Они выбрались за забор, где так же молотили двигателями грузовики, бегали люди с катушками и коробами и пахло автомобильным выхлопом и мокрой землей. – И не позавтракали, – продолжала Джессика. – И чаю не попили! Когда теперь чаю попьем? Над улицей Московской, уходящей к церквушке, висело низкое хмурое небо, лужи морщились от ветра, и голые плакучие ивы, окружавшие крохотный прудик, путались ветвями в коричневой холодной воде. У Насти застучали зубы. Постучат, постучат и перестанут. А потом опять. Они постояли посреди улицы. – Куда пойдем? – спросила Джессика очень сердито. – Я не знаю, – уныло сказала Настя. Тут дверь ближайшего микроавтобуса распахнулась, и по высоким и узким ступенькам скатилась Мила. Настя так обрадовалась, словно встретила среди тайги близкого и приятного человека. – Мила! Та остановилась и оглянулась. Настя заковыляла к ней. – Мила, вы меня не помните? Я в институте на прослушивании была, я вас видела вместе со Светой Дольчиковой. Там еще этот… Игорь Маркович был! Помните? Мила пожала плечами. – Наверное, помню, а что такое? – Да я хотела у вас спросить! С вами поговорить! То есть просто спросить, а можно и поговорить! – Господи, то спросить, то поговорить, – нетерпеливо перебила Мила. – Мне некогда сейчас. – А когда вы освободитесь? Тут она неожиданно засмеялась. – Часов через десять-двенадцать, – сказала она. – А что такое случилось? – Нас Олег Аллилуев пригласил, – вставила Джессика и опять попала в точку. – Олежка? – обрадовалась Мила. – Нужно было так и сказать! Он еще не подъехал! Вы полезайте в гримваген, – она подбородком показала на микроавтобус. – Там, по крайней мере, тепло. Я сейчас прибегу. И умчалась. – А чего такое гримваген? – спросила Джессика. Настя, не отвечая, забралась по ступенькам, распахнула дверь, чуть не упала и головой вперед ввалилась в теплое нутро микроавтобуса. Здесь горел яркий свет, было сильно натоплено, диваны по обе стороны прохода завалены какими-то вещами. Пахло кофе и табаком, одним словом, рай. Настя повалилась на диван, кое-как отпихнув барахло, проворно расстегнула пряжки на проклятущих туфлях, скинула их и застонала от счастья. И закрыла глаза. Рай, рай. – А чего тут делают, в этой машине? – спрашивала Джессика. – А рация для чего? У них телефонов, что ль, нету? Тут прям спать можно! И раковина! Чего, и вода идет? Она повернула кран. Вода пошла. Джессика восхитилась. Настя так и сидела, закрыв глаза. Ледяные скрюченные пальцы на ногах постепенно оживали, расправлялись и вдруг страшно зачесались. Настя принялась остервенело чесать ноги друг об друга. …Как же она домой поедет? Босиком? Пытку туфлями она больше не вынесет! Распахнулась дверь, заглянул какой-то парень: – Мила здесь? – Убежала. Дверь захлопнулась. – Насть, – сказала Джессика, – чего ты все время молчишь и на меня внимания не обращаешь? – Я обращаю. – Я ж не виновата, что тебе ноги натерло! Ты мне скажи, для чего нужна такая машина, а? С краном! Со светом! – Для съемочной группы, – объяснила подкованная Настя туманно. – Ты что, в интернете никогда не видела, как кино снимают? Тут можно посидеть, если… если дождь. Или подождать, если надо ждать. – Тут у всех такие? – Я не знаю, Джесс, – призналась Настя. Распахнулась дверь, девушка торопливо взобралась по ступенькам. – Мила рацию забыла, – запыхавшись, сказала она. – Вы не видели ее рацию, девчонки? – На столе рация. – Точно, спасибо! А вы чего тут сидите? Кого ждете? – Аллилуева, – сказала Настя. – А кто такой Аллилуев? – уже с улицы удивилась девушка, и дверь захлопнулась. – Никто не знает, – сказала Джессика сокрушенно. – А он режиссер! А его никто не знает! – Он подменяет их режиссера. Аллилуева они никогда не видели. – Вот дела! Настя наклонилась и стала чесать ступни. – Как ты думаешь, снег пойдет? – спросила Джессика. – Чего-то мне надоело на съемке! Если так каждый день, со скуки помрешь. – Да не было еще никакой съемки, – сказала Настя. – Они только готовятся. Джессика зевнула и привалилась спиной к диванным подушкам. В этом диковинном автобусе диваны были с подушками! От тепла ее разморило и потянуло в сон. – А где артисты, а? Как ты думаешь, они уже приехали? Они сидели так довольно долго и переговаривались – довольно вяло, – и уже Джессика подтянула ноги и укрылась пледом, и Настя принялась неудержимо зевать, и тут прибежала Мила. – Девчонки, – громко заговорила она, – на улице холод, ужас, а у нас две сцены уличные! Вы что, спите? Вы даете!.. Олежка приехал, смотрит сейчас, как выставились. Настя моментально вскинулась и сделала вид, что она и не думала спать. – Я сказала, что вы здесь, он сказал, чтоб минут через сорок подходили, он сейчас занят. – А можно посмотреть? – Где мой сценарий? – сама у себя спросила Мила. – Я была со сценарием или без, кто видел? Что посмотреть вы хотите? – Ну… что там происходит. – Ничего не происходит, Олежка смотрит, как камеры стоят и как рельсы лежат. А потом быстренько с актерами сцену пройдет, и будем снимать. Мы пока в графике, тьфу-тьфу-тьфу. Никто не видел мой сценарий?.. – Я не видела, – призналась Джессика, и Мила засмеялась. – Если хотите смотреть, давайте за мной! Настя стала всовывать ноги в ненавистные туфли. Они никак не всовывались. – Я тут пока посижу, можно? – жалобно проговорила Джессика. – Не хочу на холодрыгу! Я потом, когда артисты… Настя в конце концов заставила ноги влезть в туфли. Пряжки было не застегнуть, и шут с ними. Следом за Милой, хромая на обе ноги, она спустилась по лесенке. Мила моментально ускакала вперед, Настя за ней не успевала. Мила обернулась, приостановилась и подождала. – Ты чего так хромаешь? Ноги стерла? Вот дурочка, кто же на съемку приезжает на каблуках? Тут и без каблуков с ума сойдешь к вечеру!..