Тонечка придвинула к себе кофе и тарелочку с пирожными «картошка». Два пирожных!.. И предложила великодушно: – Хотите? – Хочу. Они взяли по «картошке» и откусили. – Саша, – начала Тонечка, наслаждаясь каждой секундой происходящего. – Всякий раз, когда пишу сценарий, я пытаюсь убедить заказчиков, что люди в кино должны быть похожи на людей, дети на детей, дома на дома, и так далее! И мне еще ни разу не удалось, представляете! А сценариев я написала… много. – А… что мешает? Тонечка засмеялась: – Все в один голос говорят, что вы! Это не понравится Герману, Герман не подпишет такую заявку, под это Герман не даст эфирное время!.. – Ах, вот в чем дело. – Ну, конечно! – Тут она воодушевилась. – Смотрите. Вот сериал, который на той неделе вышел. Я переписала сценарий двенадцать раз. Двенадцать, Саша, это не шутка!.. И каждый следующий вариант был хуже предыдущего! Я постепенно убрала оттуда все, что делает жизнь… жизнью. Сначала собаку – с ней много возни, ее неохота снимать. Ладно, хорошо, не будет собаки. Потом бабку. Бабка старая, некрасивая, никто не хочет смотреть на бабку, а все хотят на молодых. Не стало бабки, шут с ней! Потом осень пришлось переделать в лето, в сериале всегда должно быть лето, никто не хочет смотреть на осень!.. Александр Герман засмеялся. – А что вы смеетесь? Я не выдумываю! Так и есть!.. Потом начались какие-то проблемы с режиссерами. Мне сто раз сказали, что мой сценарий настолько плох, что его никто не хочет снимать! Наконец-то нашли одного, вроде он согласился. И он переписал сценарий заново. Весь, от начала до конца!.. Он оставил только имена героев, а все остальное… переделал. Закажите мне еще кофе, Саша! – Да, конечно. – И все ссылаются на вас! Вы не дадите денег. Вы не дадите время. Вы не подпишете. Вы не разрешите. – Плохо дело. – Вот именно! – Пирожное еще попросить? – Да. Нет. Вообще-то я на диете. – А!.. Из-за стены фикусов и пальмочек слышался буфетный гул и какие-то восклицания. Александр Герман раздвинул листья, выглянул и сказал озабоченно: – Я сейчас вернусь. Только Василия домой снаряжу. Пока он ходил, Тонечка допила пепси-колу, сыто вздохнула, отряхнула шоколадную пыль с пальцев и крошки с джинсов. В общем, приготовилась. – Вот что, – сказал Герман, вернувшись. – У меня созрел план. Вы сейчас что собираетесь делать?.. Тонечка уставилась на него. Глаза у нее были круглые, темные. Ему казалось – веселые. Ему вообще казалось, что она какая-то веселая!.. – Я собираюсь поехать на работу и начать писать для вас заявку. Вот эту, про которую сегодня полдня совещались!.. – А вы быстро ее напишете? – А когда нужно? Тут он захохотал. – Вообще-то как обычно – хорошо бы вчера. – Тогда напишу быстро. – Нет, не так. Заявку вы начнете писать завтра. А сегодня я вас прошу съездить со мной на «Мосфильм». Там кастинг в большой проект. Я вас прошу посидеть и послушать. Ну, просто послушать, как актеры произносят текст. – Меня?! Я ничего не понимаю в актерах! И в кастингах! – Зато в текстах понимаете, – сказал продюсер Герман так, что Тонечка поняла: его нельзя ослушаться или не выполнить указаний. Придется слушаться и выполнять, это как бы компенсация за то, что он с ней разговаривает и даже угощает кофе! – Вы на машине? – Что вы, нет, конечно! Разве сейчас можно по Москве на машине?! Нигде не проедешь, и час стоянки пятьсот рублей! – Отлично, поедем на моей. Да что это там Василий все бузит?! Он оставил на столе деньги – довольно много, Тонечке так показалось, – подхватил свой рюкзак, вырулил из-за фикусов и пальмочек. Тонечка поспешала за ним. Режиссер Василий Филиппов вырывался из рук официанта и еще какого-то человека в костюме, которые пытались поднять и увести его. Вырывался он довольно ловко. Со всех сторон, из-за всех столиков на него смотрели, кто-то фотографировал. Александр Герман подошел, твердо взял горюющего под локоть, рывком поднял и повел. Тот пошел. – Где машина? – не оглядываясь, спросил он у человека в костюме, рысцой трусившего следом. – Прямо у входа, Александр Наумович!.. – Нужно было сразу увести, – с досадой говорил на ходу продюсер. – Нет, довели до скандала!.. – Да как его уведешь, Александр Наумович, если он… не идет? Режиссер Филиппов вдруг вырвал руку, схватил Германа за плечо и сильно притянул к себе. – Она знала, понимаешь?! – почти крикнул он продюсеру прямо в лицо. – Она все знала! За это и убили! И меня убьют, вот увидишь! Тонечка насторожила уши и вытянула шею. Даже что-то хрустнуло в позвоночнике, так она сильно вытянула! – Тише, Вася, – Герман перехватил руку режиссера и опять повел его. – Не кричи. – Мне нужно… улететь, – заговорил Вася, словно мигом протрезвев. – Куда-нибудь. Неважно. Виза. Не помню, не знаю. Куда можно без визы? – По-моему, в Казахстан. Или во Вьетнам. Ты бы дома спать лег, Вася. – И человеку в костюме, через плечо: – Костя, проследи, чтоб он лег. – Во Вьетнам, – продолжал бормотать режиссер. – Это хорошо… это далеко… Они меня там… не найдут? Или найдут? Нашли же Светку? Среди бела дня, среди людей! Убили, сволочи!.. Зоя… Мне нужно к Зое! Она все устроит! Она знает как, она всегда все устраивает! Где телефон, я ей позвоню! Они миновали охрану, турникеты сами собой открылись, водитель подбежал и распахнул заднюю дверь машины. Вдвоем они затолкали режиссера на сиденье. – Ты поспи, – сказал Герман серьезно и оглянулся. На широкое офисное крыльцо высыпали люди, под козырьком, где стояла ощетиненная окурками урна, тоже толпились, и все смотрели и фотографировали на телефоны. Герман захлопнул дверь машины, кивнул водителю и нырнул в узкую калитку в сплошном заборе. Калитка и забор ограждали крохотный заасфальтированный дворик, где начальство держало свои автомобили. Тонечка потопталась немного, оглянулась на толпу под козырьком. «Пойду-ка я к метро покамест. Заявку нужно писать, Герман дал мне «особое» задание». – Антонина Федоровна! – донеслось из-за калитки. Тонечка была совершенно, то есть абсолютно – абсо-лют-но, как сказала бы ее дочь, – уверена, что великий продюсер о ней уже позабыл. Несусветные глупости про кастинг она и слушала-то вполуха!.. Он выглянул, лицо недовольное: – Отстаете! – Да я вот… очки… искала, – сказала Тонечка первое, что пришло в голову, перебежала газон и перелезла через железную перекладину. Он поддержал ее под локоть. Широко шагая недовольными шагами, он словно бы силой доволок ее до машины и приказал: – Садитесь. Машина была очень солидной, английской, солидного же английского цвета – какой-то болотной зелени, – и… довольно грязной. Тонечка аккуратненько поместилась на переднее сиденье, сумку утвердила на коленях. Ей было смешно. – Без цирковых представлений никак, – процедил Герман, выруливая с тесной стоянки на тесную улицу. – Да, – спохватилась Тонечка, – о чем он говорил? Вы поняли?.. Тот пожал плечами, что можно было расценить как угодно. – Вот если б я написала такую сцену, мне бы точно весь сценарий завернули, – сказала Тонечка. – Ну, так не бывает в жизни!.. Чтоб человек бился и кричал, что его вот-вот убьют, и порывался во Вьетнам!.. Это даже не сериал, Александр Наумович! Это голимое «мыло».