Сестрёнка кивнула, взмахнув кудряшками, и с серьёзной мордашкой принялась заворачивать монеты в платок. Слёзы забыты, глазки подсыхают, ну и славно. – Софья Марковна, э-э… – Дальше решил продолжить на немецком и попросил двадцать пять рублей мелкими купюрами. Знахарка их быстро принесла и положила передо мной. Пододвинув деньги к матери, я постарался объяснить свои действия: – Мама, мы желаем тебе счастья, и, если там станет плохо, ты в любое время можешь перебраться жить к нам. Тут небольшая часть наших денег, это твоя независимость от мужа. Не показывай их никому, а придёт чёрный день или помочь кому-нибудь потребуется – воспользуйся. Опять она плачет. Чё-ёрт! Вроде добро сделал, а на душе хреново, хоть волком вой. Моё мнение о матери Мишки и Машки сегодня сильно изменилось. Я по-прежнему не хотел бы с ней жить, но теперь считал себя обязанным о ней позаботиться. Перед расставанием поинтересовался, есть ли у нас с сестрёнкой какие-либо документы. На меня не оказалось (родственнички подсуетились), а на Машку имеются. Их спрятала экономка отца, они с матерью дружили. Так уж сложилось, что мои бумаги хранились у поверенного по отцовским делам, и он, гад, сдал их родственникам за круглую сумму. А сестрёнкины оставались в доме, где мы жили, в кабинете отца. Когда кодла наследничков к нам нагрянула, документов сестры ими найдено не было. Нас даже обыскали перед отправкой в деревню, и все немногочисленные вещи перетрясли, но ничего не нашли. А уже отъехав от дома, мы встретили сынишку экономки, он и передал сохранённые бумаги. Мать пошарила в своём бауле и извлекла потрёпанные листочки. – Может, вы сумеете ими распорядиться. После её ухода мы с Софой всё внимательно осмотрели. Всего две бумажки: выписка из церковной книги о крещении с указанием фамилии и имени отца, а также заверенное нотариусом свидетельство о рождении с признанием отцовства. Но знахарка сказала, этого достаточно для пожалования дворянства. Правда, только в Санкт-Петербурге, здесь вряд ли получится. Ну, уже кое-что. Машка от этой новости зависла, как от зеркальца. Ха, дворянка замороженная! Да-а, всего месяц назад полагал, до мексиканских страстей далеко, и вот те на! А через день к нам заглянул ещё один визитёр – старший брательник порадовал своим приходом. Ближе к вечеру присел я на скамеечку отдохнуть, и он идёт. Не удивлюсь, если ждал на опушке моего появления. Мысли мгновенно свернули на тропу войны. Впрочем, тут драться бессмысленно, такого и ломом не возьмёшь, поэтому поправил «лефоше» за пазухой и ножик в рукаве проверил. Так, на всякий случай. Хоть и не верю, что он у Софьиного дома драку затеет. Вежливо поздоровался, даже руку пожал. Сел рядом, в глазах искорки веселья сверкают. – Говорят, ты, братко, отделился, семью завёл? Во приколист! Слухи о моей женитьбе сильно преувеличены. Я решил поддержать его шутливый тон: – Да пора уже, братко. Эт ты в женихах застрял. Гнат рассмеялся: – Не отгулял ещё свово. – А я всё думал, красавицы, себе равной, никак не найдёшь. – Да красавицы-то есть, но глаз ни на ком не останавливается. Вот если бы их всех сразу… – У-у, да тебе на юга надо, гарем там заведёшь. – Не-е, – он мотнул головой, – гарем не потяну. Посидел немного и спросил уже тише: – Фёдора за што побил? – Не понравилось ему, как я себя на торгу в Устьянском вёл, и потому собрался он меня проучить. Да не один пришёл, ещё и приятеля с собой привёл, чтоб тот посмотрел, как младших вразумлять следует. Но не вышло у них. – Приятеля, говоришь, привёл? То-то молчит, стервец. Ничё, я им мозги вправлю. Ты не серчай на него, дурак он. – Знаю и не сержусь. Фёдор-то как, ножичек не точит? Брат удивлённо на меня посмотрел. – Ты худого-то не мысли, он хоть и дурень, но не убивец. Кулаками помахать и младшого брата уму-разуму поучить – это одно, у нас в деревне таких хватает. Другое дело – родную кровь со света сжить. – Затем он весело усмехнулся: – Не ведаешь, поди, что три месяца назад ему за тебя бока намяли: полез Ивану Струпню морду бить, а у того братьёв, знаш ведь, целый двор. Пришлось и мне руку приложить. – Почему за меня? – Так не прав он. Нечё было тебе глаз тогда подбивать. Войнушки местного масштаба! Хотя деревенские раньше всегда так жили. Неважно, какие в семье отношения, за порогом дома тебе может помочь только родня, и лишь во вторую очередь – приятели. Вот и лупили всех, кто на братьев или сестёр рот разевает. А я, получается, напридумывал себе про Фёдора фигню разную, мистером Зло его сделал. Опять промашка, как и с козой. Наверно, следовало тогда в лесу с ними помягче разговаривать, что ли? Драки всё равно бы не избежал, но прошла бы она не с таким ожесточением. – Помириться вам с Фёдором надоть. Сам понимашш, тебе идти: ты побил. Блин, не было печали, отшлёпал брат братишку! Но Гнат прав, конфликт необходимо гасить, пока не разросся. Нужно встретиться, объясниться. – Когда лучше подойти? – Да завтра, чтоб с тятькой не встренуться. Они с мамкой в церковь в Устьянское поедут. – Хорошо. Мирные переговоры закончились на мажорной ноте, но Гнат не спешил прощаться. – Ты чем отходил-то их? – Палкой. – А они чё ж, стояли смотрели? – Да нет, просто поймать не могли. – Хех! Не покажешь, как ты ею машешь? Чёрт, придётся изобразить танец с палками, иначе не отстанет. Я молча принёс свою дубинушку и прокрутил несколько тренировочных связок. Брат, засунув руки за пояс, внимательно наблюдал. – Ловко это у тебя получается. Кто научил? – Сам придумал. – Брешешь? – Нет. Само в голову пришло. Последнюю фразу произнёс больше для подошедшей Машки. Гнат тоже её увидел, широко улыбнулся, развёл руки в стороны: – Болтушка! Иди ко мне, родная. Сестрёнка подлетела со всех ног и, подпрыгнув, повисла у него на шее. Похоже, оба очень рады встрече. Когда устали обниматься и малая отцепилась, брательник достал из-за пояса леденец на палочке и посмеиваясь ей вручил. Ох, рожица-то у неё какая довольная стала. Ну, дитё ж ещё совсем! Не чрезмерно ли я её работой загружаю? А прикольно они рядом смотрятся: Маша и медведь, почти как в мультике. О-о-о, затараторила, «пулемётчица», перескакивая с одного на другое: как мы прекрасно живём, как много вкусностей едим. Болтает без умолку, а подарочек облизывать не забывает. Поведав о жизни, взяла Гната за руку и повела показывать нашу «стройку века». Хозяйка Медной горы, не иначе. Пользуется тем, что Софы нет, наша старшая её вмиг бы приструнила. Посидел, дождался конца экскурсии. Тут и знахарка из леса вернулась. Машка, завидев её, быстренько юркнула в землянку и принялась изображать из себя занятую повариху: ужин скоро. Брат церемонно поздоровался с местным начальством и подсел ко мне. Софа оглядела нас орлиным взором и ушла в дом. – Машка говорит, ты всё строил? Язык оторвать этой пигалице надо, ведь предупреждал же! Гнат, заметив мою кислую гримасу, продолжил: – Ты её не ругай, от меня вам зла не будет. – Да ладно. Решил, мала землянка для нашей компании, вот и… – Молодец! А нас чё о помощи не попросил? Мы бы с Фёдором подсобили. Я неопределённо повёл плечами. Откуда ж мне было знать? – Не пойму, что у тебя вышло: дом не дом, сарай не сарай. Сложено кое-как, хорошо, если до весны простоит. Сразу видно, пацан делал. Да-а, «порадовал» братец. Я больше двух месяцев корячился, гордился своей работой, а он пришёл и опустил меня ниже плинтуса. – Так плохо? Он рассмеялся и хлопнул ладонью по моей спине. У-у, слон. – Для тебя это не плохо. Если думашш дальше здесь жить, следующим летом домишко путём сложим. – А если уйти на будущий год соберусь? Гнат внимательно посмотрел, двумя взмахами ладони растрепал мне волосы и спросил: