Полиция мирным путём избавила столичное население от опасного и беспокойного человека, не нашедшего в солдатской шинели иного применения своим способностям, чем кражи и грабежи. Теперь он, быть может, честный работник, отец и муж, а, быть может, следуя призванию, и там удивляет полицию своими подвигами"{393}. Возможной причиной замены помощника могло стать и отсутствие у А.П. Силина образования. Вот что писал журнал "Огонёк" в 1903 году: "Едва ли не самой главной реформой в деле улучшения этого учреждения [сыскной полиции] является со стороны нынешнего градоначальника [Н.В. Клейгельса] идея привлечения к делу интеллигентных и образованных людей, что, конечно, кладёт уже свой отпечаток на весь состав служащих. В настоящее время как начальник, так и его помощник — люди с высшим образованием, занявшие свои должности скорее по призванию, чем по необходимости, и старые грубые порядки под их управлением уже отошли в область преданий"{394}. Сергей Ильич Инихов родился 13 апреля 1857 года в семье коллежского асессора. Окончив Лазаревский институт восточных языков[177], в октябре 1882 года он поступил на службу канцелярским чиновником Московской сберегательной кассы и в соответствии с полученным образованием сразу же был произведён в коллежские секретари. Однако, не прослужив и года, вышел в отставку. На службу вернулся только через пять лет, 30 апреля 1888 года, поступив околоточным в СПб. полицию. Довольно странное занятие для востоковеда, не правда ли? В мае 1889 года Сергей Ильич был направлен в полицейский резерв, а в конце того же года стал исправлять должность младшего помощника пристава 2 участка Васильевской части{395} и вскоре был в ней утверждён. В наружной полиции Инихов прослужил до 1899 года, успев подняться в чине до надворного советника, а в должности — до участкового пристава 3 участка Литейной части{396}, заслужил свой первый орден — св. Станислава 3-й степени. 14 января 1899 года начальником СПбСП был назначен Михаил Флорович Чулицкий. По всей видимости, с Иниховым они были хорошо знакомы (Чулицкий в течение десяти предшествующих лет служил одним из товарищей (заместителей) прокурора Окружного суда и "курировал" то один, то другой участки города), и он решил привлечь Сергея Ильича к работе в Сыскной полиции. Спустя неделю после смены руководителя Сыскной, 20 января 1899 года, Инихов был назначен делопроизводителем СПбСП, а 24 мая стал помощником начальника. 6 декабря 1899 года Инихов был награжден орденом св. Анны 3-й степени (кроме двух орденов, имел серебряную медаль на Александровской ленте). Высочайшим приказом от 22.12.1901 № 94 был произведен в чин коллежского советника со старшинством с 19.06.1901. В начале 1903 года Чулицкий серьезно заболел и подал в отставку. 22 января исполняющим должность начальника Сыскной был назначен В.Г. Филиппов. Буквально через несколько дней был ограблен Исаакиевский собор. Дело № 29. Ограбление Исаакиевского собора 5 февраля 1903 года сторожа Исаакиевского кафедрального собора, совершая около пяти часов утра обычный обход, обнаружили, что одно из окон левого придела, выходящего к Александровскому саду, разбито, а проём завешен куском черного коленкора, испачканного кровью. Войдя в собор, сторожа увидели, что из золотой ризы образа Нерукотворного Спасителя, подаренного собору Петром I, выломан золотой венчик с бриллиантами. Рама образа, его подвесная пелена и разбитое вдребезги стекло были окровавлены. Прибывшие сыщики во главе с Филипповым быстро выяснили, как злоумышленнику удалось проникнуть в собор — он влез в проем между поленницей дров и стеной, поднялся по громоотводу на карниз, выдавил наружное стекло рукой, а внутреннее — ногами и при этом порезался. Выбирался он из храма тем же путем. Только вот эти сведения никаких ниточек для розыска преступника не давали. Найти в миллионном городе человека с порезанной рукой — все равно что отыскать иголку в стоге сена. Филиппов, конечно, отдал соответствующее распоряжение надзирателям, те переадресовали задание дворникам… У преступников тогда в ходу было словечко "фарт" — мол, крупно повезло, невозможное стало возможным. У сыщиков "фарт" тоже случался. Филиппову в раскрытии кражи из Исаакиевского собора крупно "подфартило", причем в самый ответственный и важный для него момент. Не раскрой он эту кражу — ещё неизвестно, утвердили бы его начальником Сыскной… А произошло невероятное — жена выдала мужа, хотя по закону имела полное право этого не делать. Хотя, по правде сказать, муж-то был никудышным. Анна Ефремовна Констанская жила отдельно от супруга и содержала себя и маленькую дочь "ручным трудом". 4 февраля в двенадцатом часу ночи к ней в квартиру по адресу Фонтанка, дом 102, неожиданно пришел её муж Александр Павлович, который не имел определенных занятий и вел разгульную жизнь. Поздоровавшись, Констанский попросился переночевать. С собой он принес некую вещь полукруглой формы, завернутую в грязную тряпицу. Александр Павлович предложил жене выйти на лестницу (вероятно, она снимала не комнату, а угол), чтобы её показать. Однако, опасаясь, что в тряпице револьвер и на лестничной площадке супруг её изнасилует, Анна Ефремовна туда не пошла. Когда Констанский снял пальто, она увидела кровавые пятна на его рубашке. Муж объяснил кровь дракой в трактире. Проспав почти сутки, Констанский занял у жены один рубль семьдесят копеек на поездку к матери в село Орелье Новгородского уезда и уехал, обмолвившись на прощание, что вскоре разбогатеет. Когда дворник дома по поручению полиции стал расспрашивать о порезавшихся, Анна Ефремовна, сообщила ему о собственном муже. И уже 9 февраля Констанского задержали в селе Орелье. В подполе дома его матери были найдены бриллианты и разрубленный на части венчик. При осмотре преступника на его левой руке чуть выше локтя была обнаружена рана от ножа или стекла, размером чуть больше трех сантиметров. Суд состоялся 7–9 марта. Заседанием руководил лично председатель суда Н.С. Крашенинников, со стороны обвинительной власти выступал прокурор С.Д. Набоков. Констанского защищал присяжный поверенный М.К. Адамов. Он напирал на плохую наследственность подсудимого — его отец, сельский священник, был алкоголиком, ночью мог забраться на колокольню и бить в набат, приговаривая изумленной пастве: "Я — волк и всех вас съем"; один из братьев Констанского умер от белой горячки, второй покончил жизнь самоубийством. И Александр Павлович частенько допивался до чертей… "Вы не станете наказывать того, кого надо лечить", — заклинал присяжных адвокат. Однако те вынесли вердикт: "Виновен". Констанского приговорили к шести годам каторги{397}. В.Г. Филиппов был утвержден в должности и награжден орденом св. Анны 2-й степени. А коллежский советник Сергей Инихов, подставивший ему в трудный момент плечо, был награжден "подарком по чину"{398}. Через три года Инихов был вынужден выйти в отставку, потому что страдал сердечно-сосудистыми заболеваниями и, согласно заключению Санкт-Петербургского врачебного присутствия от 28.09.1906, "не только не мог состоять на службе, но и обходиться без посторонней постоянной помощи". Сергей Ильич был уволен по болезни 1 октября 1906 года, а через десять дней, 10 октября того же года, умер, не успев оформить пенсии. На момент увольнения С.И. Инихов получал 2500 в год, назначенная же его вдове Елизавете Дмитриевне пенсия составляла всего 375 рублей в год, да и о таком мизере ей пришлось долго хлопотать. У Иниховых было трое сыновей: Борис (дата рождения 13.01.1885), на момент смерти отца учился в СПб. университете, и двойняшки: Сергей (учился в сельскохозяйственной школе) и Георгий (учился в лесном институте), оба родились 27.11.1886. Георгий Сергеевич ещё до революции прославился как биохимик, специалист по производству и хранению молочных продуктов. В советское время стал доктором наук, профессором, орденоносцем, ректором организованного при его участии Вологодского молочно-хозяйственного института. Г.С. Инихов — автор многочисленных книг и учебников по товароведению и производству молочных продуктов{399}. В своих анкетах он неизменно указывал, что родился в семье банковского служащего, не упоминая, что после банка его отец служил в царской полиции. Вероятно, эта уловка и позволила Георгию Сергеевичу дожить до глубокой старости — он скончался в 1969 году, похоронен был на Ваганьковском кладбище. 6.3. Филиппов и его команда Опыт назначения на должность начальника Сыскного отделения М.Ф. Чулицкого, не служившего до того в полиции, зато имевшего высшее юридическое образование и опыт работы судебным следователем и товарищем прокурора, был признан градоначальником Н.В. Клейгельсом удачным. И после ухода в отставку М.Ф. Чулицкого он направляет в Сыскную полицию чиновника, имевшего за спиной схожий формулярный список — заведующего своей канцелярией Владимира Филиппова, человека грамотного и энергичного. В должности начальника СПбСП В.Г. Филиппов успешно прослужит более 12 лет. При нём в питерскую Сыскную придут ставшие впоследствии выдающимися сыщиками А.Ф. Кошко и К.П. Маршалк, он поможет раскрыть таланты и продвинет по служебной лестнице начавших служить при его предшественниках М.Н. Кунцевича и Л.К Петровского. Рис. 75. Чиновники Санкт-Петербургской сыскной полиции. Верхний ряд (слева направо): неизвестный, Н.М. Федоров, неизвестный, И.Г. Бубнов[178], Н.Я. Алексеев, А.С. Левиков, неизвестный, неизвестный. Нижний ряд (слева направо): Л.К. Петровский, А.И. Белобережский[179], М.Н. Кунцевич, В.Г. Филиппов, А.Ф. Кошко, Е.Ф. Мищук. Снимок 1907 или 1908 года 6.3.1. Владимир Гаврилович Филиппов (15.07.1863–01.09.1923) Исполняющий должность начальника СПбСП с 22.01.1903 по 15.02.1903. Начальник СПбСП с 15.02.1903 по 22.12.1915. Рис. 76. Начальник Петербургской сыскной полиции Владимир Гаврилович Филиппов в кабинете за письменным столом 8 февраля 1913 г. Фото К.К. Буллы "В.Г. родился в 1863 г. По окончании Царскосельской гимназии поступил на юридический факультет Имп. С.-Петербургского университета, который и окончил в 1889 г. Службу начал кандидатом на судебные должности при СПб. окружном суде. Вскоре ему было предоставлено председателем суда самостоятельное ведение следственных дел, и он был командирован в помощь к судебному следователю Царскосельского уезда. В 1891 г. В.Г. был назначен временно судебным следователем по Оренбургской губернии, через несколько месяцев переведён во 2 уч. гор. Оренбурга. Затем в 1898 г. переведён судебным следователем Радомского окружного суда и в том же суде был назначен в 1895 г. товарищем прокурора. Состоя в этой должности в течение пяти лет, неоднократно исправлял должность прокурора суда. В 1900 г. В.Г., рекомендованный прокурором и местным губернатором, который знал его, как обучавшего земских стражников в специальной для них школе производству дознаний, перешёл на службу в канцелярию СПб. градоначальника. Здесь ему сначала было поручено заведовать судным делопроизводством, затем временное исправление должности управляющего канцелярией с. — петербургского градоначальника. В 1902 г. он был назначен чиновником особых поручений при СПб. градоначальнике и в 1904 г.[180] начальником сыскной полиции. В новой должности В.Г. проявил свои знания улучшением организации сыскного дела в Петербурге. Он обратил внимание на поднятие нравственного уровня чинов сыскного отделения, старается обставить их в материальном отношении возможно лучше, устроил сыскной уголовный музей, завёл альбомы фотографий выдающихся преступлений и преступников и ввёл картодиаграммы о состоянии преступности отдельных участков Петербурга. Многие розыски виновников преступлений по особенно громким делам велись под его непосредственным руководством и в большинстве случаев заканчивались успехом. Особенно усиленно пришлось работать В.Г. во время так называемого освободительного движения, разрешившегося в целый ряд экспроприаций. Он принимает также деятельное участие в особом присутствии по разбору и призрению нищих в столице, а также состоит попечителем убежища нуждающихся в труде"{400}. Дело № 30. В.Г. Филиппов "Моё первое дело" "9 мая 1891 года я вступил в заведование следственным участком по Троицкому уезду, Оренбургской губ. Прибыл я в гор. Троицк из С.-Петербурга, где ранее состоял кандидатом на судебные должности[181]. Через несколько дней урядник Нижнеувельской станицы прислал мне сообщение, которое гласило: "в 5 вер. от Нижнеувельской станицы найден труп неизвестного звания человека, на теле которого имеются раны". На другой день утром я подъезжал вместе с доктором к месту преступления. Невдалеке от проселочной дороги, верстах в 5 от Нижнеувельской станицы, стояла кучка людей, там, конечно, был и труп. Нас, надо полагать, увидал урядник, он выделился из толпы и подошел к дороге. Поздоровавшись с урядником, я спросил его: "В чём дело?" — "Вчера поутру, — стал докладывать урядник, — здесь проходило стадо, скот наткнулся на кровь и стал мычать, подошел пастух и видит — в яме лежит мертвый человек, весь в крови, да около ямы тоже много было крови, ну и дал знать мне. Труп лежит в яме-то ничком, его пока не трогали, и так и неизвестно, кто он будет. А насчет преступника узнать ничего не пришлось, видно, степь только и была свидетелем убийства". С этими словами мы подошли к толпе, стоявшей близ дороги у ямы. Неподалеку от ямы виднелось большое кровяное пятно, от пятна тянулся по помятой траве след к яме, видимо, труп после убийства волокли в яму. — Яма эта, — добавил урядник, — образовалась от колодца, раньше тут воду для скота брали. Труп лежал на глубине четыре аршина ничком, спина была в крови, на ногах не было сапог. Записав положение трупа, я велел поднять его из ямы. Когда на него взглянули нижнеувельские казаки, то сразу признали: — Да это наш Василий, сын Матрены Спиридоновой, непутевой только был, дела не любил, да года два как ушел от нас, так его не видали. Осмотром трупа было установлено, что убитый был парень лет 25, высокого роста, без бороды, с небольшими светлыми усами, одет в кожаный пиджак, денег в карманах не было, а на ногах не оказалось сапог, на спине у него были три глубокие раны и на груди две. При вскрытии эти раны были признаны врачом безусловно смертельными. После грудной полости стали вскрывать брюшную. Стоявший тут же старик-урядник, обращаясь ко мне, сказал: — Вот уж сколько лет служу, ваше высокоблагородие, а понять не могу, зачем теперь резать живот, коли причина смерти в этих ранах. — А быть может, — ответил я ему, — в кишках что-нибудь найдется, что поможет делу. — Только, ваше высокоблагородие, вот уж сколько лет вижу я эти вскрытия, и в кишках у всех почти одно и то же: картофель да хлеб, — грустным тоном продолжал урядник. Труп был совершенно свежий. Когда врач вскрыл брюшную полость, на меня дунул ветерок, и я почувствовал запах водки. Я спросил тогда казаков: — А что, покойный придерживался водочки? — Большой был охотник до выпивки, водка-то его и испортила, — ответили мне. После вскрытия и самого тщательного осмотра местности, причем на месте никаких вещественных доказательств не было найдено, я с врачом вернулись в Нижнеувельскую станицу. Там мы заехали в отводную квартиру: в каждой станице или поселке имеется такая квартира для приезжающих чиновников. Всю в слезах привел ко мне урядник Матрену Спиридонову. От неё я узнал, что убитый её сын Василий уже более двух лет дома не был, а куда ушел, никто не знает, и кому понадобилась его жизнь, тоже никто сказать не может. Допрошенный пастух подтвердил, что труп был найден в таком положении, в каком я его застал. Итак, к вечеру следствием были добыты следующие данные: покойный Спиридонов умер от колотых ран в спину и грудь, отсутствие сапог указывало на признаки грабежа, как цели убийства; труп лежал вблизи проселочной дороги, причем Спиридонов шел или ехал по дороге, направляясь к Нижнеувельской, а не обратно, так как в Нижнеувельской его около 2 лет никто не видел; при вскрытии по спиртному запаху было признано, что убитый незадолго перед смертью пил водку; труп был найден утром в воскресенье и был совершенно свежий, что давало основание предполагать, что Спиридонов был убит в субботу. Так как в степных поселках Оренбургской губ. не везде можно достать водки, то я спросил урядника, где находится кабачок, если ехать от Нижнеувельской станицы по той дороге, около которой был труп. Урядник ответил, что кабак есть в Кичигинском поселке, верстах в 17 от Нижнеувельской. Только дорога туда вела не прямо, а приходилось свернуть влево, чтобы попасть в Кичигинский поселок. На следующий день, в пятом часу утра, я с урядником выехал из Нижнеувельской, направляясь в Кичигинский поселок. Часа через полтора мы были уже там и остановились у избы, где был ренсковый погреб[182]. За прилавком стояла красивая рослая казачка, лет 35. Фуражка у меня была с кокардой, потому, как мне показалось, казачка приняла меня за акцизного[183] и немного струхнула. Я первым делом спросил ее, с кем в субботу пил у неё водку молодой парень в кожаной куртке. — Да вы про которого спрашиваете: они оба были в кожаных куртках: один только с бородой, а другой — без бороды, а кто они — я вот этого не знаю, оба они были в первый раз. Да вам бы лучше зайти к соседке Фекле, они у неё чай пили, много шумели и скандалили. Пошли мы к Фекле. Жила она во втором этаже, изба просторная, чистая. Я, войдя, поздоровался, назвав ее по имени.