— Да заходите, ваше величество, — у гукнул я. — Жаль, что я разбудил вас раньше времени, но от борща не отказывайтесь, а то полжизни потом жалеть будете. Злость императора тут же утихла. Он действительно зашел, сел рядом со мной на грубую лавку, молча взялся за ложку и, опалив меня еще одним выразительным взглядом, принялся за еду. Правда, по мере того как борщ в тарелке стремительно убывал, недовольные складки на лбу Карриана постепенно разглаживались. Глаза посветлели. А когда Талья поставила перед ним большое блюдо с горячими плюшками, он благодарно кивнул. Обратно мы вернулись только через час — сытые и сонные, потому что умудрились обожраться до невозможности. А по пути я честно повинился. Признался, что не ожидал такой реакции. Кар в ответ поворчал. Обозвал меня нехорошим словом. Но в итоге мы все-таки договорились, что больше я таким варварским способом выдергивать его из сна и из постели не буду. Я пообещал. Куда деваться? Но с огорчением признал, что процесс завершился почти в три раза быстрее, чем обещал Тизар. Так что теперь я не только уйти без ведома императора не смел. Страшно подумать — лишний раз даже в сортир не мог удалиться, не поставив его при этом в известность. Дурацкая синхронизация и из-за печати, и из-за перстня получилась двойной. Сперва мы синхронизировались по магии. Потом вот из-за кольца. А итогом этого идиотского совпадения стало то, что к концу второго года в качестве тени его императорского величества я не просто начал понимать Карриана — я и впрямь начал его чувствовать. Где он находится, в каком настроении, хочет ли есть или же, наоборот, его блевать тянет от отвращения. Потом-то я, конечно, сообразил, что именно благодаря синхронизации был лишен возможности испытывать физическое влечение к противоположному полу — Карриан тоже этого не мог. Но ему-то мешала магия, а мне, как вы уже, наверное, догадались, он сам. Однако и это еще цветочки. Оказывается, благодаря синхронизации блаженный холодок, который так долго спасал меня от эмоций, тоже начал давать трещины. Я стал более подвижным в этом плане, менее устойчивым и, к сожалению, чересчур чувствительным. Да, вот такой порочный круг, из-за которого в итоге страдали мы оба и до окончания которого нужно было потерпеть еще один мучительно долгий год. Хотя в каком-то смысле мне стало проще, теперь из императора не надо было клещами тянуть слова и допытываться, что именно его не устраивает. Я просто знал это. И никакие маски, холодный тон, злобный взгляд или свирепое раздувание ноздрей не могли сбить меня с толку. Более того, я воочию убедился, что в действительности Карриан не был таким уж козлом. И чурбаном бесчувственным тоже не являлся. Просто жизнь во дворце сделала его таким. Жесткие рамки, в которые он был поставлен с самого детства. Они порой очень мешали жить, но иначе император уже не мог. А если и мог, то не хотел этого показывать. Только я знал, о чем он в действительности думает, чем живет и как тяжело ему принимать некоторые решения. И лишь со мной он позволял себе расслабиться, хотя и это происходило не так уж часто. Пожалуй, именно тогда я со всей ясностью понял, что имел в виду мастер Зен, когда говорил, что тень — это отражение хозяина. Я стал для Карриана не просто тенью. В каком-то смысле я стал им самим. Я думал, как он. Реагировал, как он. Я был его зеркалом. Его вторым «я». Той самой тенью, которая во всем его поддерживала и даже иногда подражала. Это было неизбежно с двойной синхронизацией. Мы просыпались и вставали одновременно. Мы в одно и то же время хотели есть, спать, валяться на кровати и ничего не делать. Испытывали одни и те же эмоции. Совершенно одинаково раздражались на посетителей, явившихся не по делу. И так же одинаково испытывали облегчение, когда эти люди покидали кабинет. Я научился предугадывать, когда Карриана настигнет приступ его знаменитого бешенства. И в какой-то момент увидел, что в действительности это не следствие гнусного характера, а лишь результат естественных всплесков темного дара, которые требовалось гасить, причем делать это как можно более незаметно. По мере того как приближалось окончание нашей с императором каторги, таких всплесков и перепадов настроения становилось все больше. Сами они были все ярче и агрессивнее. Справляться с ними оказывалось все труднее и все чаще мне приходилось забирать у императора излишки. Карриан, хоть и старался этого не показывать, стыдился своей слабости. Будучи сильным мужчиной, он всеми фибрами души ненавидел беспомощность. Собственная уязвимость и полная зависимость от перстня выводили его из равновесия. Но поделать он ничего не мог. И я не мог, потому что это значило не только опозорить императора перед всем честным народом, но и подписать себе смертный приговор. — Перстень вынуждает его искать невесту, — сказал мне однажды Тизар. — Но Карриан не хочет этого делать, и магия перстня наказывает его за отказ. С каждым разом наказание будет все сильнее. Не знаю, как император переживет оставшийся год. Боюсь, или магия, или перстень его однажды убьют. Я, когда это услышал, откровенно струхнул и начал следить за самочувствием императора еще пристальнее, чем раньше. Я не отходил от него ни на шаг. Все «провода» от «камер» перетянул в его покои, создав из них некое подобие операторского кресла, в которое забирался по вечерам и часами наблюдал за происходящим во дворце. Порой я там даже засыпал, продолжая во сне видеть цветные картинки. Императору мое кресло тоже приглянулось, так что, пока я был занят своими делами, он иногда экспериментировал сам. Я создал для него все условия. И это тоже помогало отвлечься от невеселых мыслей, которых с каждым днем крутилось в его голове все больше. — Мне не нужна эта женщина, — процедил Карриан, когда я передал ему слова придворного мага. — Она не захотела стать моей, поэтому я тоже от нее отказываюсь. Императрицей и матерью моих детей она не будет! Он зло покосился на кольцо, от которого было столько проблем, и я почувствовал, как душит меня вмиг потяжелевшая цепочка. Теперь для этого императору не нужно было даже прикасаться к кольцу — хватало простых эмоций. И все они были жгучими, яркими, обжигающими, колючими. К ним было страшно прикоснуться — настолько он ненавидел свою неслучившуюся «невесту». Не знаю, что сказал бы Карриан, узнав, кто именно вытащил из фонтана второй перстень, но думаю, что ничего хорошего из этого бы не вышло. Он действительно ненавидел свою «невестушку» всей душой. И каждый день эта ненависть отравляла жизнь нам обоим. Мы от нее задыхались. Я так точно. А он… Он всего лишь сходил с ума от невозможности что-либо изменить. И чем больше в этом упорствовал, тем больнее била по нему магия первого императора. — Спасибо, — выдохнул Карриан, когда я в очередной раз выпил у него излишки. — Но это не твоя вина. Зря переживаешь. «Да как же не переживать?! — молча крикнул я, чувствуя себя последней сволочью. — Одно хорошо — недолго осталось. Всего девять месяцев потерпеть, а потом и ты, и я будем свободны». Зима принесла с собой долгожданное облегчение. Вместе с первым снегом растормошенные Каррианом эмоции постепенно улеглись, и нам стало малость попроще. Когда император закипал, я сохранял спокойствие за нас обоих. Когда его душила злость — я открывал окно и впускал в кабинет прохладный воздух. Какое-то время это хорошо помогало, и мы более или менее спокойно дожили до середины зимы. Но потом магия императора сделала новый виток, и все стало гораздо хуже. Месяца за три до окончания срока срывы у Карриана стали настолько частыми, что я теперь боялся оставить его одного даже на пару минут. Приступы следовали один за другим. Уже без всякой причины. Дар императора ни с того ни с сего вдруг взрывался подобно петарде, и, если рядом не оказывалось меня, то страдала мебель, важные бумаги, стены, окна… Однажды Карриан умудрился испепелить балкон, на котором я любил по вечерам смотреть на звезды. Потом уничтожил люстру в кабинете. Обратил в пепел собственную кровать. Тизар, всерьез озаботившись состоянием императора, отменил все приемы и запланированные ранее мероприятия. Но положения это не спасло — покои его величества планомерно обращались в прах, и находиться рядом с ним без риска для жизни мог только я один. К сожалению для себя и к огромному счастью для всех остальных. В последние недели нам даже ночевать приходилось в одной комнате. У стены. На двух матрацах, потому что после бесславной кончины третьей подряд кровати Карриан велел их ему больше не затаскивать. По ночам он снова начал плохо спать. Но на этот раз уже сам просил усыпить его магией. И я усыплял. Опутывал его стабилизирующими нитями как коконом, в надежде, что это убережет дворец от беды. Сам ложился рядом. Брал императора за руку. И всю ночь чутко караулил его сон, потихоньку выпивая льющуюся из него магию, которая образовывалась с неимоверной скоростью и всегда была направлена исключительно на разрушение. Контроль над этим процессом он полностью утратил примерно за месяц до дня «икс», которого все окружение императора ожидало как манны небесной. Карриан устал от постоянных эмоциональных качелей. Да и я устал не меньше, потому что откат раз за разом ударял именно по мне. Императора это бесконечно бесило. Меня огорчало. Он, в свою очередь, злился еще больше, и день за днем этот снежный ком только нарастал. Дело дошло до того, что даже Тизар стал бояться заходить в императорские покои, чтобы ненароком не усугубить ситуацию. Все текущие дела Карриану пришлось сбросить на советников, что тоже не улучшало настроения. Сидеть в собственной спальне, зверея от тишины, собственной беспомощности и ничегонеделания… Все, что нам оставалось в такой ситуации, это говорить. Травить анекдоты, вплоть до бородатых, пересказывать байки, легенды, сказки. Вспоминать детство. Делиться тайнами. Вместе ржать. Зевать. Ходить в сортир, благо их тут было предостаточно. Не к месту дрыхнуть, на пару есть переданные через Тизара вкусности. Молчать. Принимать ванну. Тренироваться на ограниченном пространстве. Биться головой об стену, всеми силами пытаясь отвлечься от скуки. Материться, изощряясь в знании непечатных идиом. Снова ржать. Потом опять бороться. А затем садиться на жесткий пол и часами плевать в потолок, время от времени задавая друг другу вопросы. Говорят, общая беда сближает, и это, пожалуй, верно, потому что спустя пару недель я, к собственному удивлению, понял, что знаю об императоре все. Как он рос. С кем дружил. Где именно встретил и как собрал свой личный десяток. Почему не любит людей и отчего так привязан к бабушке. Я выяснил, как и почему был убит его дед. Узнал, каким именно образом Карриан убил своего наставника и как плакал, решив, что все во дворце мертвы, а он один остался посреди вымершего склепа, в котором было страшно, холодно и темно… Не знаю, рассказывал ли он об этом кому-то еще, кроме меня и вдовствующей императрицы, но я также понял, почему Карриан не любит чужих. В его положении доверие — непозволительная роскошь. И то, что за доверием рано или поздно следует предательство, он тоже усвоил очень хорошо. Он много мне чего успел рассказать за эти дни. Того, чем люди обычно не делятся с другими или же делятся, но с теми, кого надеются больше не встретить. Синдром попутчика или что-то в этом роде. Но я молчал. Терпеливо слушал. Делал выводы. А когда император замолкал, подхватывал эту импровизированную эстафету, часами рассказывая про годы, проведенные в ученической башне, и обо всем, чему учил меня мастер Зен. Тогда же меня посетила запоздалая мысль, что раз учитель погиб, то в ученической башне не осталось мастера-тени, способного поднять учеников на последнюю ступень мастерства. — Мастера Нола уже ищут, — покачал тогда головой император. — Пока он жив, никто тебя туда не вернет. Да и потом… — Что? Не отпустишь, даже если прижмет? Я все же не совсем твоя тень. Отказаться можешь в любой момент. — Я к тебе привык, — поморщился Карриан. — А с новичком все придется проходить по новому кругу. — А если окажется, что мастер Нол состарился? Или умер? — со смешком предположил я. — Да и меня могут убить в любой момент. Кто тогда будет учить твою новую тень? Но Кар отчего-то не разделил моего веселья. — Не о том думаешь, — буркнул он себе под нос и больше мы к этой теме не возвращались. Наверное, это странно, но в какой-то момент я поймал себя на мысли, что раньше в отношениях мне не хватало именно этого — открытости, всепоглощающего доверия, той самой духовной близости, которая сродни обнаженной ране. Всего одно движение — и человека можно убить. Всего один шаг, и ты тоже истекаешь кровью. Но я не предам. Как бы ни повернулось дело. И никогда не забуду то неописуемое чувство, когда двое — это и впрямь единое целое. Две половинки. Две истосковавшиеся другу по другу души, которые наконец-то нашли точку соприкосновения. Я пронесу это воспоминание через всю оставшуюся жизнь и буду возвращаться к нему снова и снова. Потому что я теперь знал, как оно бывает. И очень надеялся, что в следующей жизни мне снова удастся вспомнить это восхитительное чувство. А потом, ровно за неделю до назначенного срока, все неожиданно кончилось. Как по мановению волшебной палочки. Просто раз — и не стало. Однажды утром я открыл глаза, с трудом разжал сомкнувшиеся на запястье Карриана пальцы и понял, что невыносимая тяжесть, так долго мешавшая мне дышать, куда-то исчезла. Мне стало хороню. Легко. Я снова вернулся в беззаботное детство, где нет тревог, проблем и дурных вестей, от которых хочется сдохнуть. Это было неожиданное ощущение. Воздушное. Настолько потрясающее, что я не выдержал и в голос расхохотался. — Отстань, — поморщился Карриан, когда я принялся бесцеремонно его тормошить. — Какое отстань? Ты что? Неужели не чувствуешь? Кар, все закончилось! Слышишь? За-кон-чи-лось! — Что ты сказал? — замер его величество. Но потом прислушался к себе, неожиданно посветлел лицом и выдохнул: — Рам! А ведь верно! — Поздравляю: ты теперь свободен! — снова рассмеялся я. А потом вспомнил посетившее меня накануне ощущение и с неожиданной грустью подумал: «И я свободен. Только не знаю, плохо это или хорошо». ГЛАВА 22 — Ну, что могу сказать… Похоже, вы действительно в порядке, сир, — сообщил Тизар, закончив с осмотром. — Аура чистая, магический дар стабилен, а перстень… хм, все еще активен, хотя этого, по идее, быть не должно. — Почему? — удивился Карриан. — Срок же еще не вышел. Придворный маг поджал губы. — Последняя неделя самая сложная, если я правильно понимаю. А кольцо ведет себя так, словно вы, простите, успели сделать все, как положено. — Ну-ка, ну-ка, договаривай… Что именно я успел такого сделать? — подозрительно прищурился император. Тизар отвел глаза. — Невесту свою нашли. И провели с ней ночь. Вот уж когда я поперхнулся водой, которую успел глотнуть из стакана, и едва не выплюнул все прямо на мантию «дядюшки». — Тизар, чтоб тебя… — Думай, что говоришь! — ледяным тоном заметил Карриан. И правильно — ночевали-то мы вдвоем, никого другого рядом не было и быть не могло по определению. Так что маг по неосторожности едва не намекнул на позорную для Тальрама уголовную статью. Тизар побледнел. — Простите, ваше величество. Я не это хотел сказать. Просто… это неправильно. Поэтому мне тревожно. Что, если это временный эффект и ваш дар снова дестабилизируется? Что, если это случится в самый неподходящий момент и мы не успеем вам помочь? — У меня есть Мар, — отрезал его величество. — Этого достаточно. — Простите, сир, — с поклоном отступил маг, но глаза у него все равно оставались настороженными, беспокойными. Впрочем, я его понимал. И на его месте тоже не захотел бы выпускать императора из заточения. С бомбой, у которой включен часовой механизм и до взрыва осталось всего несколько дней, не шутят. И мало ли что она вдруг перестала громко тикать и теперь всем видом изображает, что белая и пушистая? Бомба есть бомба. И если ты знаешь, что ровно через неделю она рванет… Тизар бросил на меня умоляющий взгляд. — Сир, а давайте начнем этот день с тренировки? — предложил я, допив воду и поставив пустой стакан на подоконник. — Сходим в подвал, хорошенько разомнемся… У Карриана недобро сузились глаза. — Ты тоже сомневаешься, что все закончилось? — А вы разве нет? Император насупился, но он прекрасно чувствовал, что со мной происходит, видел, что я не шучу, поэтому в конце концов неохотно кивнул: — Хорошо, начнем с подвала. — Правильно. Там стены толстые. Если что, дворец не рухнет.