– Вот именно, дорогая бабушка! – Форма – это просто форма. – И она снова засмеялась. – У вас ведь тоже форма, только вы этого не замечаете, бедные. Вы ходите в джинсах и толстовках, и они все одинаковые. Должно быть, китайские фабрики, где они пошиты, не стремятся к разнообразию. Да вы сейчас друг на друга посмотрите, девочки!.. Начинающие актрисы послушно уставились друг на друга. Марине стало их жалко. – Ну и что? – запальчиво сказала Настя. – Ну, джинсы, ну, толстовки! Нам так нравится! – Вот именно, – заключила Марина Тимофеевна. – Вам нравится. Кошке тоже нравятся диван и лоток, к которым ее определили хозяева. Она даже не догадывается, что есть сад, трава, забор, птичка, на которую можно поохотиться, и соседская собака, которую нужно остерегаться! И это жизнь, девочки! А диван и лоток – рабство. Хотя есть корм и поролоновая игрушечка. К сожалению, массовая культура в современном мире – поролоновая игрушечка для безмозглых кошек. – А что же делать? – спросила глупая Джессика, и Настя под столом пнула ее как следует. Бабка, разумеется, заметила. – Настя, веди себя прилично. Глаза у внучки вдруг налились слезами. – Вы с матерью просто уродки! – выкрикнула она и вскочила. – От тебя житья никакого нет, мать слова не может сказать, надо мной ты вообще издеваешься! А сама только и делаешь, что врешь – вы обе врете! Папу со света сжили! Мать, оказывается, сценарии пишет, вон Герман с ней вась-вась! А мне ни слова! И не помог никто! Лучше бы вы меня в детдом сдали, когда папа умер!.. – Прекрати истерику, – велела бабка. – В доме гостья. – А мне плевать! Мне вообще на все плевать, на вас в особенности! Джессика испуганно дергала ее за полу толстовки. Настя схватила со стола чашку, собираясь швырнуть ее на пол – истерика должна быть настоящей, полноценной, во время истерики в кино всегда что-нибудь швыряют и разбивают, – но что-то ее удержало. Пожалуй, бабкин взгляд. Бабка смотрела с сочувствием и даже болью. – И нет у меня никаких повелителей! И я не кошка, а человек! Че-ло-век!.. Смутная мысль о том, что никакой истерики у нее уж точно нет и в помине, а кричит и рыдает она потому, что так предписывает «бог из машины», правила, согласно которым юная и одаренная девушка непременно должна то и дело ссориться со старыми и косными предками, вдруг так поразила ее, что она замолчала на полуслове. …Как же так? Почему даже в такой момент она все делает… «по правилам», «как положено»?.. Кем и когда «положено»? И если «положено», значит, бабка права, и она, Настя Морозова, никакая не свободная личность, а раб?.. – Мы ничего от тебя не скрывали специально, – проговорила Марина Тимофеевна, разглаживая невидимые складки на скатерти. – Ты не слишком интересуешься нашей жизнью, и мы решили, что поговорим, когда тебе захочется. Мне очень грустно, что ты узнала случайно и против своей воли. – Против воли, – повторила Настя и боком села на стул. Наступила тишина. Слышно было, как тикают часы, посапывает батарея, как воробьи возятся в кустах сирени под окном. – Подумайте, девочки, – вдруг серьезно попросила бабка. – Просто подумайте о жизни. Это так важно – время от времени думать собственной головой, а не интернетом!.. Джессика стрельнула в нее взглядом и вновь опустила глаза, как будто спряталась. – Кроме того, нужно подать заявление о краже, – продолжала бабка словно ранее начатый разговор. – Поехать в отделение и подать. – Все равно ничего не найдут, – глядя в пол, пробормотала Джессика. – Не найдут, – согласилась Марина Тимофеевна. – Но ведь пропали документы! Их придется восстанавливать, для этого потребуется справка. Без заявления никакую справку никто не даст. Настя, у тебя есть телефон вчерашнего мальчика, Дани?.. – Есть, – очнувшись, сказала Настя и насторожилась. – Зачем он тебе?.. – Мне он не нужен, – успокоила Марина Тимофеевна. – Позвони ему и спроси, разыскал ли его папа родителей нашей гостьи. Если нет, дадим телеграмму. – Кому? – встрепенулась гостья. – Твоим родственникам. Адрес ты помнишь?.. Или он тоже записан в телефоне? Тут Марине Тимофеевне показалось, что Джессика решительно не хочет, чтобы ее родственники нашлись. И телеграммы никакой не хочет! В чем дело?.. В Настиной голове в одну секунду созрел прекрасный план – раз бабка отпускает их в город, они поедут, быстренько накатают заявление, вызовут Даню и… На этом план обрывался. Собственно, это был план по вызову Данилы Липницкого. Собрались они в два счета, бабка выдала им субсидию – не бог весть что, но на чашку кофе в приличном месте хватит, а если Даня приедет, он за них и заплатит, а что, у него папаша богатый, – и отправились. Едва выйдя за калитку, Настя позвонила Дане, они договорились встретиться в центре. Джессика, вырвавшись на свободу, тараторила без умолку. – Слушай, твой отец прям в книжках писал, да? Ну, круть! А мой ничего никогда не писал, он вообще писать не умеет, по-моему!.. Слушай, а ты во все институты провалилась, да? Я во все! В одном в прошлом году на второй тур пропустили, а потом все равно срезали. Говорят, берут только блатных! Правда это, не знаешь?.. Ты в кружок ходила? Я ходила! Мы там одно представление делали, зашибись! Видала фильм «Обыкновенное чудо»? Старый, но прикольный! Вот мы постановку по фильму делали! – Почему по фильму, – не поняла Настя, – а не по пьесе? – Да я ж говорю же ж!.. Это фильм такой, а не пьеса! А чего, ты пьесу такую видела? Настя вдруг почувствовала себя бабушкой Мариной Тимофеевной – старой и умной. – Да это Шварц написал! Драматург! Пьесу «Обыкновенное чудо»! А по ней фильм сняли! Джессика страшно удивилась: – Вона как! А нам не говорили! Нам сказали, фильм посмотреть. Я посмотрела и прям заболела, знаешь? Прям заболелая! Такие там люди! А один, Медведя играет, – красавец, жуть берет! Просто вот жуть!.. И я, такая, ночью лежу и думаю, думаю! И как будто я там, внутри, и он меня любит. Ты так на кого-нибудь думала? Настя так думала сто раз, но отчего-то решила не признаваться. В электричке было пусто – утреннее столпотворение уже миновало, до вечернего далеко. Ей хотелось подумать – может, не о жизни, как велела бабка, но о чем-то таком, трудноопределимом. Джессике хотелось поговорить, и она все болтала. – Я ему хотела в Инстаграм написать, а оказалось, что он помер давно, а я-то не догадалась, фильм старье!.. Но все так натурально, как будто вот про меня снято и про нашу с ним любовь. Я тогда так плакала, жуть просто. Даже в кружок не ходила, потом оттуда к матери пришли, спрашивают, чего это ваша девочка не ходит, художественная руководительница пришла, а мать, такая, говорит, не знаю, чего там у вас, только моя все время плачет!.. Слушай, а это твой парень, да? Ну, вчерашний? Слушай, он крутышка, да? Охранник у него! – У его отца охранник. – Да какая разница! А где ты его подцепила? Мой парень щас в армии сапоги топчет, только я за него не пойду, какие там переспективы? Сам из Ярославля, а уезжать не хочет, говорит, в Ярославле можно хорошо прожить, а чего там хорошего-то? А в Москву он не хочет. А я, такая, ему говорю, чего ты тут делать-то станешь? А он говорит, на нефтеперегонный пойду, там платят хорошо, а чего там платят? Одни слезы!.. Ну, нету переспективы! – Джессика выговаривала «переспективы», и Настя не поправляла. – Мне в Москве жениха нужно, из тутошних. Говорят, москвичи на приезжих не женятся, как думаешь, правда это? Только я решила точно – найду здесь! Ну, хоть одного какого-нибудь, но с переспекгивой! И чтоб квартира и дача тоже. У твоего друзья есть неразобранные? Ну, неженатые то есть!.. – Во-первых, он не мой, – начала Настя. – Мы совсем недавно познакомились. И друзей его я не знаю. Знаю, что есть какой-то Ромка, он в прошлом году тоже в театральный поступал и завалил. – Не, это не то, – бодро откликнулась Джессика. – Если завалил, значит, на бюджет поступал, а раз на бюджет, значит, бедный, мне таких без надобности! А чего ты друзей не знаешь? Посмотри в интернете, делов-то. – Его нет в интернете. – Как?! – Так. Нет, и все. Джессика Костикова засмеялась: – Да ну тебя, шутки все! Так не бывает. – Хочешь, проверь. – Да у меня телефона нету!.. – Возьми мой. – Настя вытащила из рюкзака телефон. Странное дело, электричка идет уж почти полчаса, а она ни разу не взяла в руки телефон. Там же вся жизнь! Там Марьяна, Рустам, Соня – она кул, – там постят и перепощивают, там кипят страсти и бурлит, бурлит… что там такое бурлит?.. Джессика выхватила у нее телефон, как умирающий от жажды путник в пустыне выхватывает бурдюк с водой у нашедшего его караванщика. – Слушай, Насть, я еще своих посмотрю, ладно? – умоляюще проговорила Джессика. – Чего там у кого, я ничего не знаю! Телефон-то вчера пропал, а сегодня уже сегодня. На-асть! Можно? – Можно. …Оказывается, чтоб Джессика замолчала, нужно было просто дать ей в руки телефон. И все!.. Думать о своем сколько хочешь. В прошлом году на курорте родители так занимали своих младенцев, Настя видела. Стоит сунуть младенцу телефон, и он моментально перестает орать и вопить, уставляется в экран и замирает. Они с матерью завтракали в столовой в окружении этих самых младенцев с телефонами. …Мать и бабка, конечно, хороши обе, чего там говорить!.. Мать, оказывается, не переписывает никчемные бумажки, а работает на самого Германа, и бабка в курсе, следовательно, они Настю предали! Ведь так? Что там бабка говорила? Настя не слишком интересуется их жизнью? Ну, у них и жизни никакой нету, нечем интересоваться! Оказывается, есть чем! Оказывается, есть огромная, непонятная, тайная жизнь, о которой Настя даже не догадывалась. И отец – так ей казалось – каким-то образом в эту тайную жизнь замешан. Тут Настя словно бы испугалась – отец не может быть замешан ни в чем, кроме самого лучшего, талантливого, героического! Отец был самый умный, самый лучший, и мать с бабкой его не уберегли, потому что посредственности, а посредственности никогда не могут понять по-настоящему больших талантов. Но предательская мыслишка, что от нее скрывали нечто, связанное с отцом, и это нечто вовсе не героическое и не талантливое, уже оформилась у нее в голове. Пока что это была именно мыслишка, маленькое подозрение, но даже такое подозрение есть предательство! Настя единственная в семье, кто хорошо понимает и знает отца, она не имеет права дрогнуть ни перед чем. Пусть они выдумывают все, что угодно, пусть. Настя знает цену выдумкам и никогда в них не поверит. Успокоив себя немножко, она взбодрилась – вдвоем с папой ничего не страшно! – и сообразила, что проворонила остановку! Пришлось выходить на следующей, ждать троллейбуса – метро от этой остановки было далеко, и совсем другая линия, сплошная канитель. В отделении их промариновали часа два, и Настя там всех возненавидела. Никто не хотел брать заявление, никто не обращал на них внимания, вдоль стены на корточках сидели мрачные гости из сопредельных южных стран. Их по одному вызывали в кабинет, они выходили еще более мрачные. Да, и запах!.. Настя решила, что так, должно быть, пахнет в тюрьме. …Когда она будет играть большую программную роль – ее героиню заключат под стражу, разумеется, по ложному обвинению, – ей пригодится этот запах и ощущение неволи, в которую попадает каждый, кто сюда приходит по своим невеселым делам. «Невеселые дела» Насте понравились – как из сценария. Как только у них все же приняли заявление, они выскочили на улицу и помчались наперегонки вприпрыжку – освобожденные пленницы. Возле кафе на Никитской, где они должны были встретиться с Даней, Джессика оробела.