёшь, выяснишь, что с ним случилось. А я не думаю, что номер, занимаемый Бергманом в отеле, был назван лишь по чистой случайности. Я чувствую, что когда ты найдёшь того, кто обидел твоего дядю, ты найдёшь и того — или тех, — кто обходится мне в тысячу баксов в день. — Того, — ответил я. — Не «тех». — Откуда ты знаешь? — Эстелла не рассказала вам об Амброзе Коллекционере? — Оги кивнул; я продолжил: — Вот откуда знаю. У кого-то дьявольское чувство юмора. А у коллектива не бывает чувства юмора. Разумеется, за спиной этого Амброза Коллекционера может стоять какое-то объединение, оплачивающее его художества. — Дельно сказано, — похвалил Оги. — Значит — идёт? Столь решительно связывать себя мне не хотелось. Я объяснил Оги, что не собираюсь отклоняться от главного направления своих поисков, но если выйдет так, что это приведёт меня к получению интересующих его сведений, то так тому и быть. — Вот за это мы и выпьем, — объявил Оги. — Виски? Я кивнул, и он поднял телефонную трубку. То была, должно быть, прямая связь с прислугой, поскольку номера он не назвал. — Если вы желаете, чтобы я нашёл ответ, — сказал я, — то, полагаю, не откажетесь ответить и на мои вопросы. Во-первых, вы знаете Карла Делла? — Нет. Может, и вспомню, если он связан с числовой лотереей. Это так? — Со страховками, — сказал я и решил оставить эту тему. — Число четыреста двадцать вам что-нибудь говорит? — М-м-м, нет. Разве что оно недалеко от четыреста восемнадцати, а ведь это номер Бергмана в «Грешаме». Я об этом не подумал. Номер четыреста двадцать располагался в том же коридоре. Кто-нибудь из четырёхсот двадцатого запросто мог выйти в коридор и подкараулить человека, направляющегося в четырёхсот восемнадцатый. Но дядя Эм не мог бы пройти наверх, не осведомившись у регистратора, а к регистраторской стойке он не подходил, если верить дежурному. И если Амброз Коллекционер планировал перехватить дядю в этом месте, ему следовало сказать Старлоку так: «Пусть ваш оперативник, когда придёт в отель, поднимается прямо ко мне в номер». Это не прозвучало бы подозрительно, но раз так, то всякий сначала справился бы у регистратора, куда подняться. Дядя Эм тоже бы так поступил. Но к этой мысли можно было вернуться потом, а сейчас я вновь обратился к Оги с расспросами. — Вы сказали Эстелле, что у Дэгона есть алиби — что он был в Гэри в тот час, как моего дядю похитили. Вы не против, если я это проверю? — Да вовсе нет, — пожал плечами Оги. — Твоё полное право. Тоби не производит хорошего впечатления. Но мне случилось однажды спасти ему жизнь, а в другой раз выручить из беды, и он мне чрезвычайно предан. Он не сделает ничего такого, о чём не было бы мне известно, и каких-либо частных мотивов не имеет. — Допустим, но что там за алиби? — В полпятого Тоби позвонил мне по междугородней. Из того немногого, что я узнал от Фрэнка Бассета и Эстеллы Бек, я заключаю, что уби… что похититель делал своё дело в начале пятого. По крайней мере, он не мог быть в Гэри в половину. — Это верно… Но откуда вам известно, что звонок шёл из Гэри? Ведь даже если женский голос говорит вам «Гэри на проводе», то Дэгон, подучив предварительно какую-нибудь приятельницу, мог звонить и с Петли. — Ну, мог, полагаю, только дело не в этом. Ему нужны были кое-какие сведенья, — чтобы я поискал в справочнике. И я потом ему перезвонил, минут десять спустя. — И где он был? — В «Мелтон-отеле», в Гэри. То есть, не то чтобы он там остановился; Тоби поехал туда после полудня, а вернулся этим вечером. Но он позвонил мне из телефона в вестибюле, и я же ему туда перезвонил. Мальчик-слуга позвал его по фамилии. Если Оги не лгал, выглядело всё безукоризненно. Я полагал, что Оги не лжёт. Но для себя я решил просить Бассета, чтобы он послал кого-нибудь в «Мелтон-отель» проверить, вправду ли мальчик-посыльный сможет вспомнить, что позвал мистера Дэгона по фамилии в тот час. Тут пришёл официант с нашим виски, точнее — принёс бутылку и что к ней положено. Оги велел ему удалиться и разлил спиртное сам. — Кстати, — сказал он, — ты прямо сюда прошёл, или провёл некоторое время в зале? — Посидел там немного. Пара виски и сэндвич. — Какой столик? Я описал ему местоположение; Оги сказал: — Спустишься вниз — найдут тебе получше; я успею позвонить Джорджу. И за наш счёт. — Я не предполагал задерживаться. Но цена устраивает. Оги хмыкнул и передал мне виски. Мне подумалось, что Оги Грейн — добрый малый, не потому, что угощает меня за счёт заведения или что предлагает возможность походя заработать пять тысяч долларов. Просто он был из тех, кого нельзя не полюбить. Теперь я понимал, что имела в виду Эстелла и почему она так свободно ему открылась. Разве я только что вёл себя иначе? По-моему, совсем немного есть людей, делающих большие деньги на делишках вроде игорного рэкета, и в то же время настолько к себе располагающих. А возможно, подумал я, дело заключалось в Тоби Дэгоне. Общение с тем сортом людей, которые вовлечены в игорный рэкет, требует жёсткости, а Тоби её было не занимать, потому-то этот Тоби, чью жизнь однажды Оги спас, и руководил этим рэкетом непосредственно. Пронеслась мысль, что Тоби, вероятно, проделывал чёртову уйму непотребных вещей, не ставя Оги в известность, — может быть, даже нечто наподобие похищения дяди Эма. Но не был ли я несправедлив? Без содействия Оги такое алиби у Тоби не выгорело бы. Оги перезвонил ему в Гэри, и Тоби оказался там, ведь Оги несомненно признал голос Тоби по телефону. — Ну, вздрогнули, — сказал Оги. — Или так: за благополучное возвращение твоего дяди! Мы выпили за это, и Оги продолжал: — Могу ещё чем-то тебя просветить, раз уж такой разговор? — Если это всё связано с числовыми лотереями, то мне следует понять, как действует числовой тотализатор. Как должен поступать один из тех, кто держит у вас тотализаторы, чтобы вы теряли деньги — без того, чтобы выйти из-под вашей протекции. Речь ведь не об этом, я полагаю. — Не об этом. Арестов не более обычного. — Оги нахмурил лоб. — Это борьба без правил, Эд; я точно не знаю, как это делается. Но никакой подтасовки. Знаешь, как бывает при подтасовках, сталкивался? — Не вплотную. — Все крупные числовые тотализаторы, Эд, осуществляют расчёт на основании количественных показателей, ежедневно появляющихся в газетах. Некоторые используют данные от Справочно-информационного центра, другие — от Казначейства США, прочие — вероятности ставок взаимных пари при некоторых курсах. Мы используем курсы акций — количества тех, что повысились, понизились и остались неизменными. Конечные цифры каждого из трёх количеств. Допустим, страница, отведённая фондовой бирже, показывает, что сорок акций поднялось, семьдесят две понизились, а курс восьмисот шести не изменился; тогда ставка, которую мы оплачиваем в этот день, это ставка на цифры ноль-два-шесть. Количественные данные даются таблицами в газетных колонках, откуда наши клиенты и узнают, выиграли они или нет. — И вы платите пятьсот к одному, если выпадает? — спросил я. — Платим. Разумеется, реальная вероятность, что выпадет, — тысяча к одному, но не забудь про комиссионные распространителям, накладные расходы и всё, что мы платим за заступничество. Я держу честный банк, и моя прибыль составляет десять процентов от розыгрыша. До сего дня, я хотел сказать. — Вы собирались рассказать мне про подтасовки, — напомнил я. — Ах, да. Раньше, когда игра ещё не была так хорошо организована, один тотализатор мог обанкротить другой, внедрив подставное лицо в наборную или в верстальный цех местной газеты и поручив ему периодически подправлять количественные данные, за которые банк-конкурент и платил. Периодически — этого оказывалось достаточным при выплатах пятисот к одному. Людям подсказывали, какие количественные данные вот-вот появятся в газете, и тот банк в данный день выплачивал чрезмерно много. Наилучшим образом это действует лишь в городках с одной газетёнкой, ну двумя в крайнем случае; в городе, подобном Чикаго или Нью-Йорку, проделывать такое нелегко, поскольку если в газетах не будет согласия, это сразу же бросится всем в глаза. Но даже и в первом случае я от этого защищён. Количественные результаты я получаю из первых уст, по телеграфу из Нью-Йорка, и сверяю с газетными. А в источнике, разумеется, эти результаты не подменишь: там их без конца перепроверяют, да и слишком много глаз за ними следит. — Насколько упал ваш доход? Это ведь не может быть простая полоса невезения, правда же? — Только не так долго! Тотализатор у нас невелик, если рассматривать числовые тотализаторы. Он охватывает лишь данный район — южную часть Петли и сразу к югу за Петлёй. Наш средний улов — примерно десять тысяч долларов в день, а потому по закону больших чисел наши выплаты должны быть в пять тысяч. И вот уже с месяц как они составляют все шесть. Я говорил уже, что мой барыш — десять процентов, а это при условии среднестатистических выплат. Если выплаты повысились на означенную сумму, я фактически остаюсь при своих. В последний месяц так и было. И по закону больших чисел — а для каждого держателя тотализатора, Эд, это первейший закон — я лишился тридцати тысяч долларов, недополучил их. — А что вы будете делать, если настанет такой чёрный день, когда большинство людей поставят на некоторое число, которое возьмёт и выпадет, и вам придётся выплачивать, скажем, сто тысяч баксов в один этот день? — Естественно, я их выплачу. Но я закрою банк, если не найду того, кто меня разорил, и до тех пор, пока не выясню, как он это сделал. — Я полагаю, вам известно, что представляет собой Тоби Дэгон. Нет ли, в самом деле, вероятности того, что он вас обжуливает? — Я, Эд, не дурачок. Естественно, я его проверил. Не думаю, что Тоби этим занимается, но и такой возможности просмотреть было нельзя. Я не обнаружил такого способа, с помощью которого он мог бы нанести урон всей системе. Видишь ли, Эд, при нынешнем состоянии этой системы Тоби вместе с продавцом квитанций и вместе с покупателем все трое должны войти в сговор, чтобы переиграть тотализатор. Выплаты мы группируем, а потому нам известно, по сколько их приходится на билеты, проданные тем продавцом или иным. И получается, что они все должны быть в сговоре, и не только с Тоби, но и теми, у кого выигрышные билеты. А столько народу вовлечь в заговор невозможно, Эд, — обязательно будет утечка. Какой-нибудь из распространителей решит, что заработает больше, если придёт ко мне и всё расскажет. И уж он заработает! Я не могу вообразить такого изнутри, но чёрт меня возьми, Эд, если я могу вообразить такое и снаружи. Будь это так просто, я не предложил бы пять кусков за ответ. Ещё выпьешь? — Разок, не больше. Не объясните ли, как действует механизм распространения билетов? И механизм выплат? — Думаю, Тоби объяснит это лучше. Не то, чтобы мне не было известно, но предпочитаю, чтобы ты всё же от него услышал. Но послушай, только чтобы избежать трений — я имею в виду, между мной и Тоби, — не говори ему про те пять кусков, которые я тебе посулил. Он и так был зол как чёрт, что я предложил столько же Бергману за то же самое. — Оги хмыкнул. — Тоби — он вроде сторожевого пса моей казны. Иногда мне кажется, что он более меня заботится о моих деньгах. Моя щедрость его бесит. — К кому-то ещё? — спросил я. — По отношению к тебе, Эд, это не вопрос щедрости. Тоби работает за твёрдый процент от моего сальдо. А я рассказал тебе, каково моё сальдо за истёкший месяц. Вот почему Тоби даже более обеспокоен, чем я сам; у меня ведь ещё прибыль от «Голубого крокодила». Тоби живёт за счёт своего капитала, и я не думаю, что получает он много. Но ничего у меня не возьмёт, даже предложи я ему. — Оги встал. — Пойдём, я провожу тебя к Тоби и попрошу объяснить, что да как. Если он не ушёл. Мы вышли из кабинета и спустились по лестнице. Остановившись в арочном проходе, мы оглядели зал. К нам тут же подошёл метрдотель — то есть, к Оги, разумеется. — Тоби ушёл? — спросил его Оги.