– А что, если это твоя мать? – Мать – это не женщина. Он меня подловил. – Меня правда влечет к ней. Думаешь, она чокнутая? – Определенно она могла бы быть чокнутой. – А ужасная бижутерия? – Не видел ничего ужаснее. – Это очень странно, если ты хочешь кого-то, чья работа тебя ужасает? – Подумай, что бы сделал Берт? – И поступить наоборот, да? – Думаю, в меня влезет еще кусок чизкейка. А в тебя? * * * После долгих лет в рекламной индустрии я привык к хорошим еде и напиткам, пустой болтовне и легкому флирту. А между тем существуют такие встречи, как ужин у моих ближайших соседей, Зака и Лорен, на Маунтин-Пайн-роуд, и эти встречи… что ж, тактично их можно было бы описать как тяжелые. Помимо хозяев здесь собрались еще две супружеские пары, плюс я и Марша Беллами, сорокалетняя разведенная женщина с безупречной прической, она также является членом моего общества писателей. На встречах она читает безрадостные отрывки из своего романа о двух угрюмых сестрах, взрослеющих на Лонг-Айленде. События почти не развиваются на протяжении уже очень многих страниц. Ее проза, чем-то похожая на нее саму, почти совершенная, но в ней чувствуется слишком серьезный подход автора, что я нахожу несколько угнетающим. Пара шуток, хотя бы изредка, ее не убьет, правда? Как бы то ни было, подозреваю, что сегодня Марша и я – две жертвенные одиночки, которых позвали вместе для развлечения женатых пар. В глубоком анабиозе брака, как я слышал, возникает внезапное желание кровавых зрелищ. (Дона и Клаудию, которые могли бы высмеять происходящее, не пригласили. Я даже подозреваю, что Лорен не одобряет легкомыслия Дона, хотя она ошибается, потому что Дон считает, что, если что-то заслуживает серьезного отношения, значит, оно заслуживает и шутки). Все устроено ужасно по-взрослому. Можно сказать, ужасно мило. Накрахмаленная белоснежная скатерть. В серебре и хрустале дрожит пламя свечей, превосходное вино, еда – пальчики оближешь (что-то из курицы), все гости сорока с лишним лет, все успешные, мужчины в дизайнерских свитерах, женщины словно сошли со страниц глянца, благоухают парфюмом и сверкают изысканными украшениями, безо всяких перьев, пуговиц и долбаных ракушек. Марша кажется немного хрупкой, но, возможно, так и задумано. Она чрезвычайно привлекательная женщина, напоминающая какую-то голливудскую актрису тридцатых годов. На изящном лице подрагивает неуверенная улыбка. Прическа – выше всяких похвал. Улыбка, естественно, идеальна. У нас нет ничего общего. Никакой химии. Что на самом деле приносит мне облегчение. Я обнаружил, что рассказываю ей, как так вышло, что я переехал жить в Нью-Ханаан. – Очень смело, – говорит Марша. – Все здесь зациклены на своей карьере. Она намеренно замолкает, опускает руки к коленям и разглаживает салфетку. – Что касается твоего романа, ты уже решил, о чем он будет? Ничего, что я спрашиваю? Она запомнила, что у меня четыре персонажа – Софи, Бейли, Росс и Джеральд – которым, если бы они были прописаны лучше, пришлось бы блуждать в ужасе отсутствия сюжета. – О, это просто чистейшее тщеславие. Не уверен, что смогу хорошо прописать хотя бы одного персонажа. Кажется, мои слова расстраивают ее. Мне нужно что-нибудь придумать, как сделал бы настоящий романист. Вместо этого я начинаю говорить о Викторе. Возможно, она что-то пропустила, потому что, после фразы о том, что дом слишком велик для нас двоих – это должно было стать смешным замечанием, – она нахмурила брови. – У Виктора особые потребности? – Что? – Вы упомянули, что за ним больше некому ухаживать. – С тех пор как мой сын уехал в университет, если не раньше, я делаю практически все сам. – Я запуталась. Он психотерапевт, правильно? – Он не настоящий психотерапевт, нет. Но он помогает. Я могу с ним разговаривать. Он никогда не осуждает. – Это тоже подразумевалось как смешное замечание. – После того как мы с Ларсом разошлись – а затем умер папа и у мамы развился рак, – я какое-то время посещала психотерапевта. Но он никогда ничего не предлагал. Я все должна была решить сама. «Что вы чувствуете из-за этого?» «Как, по вашему мнению, вам следует с этим справиться?» В то время мне бы пригодилось чье-то суждение. Вот хрень. Это не к добру. Как бы сменить тему? Я грустно покачал головой: – Трудные времена. – Итак, этот парень живет с тобой. В твоем доме. – Виктор? Ага. – Полагаю, нет ничего страшного, что он не профессиональный аналитик. Просто консультант или что-то в этом роде. Что-то вроде наставника. Марша, он кролик. Я забыл сказать, и теперь уже слишком поздно это исправлять. – Он в возрасте, правильно? Им правда не надо было приглашать меня на ужин для взрослых. Более умный человек сейчас перевел бы беседу в безопасное русло. Или даже опрокинул стаканчик вина. А меня, похоже, застали врасплох. (Виктор бы понял.) Шесть лет – это много для кролика? Понятия не имею. – Да, не молод. – Но у него светлая голова. Не уверен, что смогу выдержать еще. – Он в какой-то мере постиг дзэн. Иногда я понимаю, что его голова совершенно свободна от мыслей. – Замечательно. – Это великий дар. Он многому меня научил. – Научил болтливую мартышку хранить молчание. – Марша, я выйду на минуточку, с твоего позволения? Мне нужно… Уйти из комнаты, пока я не сгорел от стыда. Думаю, мне придется покинуть общество писателей. Несколько дней спустя на втором этаже в городской библиотеке Марша очень странно посмотрела на меня, должно быть, кто-то рассказал ей правду о моем «психотерапевте». Но, что важнее, наша группа никак не помогает мне структурировать мысли по поводу романа. Если уж на то пошло, то все как раз наоборот, потому что я постепенно теряю интерес к квартету своих картонных героев, а в обратно пропорциональной зависимости растет увлечение коллегами-тружениками литературной колеи. Как я уже говорил, нас шестеро. Щедрее всего природа наградила талантом Джареда, чья научно-фантастическая напряженная черная комедия – общение с семьей – временами гениальна, но имеет темный оттенок. Некоторые считают, что он ужимает свою историю в слишком узкие рамки лишь для того, чтобы помочь несчастному запутавшемуся читателю, но Джаред неумолим, и, кто знает, может быть, однажды он найдет поклонников через интернет или в психиатрической лечебнице. Как-то раз я по ошибке назвал его Кольмом, вышло очень неловко. Дэн Ликер, суровый пенсионер с Уолл-стрит, пишущий триллер о крахе мировой финансовой системы из-за хакеров-ренегатов. В таких фильмах ситуацию спасает Том Круз. Все предложения. Чрезвычайно. Короткие. Мне это нравится. Иными словами, мне нравится Дэн. Иными словами, я наслаждаюсь, слушая, как он несет чушь. Абсолютную чушь. Но с абсолютной уверенностью. Еще есть мужчина лет пятидесяти пяти по имени Сэнди, у него тусклые глаза и всегда неряшливо висят волосы; он пишет мемуары об искалеченном детстве. У него трясутся руки, когда он читает свои рукописи, в которых никогда не называет вещи своими именами. В них присутствует странная зацикленность на рецепте мясного рулета его мамы, а еще жестокий тренер мистер Коллард, который, я уверен, через пару-тройку сотен страниц окажется кем-то вроде насильника. Вероятно, Сэнди нужно посещать не нашу группу, а психотерапевта или поговорить с адвокатом. Еще есть Марша. Есть Эхо. Есть я. В комнате могло бы вместиться в десять раз больше народа. (У Дэна Ликера заразительный стиль. Опасно заразительный.) Сегодня вечером Эхо читает отрывок из собственного «исповедального откровения», рабочее название которого «Элегия о судьбе девушки-ковбоя». Похоже, она росла на разных военно-воздушных базах в Техасе, где ее мать Дана работала официанткой в барах, а отец был одним из тех парней, которые оборудуют военные самолеты боевыми ракетами, его настоящее местоположение неизвестно. Ее книга страдает от того же губительного вируса, что и у всех (кроме «Того, что мне нужно», протоблокбастера Дэна Ликера). Она не знает, где это должно происходить, а мы не знаем, зачем слушаем. Но в движении ее губ и произносимых ею словах есть что-то, что я нахожу несколько завораживающим. Как и говорил ранее, я, вероятно, покину писательскую группу. Наступает моя очередь, и я читаю несколько страниц, которые я смог написать после прошлой встречи. На этой неделе Бессмысленная Четверка – Софи, Бейли, Росс и Джеральд – старые друзья по университету, воссоединяются на свадьбе в замке в Шотландии. Основная идея отрывка – разворошенные воспоминания, и немного позже, наверное, последует кровавая месть, но мое сердце к этому не лежит, а все слишком вежливые, чтобы что-то сказать, кроме Дэна, который советует мне «делать свои дела или вставать с горшка».