Часть 8 из 89 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Дело № 5. Чухонский принц
Летом 1847 года к богатейшему петербургскому банкиру Александру Людвиговичу Штиглицу приехал порученец от принца Баттенбергского, прибывшего в Россию для участия в красносельских маневрах. Его высочество желал обналичить чеки и с этой целью приглашал банкира в гостиницу «Буржуа»{38} (находилась в доме Маничаровых{39} по адресу: Малая Морская улица, дом 21{40}, дом не сохранился), в которой остановился. Однако в номере гостиницы на Штиглица напали трое мужчин и принялись душить. Банкиру удалось вырваться и закричать. Его зов о помощи был услышан гостиничной прислугой, и грабители, испугавшись, отпустили жертву и скрылись другим ходом. Прибывший на происшествие пристав 1-й Адмиралтейской части полковник Василий Борисович Горбунов учинил опрос и выяснил, что номер сняли на сутки три чухонца, один из которых был рыжим. Брошенные ими вещи — старый чемодан с кирпичами внутри и стоптанные сапоги, по мнению пристава, помочь в их розысках не могли. И тогда обер-полицмейстер Александр Павлович Галахов велел позвать Шерстобитова.
Рис. 9. Обер-полицмейстер Санкт-Петербурга А.П. Галахов
Пока тот методично осматривал чемодан и каждый кирпич, лежавший в нём, Горбунов и его подчиненные добродушно подтрунивали над Карпом Леонтьевичем. Но когда он разрезал оба сапога от голенища до подошвы, принялись хохотать. Но не зря пословица уверяет, что «хорошо смеется только последний». Через три дня Карп Леонтьевич привел к Галахову арестованных им чухонцев. Как он их поймал? В нижней части сапога Карп Леонтьевич обнаружил полустертое клеймо сапожника. Разыскав мастера, в его старой книге заказов он отыскал фамилию клиента. Обратившись в адресный стол, Шерстобитов выяснил, что ныне владелец сапог проживает на Васильевском острове у одной немки, сдававшей углы постояльцам. Та сообщила сыщику, что от неё подозреваемый, проживавший с двумя друзьями-чухонцами, уже съехал. Немка вспомнила, что к этим постояльцам часто захаживал их земляк, служивший провизором в аптеке у Калинкина моста. Шерстобитов помчался туда. В аптеке он наткнулся на рыжего мужчину. Схватив его за воротник, он строго спросил: «Где два твоих товарища?» Оторопевший чухонец сообщил, что те стоят на мосту. С помощью торговавших там калачников эти двое тоже были задержаны и тут же во всем сознались.
За поимку чухонцев квартальный надзиратель К.Л. Шерстобитов 3 ноября 1847 года приказом обер-полицмейстера был награжден годовым окладом в размере 342 рубля 85 копеек{41}. Штиглиц от себя добавил тысячу{42}.
Рис. 10. Форма квартальных надзирателей в 1852 году
Дело № 6. Неутешный сын
1 января 1847 года в доме Дидло (дом сохранился в перестроенном виде, нынешний адрес: Невский проспект, дом 43 / ул. Рубинштейна, дом 1) были найдены мертвыми две проститутки, жившие без прислуги. Головы убитых были проломлены в нескольких местах тупым шарообразным предметом, имевшим диаметр около вершка (примерно 4,45 см). На полу Шерстобитов обнаружил кровавые следы, оставленные мужскими сапогами. Так как ни денег, ни ценных вещей в квартире он не нашел, а платья и тряпки были вынуты из комодов и раскиданы, сыщик сделал вывод, что убийство совершено с целью ограбления. Однако никаких зацепок, кроме следов сапог, у него не было. Подозрения пали сперва на дворника, потом на одного из клиентов убитых проституток. Обоих Карп Леонтьевич заставил пройти рядом с кровавым следом в сапогах, помеченных чернилами, но этот смелый для своего времени следственный эксперимент убийцу не открыл.
Рис. 11. Дом Дидло (крайний слева), фотография XIX века
Спустя семьдесят дней случилось новое происшествие — 11 марта 1847 года у ворот дома полковника Тишенинова (нынешний адрес: Стремянная улица, дом 10, дом постройки 1828 года был разобран в 2005 году) нашли в бессознательном состоянии проживавшего в этом доме писаря. И хотя голова его была проломлена, он был жив, и его сразу отвезли в больницу. Надзиратель Шерстобитов, осмотрев раны, пришел к выводу, что они нанесены тем же тупым шарообразным предметом, что и проституткам в доме Дидло. Но писарь пребывал в бессознательном состоянии и ничего про нападавшего сообщить не мог. Его жена (а поженились они буквально за несколько дней до покушения) показала сыщику письмо, полученное мужем утром, в котором того приглашали в полдень в одну из рестораций возле Думы. Половые из этой ресторации, узнав писаря по описанию, назвали человека, с которым тот в полдень там встречался — 19-летний Яковлев. По месту проживания его не обнаружили, у любовницы тоже не застали, зато в её квартире во время обыска нашли золотые серьги и колечко, украденные в доме Дидло.
Самого Яковлева схватили в лесу за Нарвской заставой. Он признался в убийстве проституток и указал, где спрятаны остальные похищенные у них вещи. Про покушение на писаря он сообщил следующее:
«Зная, что он получил за женою порядочное приданое, заключавшееся… в золотых и серебряных вещах, я решил воспользоваться ими, рассчитывая в отсутствие хозяина убить его мать, жену и служанку, но чтобы успех задуманного предприятия был вернее, я намеревался убить сначала главу семейства, а потому… написал ему каракулями пригласительную записку, не подписав своего имени, чтобы со смертью его окончательно скрыть всякий след к преступлению»{43}.
Заманив после сытного завтрака жертву к себе домой, Яковлев успел нанести ему несколько ударов кистенем. Но тут неожиданно пришла служившая у него в доме кухарка. Важная подробность — она вернулась с похорон отца Яковлева. Однако сыну было некогда провожать родителя в последний путь, у него на этот день были иные планы — убить приятеля и всю его семью. Увидев раненого, кухарка, не разобрав, в чем дело, помогла Яковлеву вытащить полумертвого писаря на улицу и усадить на извозчика. Сбросив умирающего у его дома, Яковлев побрел куда глаза глядят, опасаясь возвращаться домой.
Из-за несовершеннолетнего возраста Яковлев подлежал не уголовному, а совестному суду, но за нанесение удара смотрителю тюрьмы был заключен в крепость, где и умер. Писарь через несколько месяцев выздоровел.
Шерстобитов дослужился до коллежского асессора{44}. Император Николай I трижды награждал его орденами. Вместе с орденом Станислава 3-й степени[9] (за открытие убийц двух чухонок) Карп Леонтьевич получил право на потомственное дворянство{45}. Четвертый орден — Станислава 2-й степени — был пожалован Шерстобитову уже Александром II за расследование убийства двух женщин, случившегося 5 февраля 1856 года в доме коллежского советника Геккера{46}.
Помощником квартального надзирателя 2-го квартала 3-й Адмиралтейской части Шерстобитова с 1855 года служил будущий начальник Петербургской сыскной полиции Иван Дмитриевич Путилин{47}. Вот как описывает его тогдашние обязанности современник:
«В числе помощников Шерстобитова считался И.Д. Путилин, который подсаживался в тюрьмах к преступникам как таковой же, выпытывал от них всё, что требовалось, уходил и затем открывал преступления»{48}. Читатель, наверное, помнит, что и другой великий сыщик — Эжен Видок — тоже начинал свою карьеру «внутрикамерным» осведомителем.
Дело № 7. А.Ф. Кони «Сервиз посла»
О забавном приключении из их совместной с Шерстобитовым службы Иван Дмитриевич Путилин впоследствии рассказал знаменитому юристу А.Ф. Кони:
«Тогда над Апраксиным рынком был частный пристав Шерстобитов — человек известный, ума необыкновенного. Сидит, бывало, в штофном халате, на гитаре играет романсы, а канарейка в клетке так и заливается. Я же был у него помощником, и каких дел не делали, даже вспомнить весело! Раз зовет он меня к себе, да и говорит:
„Иван Дмитриевич, нам с тобою, должно быть, Сибири не миновать!“ „Зачем, — говорю, — Сибирь?“ — „А затем, — говорит, — что у французского посла, герцога Монтебелло, сервиз серебряный пропал, и государь император Николай Павлович приказал обер-полицмейстеру Галахову, чтобы был сервиз найден. А Галахов мне да тебе велел найти во что бы то ни стало, а то, говорит, я вас обоих упеку куда Макар телят не гонял“. — „Что ж, — говорю, — Макаром загодя стращать, попробуем, может, и найдем“. Перебрали мы всех воров — нет, никто не крал! Они и промеж себя целый сыск произвели получше нашего. Говорят: „Иван Дмитриевич, ведь мы знаем, какое это дело, но вот образ со стены готовы снять — не крали этого сервиза!“ Что ты будешь делать?
Рис. 12. Анатолий Федорович Кони, фотография 70-х годов XIX века
Побились мы с Шерстобитовым, побились, собрали денег, сложились да и заказали у Сазикова новый сервиз по тем образцам и рисункам, что у французов остались. Когда сервиз был готов, его сейчас в пожарную команду, сервиз-то… чтобы его там губами ободрали: пусть имеет вид, как бы был в употреблении. Представили мы сервиз французам и ждем себе награды. Только вдруг зовет меня Шерстобитов. "Ну, — говорит, — Иван Дмитриевич, теперь уж в Сибирь всенепременно". — "Как, — говорю, — за что?" — "А за то, что звал меня сегодня Галахов и ногами топал и скверными словами ругался. "Вы, — говорит, — с Путилиным плуты, ну и плутуйте, а меня не подводите. Вчера на бале во дворце государь спрашивает Монтебелло: "Довольны ли вы моей полицией?" — "Очень, — отвечает, — ваше величество, доволен: полиция эта беспримерная. Утром она доставила мне найденный ею украденный у меня сервиз, а накануне поздно вечером камердинер мой сознался, что этот же самый сервиз заложил одному иностранцу, который этим негласно промышляет, и расписку его мне представил, так что у меня теперь будет два сервиза".
"Вот тебе, Иван Дмитриевич, и Сибирь!" — "Ну, — говорю, — зачем Сибирь, а только дело скверное". Поиграл он на гитаре, послушали мы оба канарейку, да и решили действовать. Послали узнать, что делает посол. Оказывается, уезжает с наследником-цесаревичем на охоту. Сейчас же к купцу знакомому в Апраксин, который ливреи шил на посольство и всю ихнюю челядь знал. "Ты, мил человек, когда именинник?" — "Через полгода". — "А можешь ты именины справить через два дня и всю прислугу из французского посольства пригласить, а угощенье будет от нас?" Ну, известно, свои люди, согласился. И такой-то мы у него бал задали, что небу жарко стало. Под утро всех развозить пришлось по домам: французы-то совсем очумели, к себе домой-то попасть никак не могут, только мычат. Вы только, господа, пожалуйста, не подумайте, что в вине был дурман или другое какое снадобье. Нет, вино было настоящее, а только французы слабый народ: крепкое-то на них и действует.
Ну-с, а часа в три ночи пришел Яша-вор. Вот человек-то был! Душа! Сердце золотое, незлобивый, услужливый, а уж насчет ловкости, так я другого такого не видывал. В остроге сидел бессменно, а от нас доверием пользовался в полной мере. Не теперешним ворам чета был. Царство ему небесное! Пришел и мешок принес: вот, говорит, извольте сосчитать, кажись, все. Стали мы с Шерстобитовым считать: две ложки с вензелями лишних. "Это, — говорим, — зачем же, Яша? Зачем ты лишнее брал?" — "Не утерпел", — говорит… На другой день поехал Шерстобитов к Галахову и говорит: "Помилуйте, ваше высокопревосходительство, никаких двух сервизов и не бывало. Как был один, так и есть, а французы народ ведь легкомысленный, им верить никак невозможно". А на следующий день затем вернулся и посол с охоты. Видит, сервиз один, а прислуга вся с перепою зеленая да вместо дверей в косяк головой тычется. Он махнул рукой да об этом деле и замолк".
"Иван Дмитриевич, — сказал я, выслушав этот рассказ, — а не находите вы, что о таких похождениях, может быть, было бы удобнее умалчивать? Иной ведь может подумать, что вы и до сих пор действуете по-шерстобитовски…" — "Э-э-эх! Не те времена, и не такое мое положение, — отвечал он. — Знаю я, что похождения мои с Шерстобитовым не совсем-то удобны, да ведь давность прошла, и не одна, а, пожалуй, целых три. Ведь и Яши-то вора — царство ему небесное! — лет двадцать как в живых уж нет""{49}.
На 1 января 1858 года коллежский асессор Шерстобитов ещё числился надзирателем 3-го квартала 3-й Адмиралтейской части{50}. Однако 28 июля 1858 года приказом № 165 обер-полицмейстера Шувалова в этой должности был утвержден И.Д. Путилин. Карп Леонтьевич отслужил в полиции ещё год (в каком квартале неизвестно) и подал в отставку по болезни 6 октября 1859 года. Прошение было удовлетворено. Шерстобитову была назначена пенсия.
Скончался Карп Леонтьевич 15 марта 1866 года и был похоронен на Митрофаньевском кладбище рядом с супругой Прасковьей Артамоновной{51}. А 31 декабря этого года была создана Сыскная полиция. Ученик Шерстобитова Иван Путилин был назначен её начальником.
На этом следовало бы закончить рассказ о Шерстобитове, если бы не три загадки…
Первая — та самая история с сервизом французского посла, которую записал со слов Путилина А.Ф. Кони. Роберт Очкур в книге "На секретной службе его величества. История сыскной полиции" (М.; СПб., 2019), проанализировав биографии обер-полицмейстера Галахова (1802–1863) и французского посла герцога де Монтебелло (1801–1874), пришел к выводу, что рассказ Путилина — сочиненная им от начала и до конца байка. Потому что Луи Наполеон Огюст Ланна, герцог Монтебелло, прибыл в Петербург только в 1858 году, когда Галахов был уже уволен с должности обер-полицмейстера (он покинул этот пост ещё в 1856 году). Возможно, что Р. Очкур прав. Однако (и читатель в этом скоро убедится) Путилин в своих записках часто путает даты, имена жертв и преступников, их возраст и обстоятельства дела. И запросто мог перепутать французского посла с австрийским или с испанским (посольства Франции во время их совместной с Шерстобитовым службы в Петербурге не было из-за Крымской войны).
Вторая — в своих записках Путилин посвятил немало добрых слов ещё одному своему наставнику в сыскном деле Ф.Ф. Кельчевскому. Однако ни разу не упомянул К.Л. Шерстобитова. Почему? Какая кошка меж ними пробежала?
Третья. Историк В.Н. Никитин, известный исследователь тюремного быта царской России, в октябре 1863 года поступил на службу в канцелярию обер-полицмейстера. Вот фрагмент из его воспоминаний:
"В числе разных лиц часто являвшихся к правителю, особенно примелькнулся мне тучный, пожилой господин, одевавшийся в вице-мундир, во фрак, в сюртук, купцом и даже мужиком, а однажды он явился просто в отрепьях. Это меня понудило осведомиться, кто этот странный человек.
— Главный сыщик Шерстобитов, — ответил Левицкий. — Он надворный советник, в дружбе со всеми ворами, шулерами и мошенниками, которым в обыкновенных случаях потворствует, а за это они ему открывают в чрезвычайных случаях преступления и даже выдают преступников. Проще, когда от мазуриков страдают заурядные люди, полиция плюёт на них, а когда беда постигнет высоких лиц, им возвратят вещи, чтобы доказать бдительность полиции. Шерстобитов имеет несколько ловких помощников, которые при надобности ездят не только по России, но даже за границу по сыскной части.
И действительно я неоднократно потом писал секретные бумаги о командировках для открытия, например, подделывателей серебряных монет, в Сергачский уезд Нижегородской губернии к раскольникам — чиновника Безносова, а бумажек[10] — в Лондон офицера Юнге, причем они так успешно действовали, что оба сдружились с подделывателями, в качестве услужливых людей привезли их в Петербург с товаром для сбыта, а здесь — предали их. За это обоих щедро наградили деньгами и орденами Владимира 4 степени"{52}.
В.Н. Никитин — мемуарист дотошный. И в отличие от И.Д. Путилина, обладал прекрасной памятью. Оснований не доверять ему нет. И значит, Шерстобитов в конце 1863 года снова "был в строю" и даже получил следующий чин — надворного советника. Где он служил? В справочных книжках Петербургской полиции за этот период фамилии Шерстобитова нам найти не удалось. Выскажем предположение, что служил он в секретной части Министерства финансов — именно там занимались фальшивомонетчиками (а все дела, о которых упоминает Никитин, связаны с подделкой монет и казначейских билетов). В подтвержение этой версии, сообщим, что уже упомянутый Ф.Ф. Кельчевский в те же годы как раз перешёл из наружной полиции на службу в секретную часть Министерства финансов. Да и сам Карп Леонтьевич был в Минфине своим человеком — с 3 марта 1854 года по 29 апреля 1857 года с разрешения петербургского обер-полицмейстера он совмещал службу в наружной полиции с розысками контрабандистов в тамошней секретной экспедиции, за что получал ежегодное вознаграждение в размере 600 рублей серебром{53}.
Будь К.Л. Шерстобитов помоложе, с его талантом и авторитетом, первым начальником Сыскной стал бы не Путилин, а он. Однако судьба распорядилась иначе…
2. Создание петербургской сыскной полиции. Её штаты с 1867 по 1917 Г
Этот раздел самый скучный в книге — здесь много цитат из документов, цифры, имена и фамилии, адреса. Но он необходим. Мы собрали здесь все доступные сведения о создании Сыскной полиции и о поставленных перед ней задачах. Таблицы о количественном составе Сыскной полиции и денежном содержании чиновников вынесены в приложение Ошибка: источник перекрёстной ссылки не найден.