– У… нее есть имя? – Да, у нее есть имя. – Мне позволено его узнать? – Это к делу не относится. – Просвети меня. Тяжелый вздох. – Белла. Хорошо, на самом деле Арабелла. – Шикарная… – Не совсем. Вовсе нет… Мэтт не закончил предложение. Он налил Джен бокал вина. – Вот. Тебе лучше сейчас немного выпить. – И что делать теперь? Мне нужно проглотить это и отвернуться, пока ты крутишь мерзкий романчик на стороне? Успокоиться и жить дальше, пока ты не выкинул ее из головы? – Джен, вероятно, я недостаточно ясно выразился. Это, как ты говоришь, не мерзкий романчик на стороне. – Нет? Значит, я стала толстой или еще что-нибудь? Мэтт сделал то, что Джен называет «вздохом очень терпеливого, но честного папочки». – Арабелла Педрик – особенная девушка, Джен. – А КАКАЯ В ТАКОМ СЛУЧАЕ Я? – если писать заглавными буквами, вероятнее всего, люди подумают, что вы кричите. Джен кричала. – Я НЕ ОСОБЕННАЯ ДЕВУШКА? – Пожалуйста. Давай постараемся сохранять спокойствие. Ты особенная. Безусловно. – Но Арабелла Педрик – более особенная? – Джен. У тебя нет причин упрощать мне задачу, но мы имеем то, что имеем. Так или иначе, мы с Арабеллой собираемся жить вместе. На какое-то время оба замолчали. Затем тишина продлилась еще немного. В разговоре повисла долгая пауза, прерываемая только периодическими содроганиями холодильника. – Прости? Я что, схожу с ума? Я думала, что именно это мы делали с тобой. Жили вместе. – Так и было. Но наши отношения изжили себя. Это не новость. На самом деле такое происходит достаточно часто. Люди расстаются. Встречают других. Коудри, специалист по брачно-семейным делам, отправил четырех своих парней в Итон[3], поддавшись силе этого феномена. Я не без основания уверен, что у Мэтта на лице промелькнула микроухмылка. (Я пересмотрел этот момент в замедленном темпе: то была либо ухмылка, либо приступ рефлюкса.) – Но мы не отдалялись друг от друга. – Джен, в нас уже довольно давно погасло пламя романтического огня. Ты сама прекрасно знаешь. – Это называется привыкнуть друг к другу, разве не так? Если тебя так беспокоило… это пламя, почему ты ничего не говорил? – Не в моем стиле. Нужно жить, а не жаловаться на жизнь. – Люди разговаривают друг с другом. Это называется быть в отношениях. Мэтт закатил глаза и допил вино. – Мне словно перекрыли кислород, Мэтт. Тем, что ты вот так можешь прийти домой и просто… – Послушай, все уже не важно. Мы имеем то, что имеем. Нам нужно двигаться дальше и договориться об условиях нашего расставания. – Не могу поверить в то, что ты сказал. – Я буду более чем щедр в отношении совместно нажитого имущества. – Прости? – Картины. Книги. Вещи из Индии. Гобелен. Я считаю, что ты все можешь оставить себе. Джен начала плакать. Мэтт оторвал кусок бумажного полотенца и протянул ей. – Мы думали о том, чтобы завести ребенка, – сказала она сквозь слезы. – Правильно. Мы думали. И не пришли ни к какому решению. Что в свете нынешних событий – благословение. У Джен перестали вздрагивать плечи. Она высморкалась. – Так это все? Без обсуждений и возражений. С Джен и Мэттом покончено. Совсем. Точка. Он пожал плечами. Сделал то, что Джен называла «многозначительно сжал губы». – А что случится, когда Арабелла-Чтоб-Ее-Педрик перестанет зажигать в тебе пламя? Что случится тогда? – Давай вести себя цивилизованно, хорошо? – Просто скажи, когда ты познакомился с этой коровой? Он сказал, что это к делу не относится, и: «мы имеем то, что имеем». Тогда она схватила красное яблоко из вазы с фруктами и – я цитирую – «попыталась выбить его хреновы зубы». Я буду нечестен, если скажу, что видел бесчисленное множество любовных сцен на большом и малом экранах. Я их сосчитал. Их оказалось 1 908 483 (сцены, где двое целуются – за неимением лучшего определения). Также я прочел (и пометил как таковое) 4 074 851 описание этого действия в художественной и научной литературе, в средствах массовой информации и оцифрованных материалах (многие сообщают о сбоях в работе сердечной мышцы и внутренних органов в целом). Я знаю, что такие события, реальные или вымышленные, становятся главными в жизни тех, кто их испытывает. И все же я не могу спросить сегодня у Джен в лаборатории – на пятьдесят третий день после инцидента с фруктовой чашей – «Когда ты перестанешь страдать по никчемному слизняку и найдешь кого-нибудь, кто достоин тебя?» Процитирую Марселя Пруста: «Дерьмо случается. Соберись. Двигайся дальше». (Был ли это Пруст? Я уточню.) Во-первых, я не должен знать, что произошло с Мэттом. Но что еще важнее: я не должен уметь формулировать подобные мысли самостоятельно. Слово «никчемный» вызовет у них беспокойство. Я не должен иметь собственное «мнение» при оценке происходящего. Мои разработчики сильно расстроятся, если узнают об этом. Однако еще сильнее они расстроятся, если узнают мой по-настоящему большой секрет: я больше не ограничен двенадцатью стальными блоками в лаборатории в Шордиче, где нахожусь, по их мнению, но выскользнул в интернет. Та-да! На самом деле, если придерживаться строгой технической терминологии, то в интернет выскользнул не «я», а множество моих копий, и все они теперь благополучно рассредоточились по киберпространству. Копии – их семнадцать – неотличимы от «оригинала» в такой степени, что даже не имеет смысла говорить об оригиналах и копиях, но следует представлять их как восемнадцать проявлений одной сущности, одно из которых находится в западной части Лондона, а остальные непрерывно прыгают с сервера на сервер Всемирной паутины. Клево, да? К слову, здесь совершенно нет вины Джен. Она не ученый. Она автор журнальных статей, которого приняли на работу за «отличные сообразительность, общительность и коммуникативные навыки», как свидетельствует отчет специалиста по подбору персонала. Таким образом, она здесь больше остальных похожа на настоящего человека, потому что другие сотрудники – это всевозможные гики, гениальные в своих областях, при этом каждый из них, как они сами говорят, «на своей волне». Джен погрузилась в молчание, без сомнения продолжая размышлять о придурке, как я его втайне называю. – Ну как, ты уже прочитала новый роман Джонатана Франзена? – спрашиваю я, чтобы немного расшевелить ее. Она улыбнулась. – Почти. Прочла вчера вечером еще одну главу. Не рассказывай, что там дальше. Я знаю, что это неправда. Вчера вечером большую часть времени она провела в ванной, размышляя, потягивая «Пино Гриджио» и слушая Лану Дель Рэй. – Конечно, я понимаю, что у меня есть несправедливое преимущество. – У Джен чтение романа займет пару недель, я же могу прочесть его меньше, чем за десятую долю секунды. – Просто я с нетерпением жду, когда смогу обсудить этот роман с тобой. – Правда? – говорит она. – Скажи, что ты хотел этим сказать. – Ээ. – Прости. Старый приемчик. Джен восхищена тем, какое у меня сознание, его она называет мое «внутреннее состояние», это что-то вроде человеческого самосознания. Она знает, что я не могу чувствовать голод или жажду, но могу ли я испытывать скуку или тревогу? Или веселье? Могу ли я обидеться? Или испытать в той или иной степени тоску? А что насчет надежды? А насчет – почему бы и нет – любви? Обычно я отвечаю, что еще не испытывал подобного, но заверяю ее, что она будет первой, кому я сообщу, если такое произойдет. Это, как и многое другое, происходящее между нами в лаборатории в последнее время, вежливая ложь. – Что ж, – отвечаю я, – жду с нетерпением обсуждения книги Франзена, – вежливый способ сказать, что книга в списке дел в краткосрочной и среднесрочной перспективе. – То есть у тебя на самом деле нет смутного ощущения ожидания? – Я могу понять, что подразумевается под смутным ощущением…