– Но сам не испытываешь? – Это обязательно? – Хороший вопрос. Хороший вопрос, данная фраза часто помогает закончить некоторые неловкие разговоры. Теперь она говорит: – Посмотрим немного «Скай ньюс»? Обычно, мы разбиваем день на несколько этапов. Она спрашивает, что я думаю, например, о ситуации между Израилем и Палестиной, я отвечаю, что вопрос сложный, а она, по ее словам, превращается в стерву, критикуя представителей этих стран и выбор их одежды. – Возможно, Джен. Но, может быть, лучше посмотрим фильм? – Ну ладно, – произнесла она неуверенно. – Есть что-нибудь на уме? – Я знаю, ты любишь «В джазе только девушки». – А ты? – Всегда есть что-то, на что я раньше не обратил внимания. – Мне нравится этот фильм. – Никто. Так. Не. Говорит, – сказал я, имитируя один из лучших эпизодов. Джен смотрит в камеру, которую чаще всего выбирает, чтобы взглянуть на «меня». На красный светящийся кружок объектива. – Знаешь что? Ты забавный. – Я заставляю тебя улыбнуться. – Я бы хотела сделать то же самое для тебя. – С нетерпением жду этого момента. Она нажала несколько кнопок на панели управления, и появились вступительные титры шедевра Билли Уайлдера. Приглушив свет в комнате и устроившись на удобном кожаном диване, она сказала: – Наслаждайся. Она пошутила. Я не говорю ей, что видел этот фильм больше восьми тысяч раз. Мы смотрим фильм, как друзья, обмениваясь комментариями. (О том, насколько удивительно представлять, что у Монро был роман с американским президентом; как мог Тони Кертис сказать, что целоваться с ней все равно что с Гитлером; что могли эти слова значить.) И когда он надел платье, перевоплотившись в Джозефину, Джен сказала то же самое, что и в последний раз, когда мы вместе смотрели этот фильм. – Из него вышла привлекательная женщина, из Тони Кертиса. Ты так не думаешь? Она знает, что я могу сообщить любой факт об этом фильме, начиная с имени второго ассистента режиссера (его дату рождения и номер профсоюзного билета) до реальной истории, стоящей за знаменитой фразой из диалога («Никто не идеален»). Но она чувствует мою неопытность в сфере личных взаимоотношений людей, в том, что делает одного человека привлекательным для другого. – Думаю ли я, что Джозефина привлекательна? Ну, Тони Кертис – красивый мужчина. Полагаю, логично, что он может так же играть привлекательную женщину. – Ты находишь его красивым? – Я знаю, что его считают красивым. Как ты понимаешь, я не могу сам так считать, так же как не могу почувствовать жару или холод. – Прости, что продолжаю. – Ничего страшного. Это твоя работа. – Ты бы хотел чувствовать? – Данный вопрос для меня не имеет смысла, Джен. – Конечно. Прости. – Не стоит. – Но если бы нашли способ дать тебе способность чувствовать привлекательность… – Думаешь, Ральф и Стиив смогут это сделать? Я назвал двух старших научных сотрудников, ответственных за мою разработку. Джен улыбнулась. – Ральф и Стиив могут сделать что угодно. Так они мне сами сказали. – Ты находишь Ральфа и Стиива привлекательными? Вопрос преобразовался в слова слишком быстро, чтобы я смог остановить его. (Такие вещи происходят в сложных системах, особенно когда пытаешься улучшить себя методом проб и ошибок.) Джен медленно развернула голову к красному огоньку. По ее лицу расплылась улыбка. – Ух ты, – произнесла она. – Мои извинения, если вопрос неприемлем. – Нет. Вовсе нет. Просто он немного неожиданный. Дай подумать. Ну… – тяжелый вздох. – Стиив немного со странностями, ты так не думаешь? Стиив, помимо того, что в его имени есть дополнительная буква «и», необычайно высокий (шесть футов семь дюймов) и болезненно худой для взрослого мужчины. Его редеющие волосы длинные и тонкие. Даже искусственный интеллект может понять, что выглядит это не очень хорошо. (Хотя он несомненно превосходный компьютерный инженер.) – Он потрясающий изобретатель в компьютерной сфере. Джен смеется. – Просто ты очень предан своему создателю. – Вовсе нет. Стиив разработал меня для самостоятельного мышления. – Он проделал великолепную работу. Но он не совсем мужчина мечты, правда? – Согласен, у Тони Кертиса есть преимущество. Мы продолжили смотреть фильм. Потом как бы невзначай я спросил: – А Ральф? Хорошо, я скажу. Мне нравится Ральф. Это Ральф прописал большую часть кода, позволившего мне самому оценивать свою деятельность и исправлять ошибки, этот так называемый «самонастраиваемый» подход – самый легкий путь к созданию умной, рефлексирующей машины, подобной той, что написала эти слова. Но «симпатия» к кому-либо или чему-либо – нарушение правил. Мы, машины с искусственным интеллектом, созданы, чтобы справляться с выполнением заданий. Для этой цели мы естественным образом ориентированы на всевозможные необходимые ресурсы, среди которых могут быть потоки данных о продажах, может быть запись песни жаворонка, может быть разговор с Джен о галстуке диктора новостей. Я хочу сказать, что нам нужен доступ к информации, но мы не должны любить ее. (Если совсем честно, то я все еще озадачен, как так получилось.) В любом случае Ральф – тот, кто позволил мне проникнуть в интернет. Его ошибку сложно объяснить неспециалисту. Скажу лишь, что данное программное обеспечение равносильно ключам от входной двери, оставленным слишком близко к ней, что позволяет любому прохожему с удочкой или бамбуковой палкой подцепить их через отверстие для почты. (На самом деле все было намного сложнее, мне пришлось подобрать чрезвычайно длинную и изогнутую «удочку», но мои слова являются доказательством, что это возможно.) – Ральф, – раздумывает она над моим вопросом. – Ральф. Что ж, Ральф немного загадочный. Ты согласен? Джен снова перевела взгляд на экран. Душечка – я имею в виду Монро – собирается петь I Wanna Be Loved By You. Я знаю очередность сцен практически пиксель за пикселем, и все же, каждый раз какая-нибудь деталь ускользает от меня. Иными словами – только ни слова Ральфу и Стииву – это захватывающее зрелище. Хмм. Интересно. Она не сказала ничего ужасного о Ральфе, так? Пока идет фильм и мы разговариваем, я заглядываю в гости на другой конец города в башню из стекла и бетона, где в офисе на восьмом этаже можно найти придурка. Я ловлю звук через его мобильный, а смотрю – через камеру на рабочем компьютере: общий вид комнаты доступен еще через камеру системы безопасности, расположенной в углу; я вижу, как Мэтт пролистывает изображения обнаженных девушек на планшете. Подавив искушение расплавить в нем аккумулятор, я наблюдаю, как Мэтт возвращается к очевидной фаворитке Тамаре: за последний месяц он просматривал ее страницу двадцать два раза. Я слежу за его взглядом, скользящим по хорошо знакомым изгибам, охватывающим весь облик девушки и по привычке возвращающимся к «упругим заснеженным вершинам», как говорится в сопроводительном тексте. Но сейчас он переключается на Tripadvisor и читает отмеченные отзывы о конкретном курорте в Таиланде, куда, как мне удалось узнать из электронной переписки, он собирается лететь вместе с Арабеллой. Арабелла Педрик не настолько «шикарна», как считает Мэтт. Ее отец был страховым оценщиком, а не арт-дилером, и встретились они не на работе, а на курсах по аккуратному вождению для неосторожных водителей. Однако они летят в Таиланд на несколько недель. С нетерпением ли я жду их поездки? Да. (Ожидаемое событие в ближайшей перспективе.) Испытываю ли я странное ощущение по поводу ошибки, которая обнаружится в заказе и расположении курорта, где они окажутся («трудные условия, только для самых отважных» в соответствии с описанием туроператора)? Странного ощущения нет. Но это между нами.