— Не только. Прости, Жеяр, но на мне долг. И лишь когда он будет исполнен, я уйду. — Смелый мальчик, — вдруг прошептала лекарка. — Смелый, но глупый. Нельзя обмануть смерть. Нельзя отсрочить приход богини. — Зато можно заключить с ней сделку. — Да, — после короткой паузы согласилась бабка. — Только устроит ли тебя цена? Я посмотрел на закрытую дверь, за которой находился император. Грудь неожиданно резанула тоска. Спрятанный под рубашкой перстень снова налился тяжестью. Но вскоре тоска отступила. Непрошеные воспоминания уползли обратно вглубь. Ненужные переживания растаяли. После чего я встряхнулся и, перехватив внимательный взгляд лекарки, твердо сказал: — Я свою цену уже уплатил. И Рам она полностью устроила. Когда гости ушли, я еще какое-то время проторчал на кухне, занимаясь обычными мелкими делами. А потом ненадолго заглянул в спальню, проведать больного, и мгновенно насторожился, встретив тяжелый немигающий взгляд его величества. Император сидел на постели, неловко вытянув закованную в длинные, до середины бедра, лубки правую ногу, и мрачно смотрел на меня, словно именно я был виновен в том, что он покалечился. — Брат, значит? — недобро прищурился он, буравя меня своим фирменным взглядом. Оп-ля… Кажись, нас подслушивали? Я неловко помялся. — Ну, надо же было что-то сказать… Они тут имперцев не любят, поэтому мне показалось неразумным сообщать, кого именно занесло к ним в гости. — А почему на всю голову стукнутый? — совсем нехорошо посмотрел на меня повелитель. — А кто башку себе по неосторожности расшиб? — вопросом на вопрос ответил я, прикидывая, удастся ли в случае чего незаметно слинять на улицу или же его величество успеет швырнуть в меня ведро. — Ты сказал, что я стукнутый дважды, — напомнил император. — Правильно. Потому что во второй раз я бы сам с удовольствием вам добавил. Но, увы, — субординация не позволяет, поэтому об этом остается только мечтать. Карриан помолчал. — И как же ты им меня представил? — Кар, — помедлив, признался я. — Когда-нибудь ты меня в могилу сведешь, — устало отвернулся его величество и неловко подвинул больную ногу. — Это же надо, Кар! Как собаку… — Зато никто не догадается. Кстати, я бы посоветовал вам отпустить усы и бороду, сир. С таким приметным лицом лишняя предосторожность не помешает. Император только отмахнулся и потянулся за одеялом, дав понять, что разговор окончен. А я незаметно перевел дух и вышел, после чего вернулся на улицу, присел на обновленное крыльцо и вплотную занялся принесенными из лесу палками. Наевшийся от пуза щенок тут же приковылял ко мне и нахально улегся на сапог. Я занялся делом. Он, разумеется, задремал, ничуть не смущаясь морозом и отсутствием подстилки. На улице в это время народу почти не было. А если и появлялся кто-то из деревенских, то к нашему дому старался не подходить. И только дети — укутанные в меха, неуклюжие, пугливые, но бесконечно любопытные дети до позднего вечера бегали вдоль забора, подглядывали за нами в щелочку и шушукались, полагая, что никто не слышит. — Тихо ты, ворчун, — добродушно хмыкнул я, когда мимо дома с топотом промчался очередной мальчишка, а волчонок на шум недовольно рыкнул. — О, вот и имя для тебя нашлось: Ворчун. — Р-ры, — пробурчал щенок, снова опуская морду на мохнатые лапы. — Не спорь. Дяде Мару виднее. Так мы просидели до самой ночи, занятый каждый своим делом. Зато, когда я закончил, в моих руках вместо обычной палки появился вполне приличный костыль. Точнее, не один, а сразу два, для надежности. Я, правда, замучился, пока выстрогал упоры под мышки, но надеюсь, Карриан оценит. Ну а если нет — что ж, будет по-прежнему ходить в ненавистное ему ведро и тешить гордыню дальше, пока не устанет или же пока сломанные кости окончательно не срастутся. Утром, еще по темноте, я тихонько встал и снова ушел на охоту, оставив Ворчуна за старшего. Пробежавшись по лесу с братьями, получил несказанное удовольствие, насытился и принес в деревню тушу кабана, которую дежурившие на воротах мужики встретили одобрительным гулом. На этот раз мясо взял только для волка, нам с императором на сегодня хватит. А когда вернулся, принеся на одежде мощный волчий дух, Ворчун выбрался из спальни и, потянув носом воздух, жалобно заскулил. — Ну прости, — потрепал я поникшего волчонка по холке. — Тебе еще рано в стаю. Ворчун в ответ только заскулил громче. Пришлось взять его на руки, наговорить всяких глупостей, пожалеть и аккуратно усыпить, чтобы отчаянно скучающий по родным ребенок не травил душу мне и себе. Его величество на этот раз проснулся раньше обычного, с аппетитом поел, не отказался умыться и причесаться. И аж посветлел весь, когда я торжественно вручил ему новенькие костыли. Само собой, при смене положения его величество по-прежнему мутило. Нога, хоть и меньше, продолжала болеть. Но я рассудил — отек со стопы полностью спал, признаков заражения так и не появилось. И раз все не так плохо, то пусть скучающий повелитель чем-нибудь занимается, да хоть по комнате ковыляет, чем сидит на одном месте и хандрит. Естественно, сразу я его на улицу не пустил. И конечно же по этому поводу мы снова поспорили. Но на сей раз я оказался умнее, поэтому, едва император вспылил, клятвенно пообещал, что как только его величество научится держать равновесие на костылях, то отдам вожделенный сортир в его полное распоряжение. Император на это смачно обложил меня матом. Я в ответ лишь ухмыльнулся. После чего был вынужден уворачиваться от брошенного костыля, а затем бежать и спешно подхватывать пошатнувшегося монарха за плечи. Потом мы совместными усилиями добрались до кровати. За это меня обложили матюгами повторно. Правда, уже скорее обреченно, чем зло. А еще часа через два, отдохнув и смирившись, Карриан снова взялся за костыли. И на этот раз гораздо лучше справился с заданием, за что я его громко и почти что искренне похвалил. Да, дверь после этого чуточку пострадала, но она и так была стара, так что вонзившийся в нее костыль существенного урона не нанес. Ну подумаешь, мне потом пришлось сажать ее на петли заново… Главное, его величество немного повеселел. Пожалуй, я и правда дурак, если так быстро забыл про его сложный нрав и тот факт, что порой его величеству надо было выпустить пар. Дома-то мы для этого использовали тренировки. А теперь о них пришлось забыть. Хотя нет. Костыль — это же не просто средство передвижения, но еще и палка, которую можно использовать разными способами. А если на нее ведро с водой повесить, то чем вам не ручной тренажер? Надо ли говорить, что особого энтузиазма эта идея у императора не вызвала. Но, помаявшись пару дней в душной комнате, он все-таки сдался. И пока я расчищал снег во дворе, латал забор, ходил на охоту или что-то делал по дому, Карриан добросовестно приводил себя в форму просто потому, что должен был чем-то заняться, чтобы не помереть от скуки. На улицу он смог выбраться только к концу недели. И то лишь потому, что я упустил его из виду. Собственно, меня отвлекли от домашних забот дети. Угу. Самые обычные местные дети, которые именно в этот день осмелели настолько, что целый час проторчали возле нашего забора и с визгом разбежались кто куда, когда я потехи ради бросил в них самый обычный снежок. Само собой, вскоре они вернулись. И опять разбежались, когда кому-то достался снежный снаряд. Однако потом как-то само получилось, что вскоре мальчишки явились с подкреплением, и на этот раз снежки полетели уже в меня. Да еще так плотно, что я был вынужден занять стратегически важную позицию за старым сортиром и время от времени отстреливаться, пока идущая мимо женщина не разогнала наглых сорванцов и не спасла меня от них. Когда я выбрался из сугроба и кое-как отплевался от снега, то обнаружил, что дверь в дом открыта, а стоящий на крыльце император, с голыми ногами, в длинной рубашке и накинутой сверху шубе, с подозрением смотрит на мое довольное лицо и попутно изучает единственную деревенскую улицу. Гнать его обратно в комнату я посчитал бесчеловечным. Поэтому помог ему спуститься. Бдительно проследил, чтобы он без увечий добрался до сортира. Терпеливо подождал, когда его величество оттуда выйдет и… с проклятиями упал обратно в сугроб, потому что гадкие мальчишки вернулись и в самый неподходящий момент обстреляли нас снежками. — Ложись! — гаркнул я, бесцеремонно дернув императора за шубу. Карриан совершенно искренне опешил и за промедление был тут же наказан. Зато, получив снежком в глаз, он весьма живо сориентировался и упал в соседний сугроб, осыпанный снегом, детским смехом и громкими криками, в которых за версту можно было угадать дерзкий вызов. — Вот, значит, как? Ла-а-адно, — протянул я, торопливо лепя свои собственные снаряды. — За покушение на императора положена смертная казнь. Но вы, хулиганы, заслуживаете большего. Сир, я вас прикрою и ненадолго отвлеку этих драхтовых стрелков, а вы в это время в темпе вальса мчитесь в дом, иначе отморозите тут что-нибудь на фиг. — При всем желании мчаться куда-либо я не в состоянии, — на удивление миролюбиво заметил его величество, выглядывая из-за сугроба. В макушку ему тут же прилетел большущий снежок, но, к счастью, я успел его отбить, иначе быть бы его величеству стукнутым не два, а целых три раза. Причем абсолютно заслуженно. — Тогда остаются два варианта, — озабоченно произнес я. — Первый: мы дожидаемся какой-нибудь доброй селянки, которая спасет нас от ужасного произвола. И второй: я снимаю с вас шубу, выставляю ее вместо щита, и мы с вами по мере возможности спешим в дом, пока нас тут не закидали. Император думал недолго. — Пожалуй, второй вариант мне нравится больше. — Тогда раздевайтесь, — скомандовал я, подползая ближе. — Сейчас передислоцируемся и начнем операцию «Прикрытие». Пока мы возились с одеждой и на полном серьезе обсуждали план отступления, в дело решил вмешаться Ворчун. Услышав шум, он выглянул из дома. Увидел радостно гогочущую детвору за забором. Правильно расценил наше плачевное положение. С некоторым трудом слез на землю и испустил такой грозный рык, что веселящиеся мальчики разом примолкли. А когда лохматый волчонок свирепо оскалился и решительно похромал в сторону забора, детвора с визгом и хохотом разбежалась, дав нам время скрыться с поля боя. К тому времени как Карриан с моей помощью вскарабкался на крыльцо, дети конечно же вернулись. Но теперь их вниманием завладел маленький волк, которого им ужасно хотелось, но было страшно погладить. Благодаря Ворчуну снежков мы на обратном пути почти не словили. Разве что на излете один шарахнул меня по затылку. Причем с такой силой, что я от неожиданности споткнулся. Снаряд, ударившись о голову, разлетелся в стороны сотнями мокрых снежинок. Звук при этом раздался такой, что у меня аж зубы загудели. Но император неожиданно развеселился и, прислонившись спиной к стене, громко хмыкнул, а когда я с шипением потер затылок, в голос расхохотался. — Теперь мы с тобой, похоже, оба стукнутые! — сквозь смех сообщил он, заставив меня невольно улыбнуться. — Это точно. Но кто ж знал, что эта мелочь так метко пуляется? — Ты знал. — Не… Эти негодники сперва по груди метили. Видимо, пристреливались. А как почуяли слабину, так и оторвались вволю. Ох, надо бы Ворчуна позвать, пока его там не закидали, — спохватился я и, непочтительно отодвинув его величество в сторону, высунул нос за дверь. — Ворчун! Домой! Снаружи в меня немедленно прилетело сразу несколько снежков, а следом за этим в дверь с возбужденно разинутой пастью и горящими глазами протиснулся хромой волчонок. — Э, брат, да ты, похоже, всерьез рассердился, — сообразил я, услышав вырвавшийся из глотки звереныша рык. Затем нагнулся, с усилием поднял ощетинившегося щенка, в густом меху которого застряло немало снега. Слегка его встряхнул. Эффекта не добился. После чего без предупреждения чмокнул его в нос и, взглянув в изумленно расширившиеся глазенки, со смехом добавил: — Ты что, малыш? Это же дети. И для них это всего лишь игра. Вон даже его величество не злится, хотя словил пару раз по тыковке. А ты что-то разошелся… Щенок сердито дернул ушами, будучи не в силах взять в голк, чем такая опасная игра отличается от настоящего нападения, но я чмокнул его в нос еще раз. Опустил обратно на пол и, подтолкнув к печи, бодро заявил: — Время ужинать. Кто у нас самый голодный? — Я, — вдруг со смешком заявил его величество. — Значит, тебе и готовить, — не подумав, брякнул я. Но сразу осекся, мысленно дал себе по башке и принялся лихорадочно придумывать оправдания. Однако император отчего-то не осерчал. На такую неслыханную дерзость он лишь вопросительно приподнял одну бровь и медленно проговорил: — Вообще-то я никогда раньше этого не делал. Я перевел дух. — Тогда, наверное, самое время научиться… э-э, сир? — Кар, — недолго подумав, предложил император. А затем протянул широкую ладонь и удовлетворенно кивнул, когда я подошел и, глядя ему в глаза, крепко ее пожал. ГЛАВА 15 Ночь — довольно странное время. Время погрустить и подумать, поговорить или, наоборот, помолчать. Время для воспоминаний, сожалений, тихой радости и такого же тихого горя. Время, когда раскрываются тайны, а порой и люди, особенно если раньше им было не с кем поделиться. Этой ночью мне не спалось. И Ворчун под боком все никак не мог угомониться. Недовольно возился. Фыркал. Рыл лапами шкуру. Тыкался мокрым носом мне то в бок, то под мышку. Наконец, забрался на меня целиком, распластался на животе и только тогда успокоенно засопел.