…Татьяна Самойлова в роли Белки… …Каннский кинофестиваль, Лоуренс Оливье, а начинается все отсюда, вот с этого самого места. …Я больше не могу, я сейчас упаду в обморок. Даня Липницкий легко толкнул Настю в бок. – Насть, ты чего? Как сомнамбула, она сделала два шага вперед. …Наверняка эта «сомнамбула» тоже бывает в каждом приличном сценарии. Сделав два шага – как сомнамбула, – она оказалась почти на свету, Даня схватил ее сзади за футболку и утянул обратно в темноту. – Нас сейчас отсюда погонят! – зашептал он сердито. – Куда ты поперлась?! – Тишина в павильоне! – громко крикнул какой-то злобный карлик в кепочке. – Все закрыли рты! Где «хлопушка»?! Из темноты выскочила… Мила, да, да, та самая Мила, которая была в театральном институте и собиралась покурить с несчастной Дольчиковой! Она выскочила, крикнула нечто невразумительное вроде: – «ПТУ», пробы, первая пара, Олег Брызгин, Марианна Веселкина, сцена сто тринадцать, эпизод первый, дубль один!.. Камера поехала, злобный карлик завопил: – Начали!.. Двое на стульях помедлили немного, словно досчитали до трех, и принялись говорить друг с другом. Вокруг молчали. Камера медленно ехала. Человек в железной корзине, припав, смотрел в объектив. – Сто-оп! У меня было! Кира, у тебя было? Оператор кивнул, вытер пот с верхней губы и распрямился. Тотчас же все зашумели, задвигались, словно ожил замок Спящей красавицы после нескольких столетий заклятья. – Все? – спросила девушка, которую снимали. – Совсем все? Можно уходить? На нее никто не обращал внимания, все говорили друг с другом – громко – кажется, и ответов никто не слушал: – Нужно выставиться со светом как следует, если Герман приехал. Когда выставляться-то, мы и так на два часа опаздываем!.. И звук! Мужики, звук почти не идет! А левый монитор глючит или наводки такие? – Уходить? – повторяла девушка, обращаясь непонятно к кому. – Мне совсем уходить? – Да уходить! – рявкнул на нее карлик. – Выйдете и ждите в коридоре, продюсер приехал, пробы будет смотреть! Мила, проводи ее! Или кто там? Катя?.. – Парень, дай воды! Слышь? Бутылку с водой дай! Даня встрепенулся, догадавшись, что оператор обращается к нему, перелез через кабели, рельсы и стулья и сунул тому в руки бутылку. Оператор стал жадно глотать, заходила туда-сюда щетинистая шея. – А газированной нету, что ли? – спросил он, тяжело дыша. В бутылке ничего не осталось. – На, забери. И кинул Дане бутылку. Даня поймал. – В середине скачок! – прокричал оператор неизвестно кому, сильно наклонившись в сторону и кепкой вытирая лицо. – Рельсы посмотрите кто-нибудь! Прям прыгает камера! Следующий дубль в браке будет! – Я те дам в браке! – Не пейте кофе, это для продюсера!.. – Да я один глоток… – Сказано, не пить!.. – Тихо все! Давайте следующих! Кто следующий?! – Вот это да, – сказал Даня, пожалуй, с уважением. – Вот это работа так работа. Я бы не смог. – Тише ты! Нас сейчас выгонят! Он огляделся по сторонам. Он вообще как-то легко ориентировался и приспосабливался к обстоятельствам, Настя уже заметила. – Давай за мной! Пошли во-он в тот угол. Мы все увидим, а нас никто не заметит. – Почему?.. – Потому что оттуда свет. Мы зайдем за фонари, против света никогда ничего нельзя разглядеть. Между прочим, актриса должна быть наблюдательной. А ты как-то… не сечешь! Настя даже не обиделась. Она практически идет по красной дорожке, – слева Софи Тернер, справа Мэйсон Уильямс, – когда тут обижаться! Некогда… Даня тянул ее за руку, она шла за ним, спотыкалась и хваталась за него. Они зашли за хлипкие треноги, горевшие адским пламенем. – Это осветительные приборы, – с восторгом прошептала Настя. Он хмыкнул. – Я вижу. Злобный карлик, забравшийся к оператору, посмотрел в объектив одним и другим глазом, спрыгнул с подножки и закричал: – Следующие в кадр, быстро!.. Катя, сажай следующих! Где рация? Я рацию где-то проспал! – Она у меня, Эдуард Вадимович! Тут в световой круг ворвалась толстая администраторша с папкой, которая руководила массовкой, и выпалила, округлив глаза: – Эдик, они пришли! Ведут! Идут! И вновь пропала, видимо, помчалась встречать и «вести». Карлик Эдик тихонько выматерился себе под нос, приосанился, снял кепку, пригладил волосы на лысине, напялил кепку и ни с того ни с сего скроил любезное лицо, сделавшись совершенным уродом. – Это он, – пробормотала Настя и на секунду припала лбом к Даниному плечу от экстаза. Так делала Эльгиза Тухерова, когда играла романтические сцены! – Герман. Приехал. Актеры на стульях перестали обмахиваться бумажками и замерли. Люди со щитами из пенопласта все куда-то подевались. Пятясь, вновь появилась администраторша. Она улыбалась и делала взмахи рукой – мол, сюда, сюда!.. – Я знаю только тех Германов, – сказал Даня задумчиво. – Которые великие. Юрий Герман, между прочим, превосходный писатель! Алексей, который «Проверку на дорогах» снял, и Алексей-младший… – Заткнись, – сквозь зубы перебила Настя. – При чем тут «Проверка на дорогах»?! – Это какой-то другой Герман?.. – Я тебя убью, – пообещала Настя. – Здрасте! – раздался твердый, громкий, уверенный и веселый голос – таким голосом говорят только начальники и только большие. – Я всем помешал, извините!.. Вы не обращайте на нас внимания, мы пробы посмотрим и уедем! – Александр Наумович! – вскричал режиссер Эдуард так, словно само счастье явилось к нему сию минуту в душный, жаркий, пыльный, полный запаха пыли, пота и страха павильон. – Прямо честь для нас, я и не предполагал… – Честь, честь, – снисходительно согласился продюсер Герман. – Мы мешать не будем. – Да нет, это не тот Герман, – с досадой прошептал Даня на ухо Насте. – Совсем. Она толкнула его в бок, сильно. – Да, – словно спохватился «не тот» Герман. – Прошу прощения. Со мной вот сценарист приехал. Знакомьтесь – Антонина Морозова. Она на этом проекте не задействована, но сценарист превосходный. Какая-то девушка в джинсах, кудрявая и хорошенькая, явно стесняясь, просеменила в центр съемочной площадки и встала рядом с продюсером. – Здравствуйте, – сказала она. Голос был приятный, нисколько не начальственный, чуть с хрипотцой, и Настя узнала именно… голос.