Музыка подходит к концу, Питер схватывает меня за талию и немного приподнимает меня вверх, кружа в высоте. Я обхватываю его шею, затем отвожу руки назад, и задерживаюсь на несколько секунд в воздухе. Меня держат только руки Питера. После Питер опускает меня на землю. Все начинают нам хлопать громко в ладони. — Превосходно! — кричит и качает головой от удивления папа Ритчелл. — Это было круто! — сообщает Джексон, повышая голос, давая мне некий знак, чтобы я немедленно возвратилась на свое прежнее место. — Вы молодцы! — восхищается Мария. — Я же говорила, Питер неплохо танцует. — Спасибо! Да! — отзываюсь я, запыхаясь от танца. Садясь за стол с Питером, мы еще раз улыбаемся друг другу. — Я ощутила себя снова на школьном мероприятии в актовом зале, танцующей перед родителями учеников, которые являлись зрителями, — говорю я Питеру, он смеется и кивает без слов. Я залпом выпиваю стоящий рядом стакан апельсинового сока от жажды, полученной вследствие танца. — Джексон, все хорошо? — спрашиваю я, наблюдая его задумчивое и серьезное лицо. — Да, но… — Он тут же встает с места. — Я сейчас домой быстро за кое-чем схожу и вернусь. — Джексон, с какой целью? Что взять? Ты расстроен, что мы танцевали с Питером? — Брат, сейчас будет ответный удар за то, что я потанцевал с Миланой? — шуточно выражается Питер. — Все в порядке, скоро буду. Джексон уходит в направление к своему дому. Родители в это время беседуют с Марией и родителями Ритчелл, поэтому не замечают ухода Джексона. «Надеюсь, что он вернется», — думаю я, глубоко вздыхая и выдыхая. — Милана, не переживай, я уверен он что-то задумал просто, — успокаивает меня Питер. — Буду верить, что он вернется… Ритчелл подключается к нам в разговор. — А куда это Джексон ушел? — Учиться танцевать вальс, — усмехается Питер. Я смеюсь. — А все-таки мне очень понравилось, когда вы танцевали, хоть я и смеялась перед этим над вами, — произносит Ритчелл, садясь посередине между мной и Питером. — Благодаря умению Миланы, — нежно подчеркивает Питер, покосившись на меня. — Питер, а ты обучался вальсу в Нью-Йорке? — интересуюсь я, поборов свое любопытство. — Почти, — буркает Питер, давая понять, что он не желает рассматривать эту тему. — Питер, еще хочу сказать спасибо тебе, что сообразил перевести тему по поводу моделинга за столом, а то я уже начала готовиться к скандалу, который бы устроил папа, узнав об этом. — Да, твой папа, категорически против того, чтобы ты была моделью, это видно по его глазам. Он рассматривает тебя, как свое дитя, которому от силы пять лет, — говорит Ритчелл, которая понимает меня, как никто другой. — О, да. Когда мы работаем с ним над моими рукописями, твой папа постоянно рассказывает мне о действиях, которые он запланировал на тебя: обучение на экономическом факультете, деятельность бухгалтера, женитьба к тридцати годам. — Он полностью не знает мою истинную сущность, чего действительно желаю я. Он решает за меня с позиции самого себя. Знаете, мои родители видят во мне только внешнюю оболочку, не знакомы с внутренней. Мама еще немного понимает меня, но папа не желает даже выслушать… Возникает чувство, что мои настоящие цели и стремление к их достижению видят все, кроме их двоих. Излишняя забота надо мной превратилась в опеку, в которой нет воздуха и свободы, позволяющей дышать полной грудью и быть свободной в отношении своих планов на жизнь. Иной раз, мне становится весьма грустно, что близкие люди не понимают меня, не видят во мне то, что видишь, например, ты, Ритчелл. Я бы хотела достичь с ними консенсуса, общаться с ними наравне, как с вами. — Я понимаю тебя… У меня тоже родители лишь не так давно стали рассматривать меня, как полноправного члена их семейного бизнеса, а не ребенка, и позволили приобщиться к делам бизнеса. — Девчонки, просто нашим родителям не так просто осознавать тот факт, что мы уже взрослые, — произносит Питер, стараясь сделать так, чтобы мы старались понять мотивы поступков наших родителей. Но своего отца я никогда не пойму. «Почему он следует каким-то правилам в своей жизни, диктуя другим, как им организовывать жизнь?» — задаюсь я вопросом. — Питер, тебе сейчас двадцать лет, и ты успешно в умеренном темпе достигаешь своих целей. Тебя поддерживает мама, мой папа. Тебе нравится то, чем ты занимаешься сейчас. Разве это не счастье, когда твои родители помогают тебе в реализации твоих идей, целей? Тебе не понять то, о чем я говорю. — Да, и я безмерно этому рад. Но… Не заканчивая свою мысль, мы слышим, как громко раздается звук ворот и входит Джексон, говоря нам: — Вы меня заждались? — уверенно спрашивает он. В его руках огромный черный чехол. — Где ты был? — спрашивает Питер, начиная шутить над ним. — Сейчас узнаете. Он подходит к моим родителям и к родителям Ритчелл, сообщая им просьбу сесть за стол. Все слушают его просьбу, и Джексон направляется к сцене. — Что все это значит? — с недоумением спрашивает у меня Ритчелл, и я пожимаю плечами. — Он что-то задумал, — отрезает Питер. — Думаю, сейчас начнется мщение за то, что я танцевал с Милой. — Не думаю, Питер. Вы же все уладили с ним? — Громко сказано… Я напугана, так как не желаю, чтобы мои родители видели, как Питер и Джексон из-за меня ругаются между собой. Мой папа тогда сойдет с ума, наблюдая, как два парня не могут поделить его одну единственную, согласно словам папы, малышку-дочь. — О, боже. Надеюсь, что все это не превратится в конфликт, — произношу я Питеру и Ритчелл. Джексон берет микрофон, и в отсутствии стеснения, скованности, уверенно и громко произносит: — Я хочу сейчас присоединиться ко всем, кто показывал нам сегодня свои творческие способности и спеть авторскую песню, раскрывая вам мой небольшой талант. — Что? — выпаливаю вслух я, не понимая, что значит его слова «раскрыть небольшой талант». — Мил, так он поет что ли? — разводит руками Ритчелл. — Ритчелл, я никогда не слышала, как он поет. Питер начинает закатываться в смехе, Ритчелл пинает его ногу под столом, чтобы он угомонился. — Больно! — Питер, не повторяй моих ошибок. Я тоже не знала, что ты и Мила хорошо танцуете. Быть может, Джексон будущий певец. Я смеюсь, слушая разговор Ритчелл и Питера. — Вы долго будете шептаться? — заявляю я, смеясь. — Все, смотрим на представление, — бормочет Питер, плача от смеха. — Я не могу смотреть, как у Питера, смеясь, текут слезы, самой хочется смеяться, — гогочет Ритчелл, хватаясь за живот. — Ритчелл, ты можешь чуть тише смеяться? — указывает Аннет Ритчелл, и мы всеми втроем лопаемся от смеха. Джексон достает из чехла гитару. ЧТО? Он играет на гитаре? Я устремляю глаза на него. Он начинает играть на гитаре, превращая слова, записанные на бумаге в песню. Мой смех превращаемся в настоящее удивление. Как же искренне он поет. Впервые в жизни я слышу, чтобы он пел и играл на гитаре. Неужели все эти годы, он скрывал свой талант. Авторская песня насыщенна событиями его жизни, любви, которую он испытывает к подруге своего детства. Его звонкий, мужской голос звучит под звук гитары потрясающе. У него шикарный голос. Внутри меня переполняют эмоции, которые хочется выпустить наружу. Все присутствующие смотрят на него. Питер, судя по его выражению лица, безмерно поражен. Глаза Джексона с самого начала песни не упускают моего взгляда. Моя эмоциональность снова активизировалась, и у меня начинают течь по щеке несколько слезинок. «Получается, эту песню он сочинил мне?» — спрашиваю я себя, начиная плакать от счастья. Я его так люблю. Я безумно его люблю. В данный момент, меня не волнует мнения других, я желаю подойти к нему сейчас же и поцеловать его. — Удивительно… Мне кажется или он поет для тебя? — тихо шепчет мне на ухо Ритчелл. Я не отвечаю ей, так как у меня отсутствуют слова в это счастливое мгновение моей жизни. Он продолжает петь и взирать на меня этим чувственным взглядом, в котором тысяча эмоций и чувств. Он не отрывает взгляда от меня, делая акценты в песне, на словах любви и признанья. На меня косится удивленно Мария, замечая мой смущенный, плачущий от счастья, взгляд. Песня подходит к концу, но Джексон продолжает играть на гитаре мелодию, которая очень красива. В этот момент Джексон подзывает меня к себе, и я словно по дуновению ветра встаю со стула и двигаюсь к нему на сцену, встаю рядом с ним, пританцовывая под мелодию, которую он доигрывал. Взоры всех присутствующих устремлены в нашу сторону. Джексон продолжает импровизировать и сообщает в микрофон: — Если кто-то еще не понял, то я поясню. Я написал эту песню девушке, которую давно безумно люблю. Она заставляет меня становиться тем, кем я сейчас являюсь, самим собой. За ее улыбку я готов свернуть горы. Я люблю тебя, Милана Фьючерс. Я хочу, чтобы все знали, что я люблю, стоящую передо мной девушку… Я стою рядом с Джексоном, смотрю ему в глаза, в которых я наблюдаю тысячу огней, светящиеся во всем мире. Он, в свою очередь, берет меня за талию, прижимает к себе, и со всей страстью целует в губы. Я отвечаю ему тем же, и мир словно замирает, когда наши губы сливаются в поцелуе. Нам в данное мгновение совершено неважно, что на это скажут родители, гости. Мы счастливы, и это самое главное. Мы нежно отдаемся нашим чувствам на фоне заката солнца. Останавливаясь от поцелуя, мы обращаем внимание на то, что все не упускают до сих пор от нас взглядов, в которых видно чрезмерное удивление. Стоит тишина. — Что это было? — недоумевая я от того, как я впервые на глазах у всех целовала Джексона и чувствовала заметное притяжение между нами.