Сейчас при ввозе драгоценностей в империю с целью их реализации на её территории следует сдавать изделия на дополнительное опробирование в Пробирную палату. Там у них проверят пробу и ещё раз проклеймят, уже русским клеймом. Когда же человек везёт через границу драгоценности, купленные для себя, повторное клеймение не требуется, но продавать в России привезённое, случись такая надобность, закон не запрещает. И вот на сегодняшний день, получается, слишком много вещичек якобы из Австро-Венгрии мы в Красноярске сбагрили без добавочного российского клеймения. Вещичек, надо признать, довольно заметных (старался я, однако), поэтому умные люди могут задаться вопросом: кто ж это из-за границы столько добра привёз, не отметив его на таможне, и теперь сбывает? Ну ничего, в ближайшие дни исправим положение. На изготовление ювелирных украшений у меня ушла без малого треть золотого запаса. На данный момент разницу между лучшими ценами на золотой песок и ценами на изделия оцениваю как один к полутора, а на выдающиеся безделушки – один к двум с половиной. Если отталкиваться от цен скупки песка у старателей, то выйдет ещё слаще – минимум один к двум. С одной стороны, с таким соотношением мне нет смысла летом в земле ковыряться; можно сидеть дома и, периодически скупая золотишко, клепать разные финтифлюшки. А с другой – в полный рост встаёт проблема сбыта, лафа долго не продлится. При увеличении производства мы будем вынуждены снижать цену. Продажа через купцов в другие города тоже не выход. Купцы, по словам Валерия Яковлевича, возьмут раза в полтора дешевле рыночной стоимости, и прибыль, само собой, упадёт соответственно. И что делать в этой ситуации, я пока не решил. В начале февраля Софа в очередной раз подошла с предложением «поковыряться» в моей голове: – Александр, завтра с утра всё располагает к просмотру знаний. – Хорошо. Сообщу в мастерскую, чтоб утром не ждали. – Ты подготовил вопросы? – Конечно. Некоторые, правда, необходимо пояснить, а то сама не разберёшься. У нас стало традицией совместно извлекать из моей памяти разные уточнения по интересующим темам. Знахарка заранее вычисляет подходящие дни, варит очень сильную настоечку (простая уже плохо помогает) и почти под гипнозом задаёт мне заранее согласованные вопросы. Ощущения, честно говоря, не из приятных, вдобавок я потом должен полчаса бегать, а после ещё и в бане потеть, выводя гадость из организма, но в итоге удаётся получить доступ ко многим вроде бы забытым данным. К сожалению, все другие способы извлечения нужной информации мы уже перепробовали. Наша старшая после спада напряжёнки с обустройством салона загорелась идеей создания лекарственных препаратов против свирепствующих иногда в России и в Сибири заболеваний: чумы, сибирской язвы, холеры. Ещё на хуторе, узнав об антибиотиках и лечении с их помощью, она решила сделать всё возможное для их скорейшего создания. Удивительно, но лекарка Галина оставила несколько рецептов по изготовлению препаратов на основе плесени. Если Софа добьётся в этом деле успеха, буду очень рад. Хотя мне известно, что это долгий процесс. Полагаю, ближайший год уйдёт только на осмысление собранного нами материала, а когда займёмся применением на практике всего нашего объединённого запаса знаний, даже не представляю. Дай бог через пару лет к опытам приступим, а там, глядишь, лет через десять до больных доберёмся. Увы, об инфекционных заболеваниях я маловато знаю, редко с ними сталкивался. В основном все сведения – это общеизвестные факты моего времени, ну, с маленькой поправочкой на то, что человек я любознательный. Вот по анатомии, полевой хирургии и химии некоторых лекарств порядком рассказать могу, у Софы на эти темы не одна тысяча листов бумаги исписана. М-дя, а по инфекциям и антибиотикам и тысячи не скопилось. Последнее время старательно свожу ранее записанные данные в учебники и справочники, сортирую так сказать. Постоянно обнаруживаются пробелы в знаниях, которые затем приходится сообща заполнять. Не всё найдено, а кое-что, боюсь, и не найдётся уже, но работа потихонечку продвигается. Многие сейчас за мои учебнички душу бы продали, но я никого осчастливливать не собираюсь. Буду информацию «привносить в мир» постепенно, небольшими порциями, и так, как надо мне. Недавно узнал, под каким наименованием проходит наша с Потапом кузнечная мастерская в отчётных документах городской администрации – ни много ни мало «завод», однако. Девять работяг и пять подмастерьев – это завод. Ох я поржал. Потап Владимирович, глядя на моё веселье, тоже улыбнулся и поведал, что в Красноярске все заводы такие. Точнее, все предприятия названы заводами и фабриками. В народе-то, понятно, никто так не считает и не говорит, но чиновникам важна отчётность. На весь Красноярск в данный момент аж тридцать заводосараюшек. Самые крупные занимаются обжигом кирпича, на семи заводиках наберётся аж пятьдесят пролетариев и где-то двадцать подмастерьев. Вторые по величине кожевенные, там по трое-четверо рабочих и по двое подмастерьев на любом из восьми заводов работают. А на канатном, мыловаренном, маслобойном и гончарном всего по одному трудяге вкалывает. О, ещё четыре папиросных числятся, и также по одному сборщику на каждом… «заводе». Все эти заведения представляют собой отдельные сарай чики, обычно стоящие во дворе их хозяина, где зачастую один хозяин и трудится. Такая вот индустрия в губернской столице. Впрочем, в остальных городах восточной Сибири положение не лучше, крупных предприятий единицы. М-да, безрадостная картина. Мы на общем фоне смотримся лидерами тяжёлой промышленности. Кошмар! Как тут нормальный завод обустроить, если опытных рабочих днём с огнём не найти? И сманить-то неоткуда. Проанализировав обстановку, я понял: для чёткого функционирования мастерской новых работников придётся обучать самому. Да и старым нужно разъяснять основы металлообработки, а то знаний у них кот наплакал, даже вроде бы опытные рабочие плохо понимают смысл некоторых операций. И с грамотностью у народа полный швах: только двое умеют свободно читать и писать, ещё пятеро читают по слогам. И это считается о-го-го как хорошо! Чертежи – отдельная песня, в них кроме Потапа Владимировича лишь Велисей Аграпов разбирается, и то с трудом, а когда они вместе пытаются схемки карябать, я, глядя на их художества, смеюсь и плачу одновременно. Ох-х, грехи мои тяжкие! И что ж мне со всем этим делать? Ну… по работе, естественно, сам постараюсь народ подучить, а с повышением грамотности уже не справлюсь: свободного времени просто нет. И у Софы забот полно. Может, Машку попросить? Хм, а неплохая мысль. Набрать молодёжь, желающую к нам в мастерскую попасть, натравить на них сестрёнку – и всего делов. Эта пигалица мигом ребят по ранжиру построит, знания в головы вколотит и спуску никому не даст. Вспомнился старший брательник и его муки познания. Та ещё комедия была. Но ведь выучила же Машуля Гната за зиму, и с персоналом салона сейчас прекрасно справляется. Вроде держит себя со всеми приветливо, но, если что не так, отчитывает будьте-нате, а главное, всегда по делу. Это она нашу старшую во всём копирует, и надо ей отдать должное, копирует удачно. Вообще, поражаюсь её энергии: целый день как заводная скачет. Встаёт чуть ли не раньше всех в доме, животинок кормит и кухарке с готовкой помогает, перед завтраком зарядку со мной делает, потом до вечера порхает без остановки: то за салоном следит, то травки отваривает, то крема мешает. Успевает и языками позаниматься, и арифметические задачки порешать, и на гитаре побренчать, и братика вопросами задолбать. Репетитор через два месяца признал: по-французски она уже без акцента шпарит. А Софа уверена: малая по травам и лечению за полтора года освоила тот же объём информации, что сама знахарка за три. И в математике дитятко не перестаёт меня удивлять, очень уж быстро прогрессирует. Ха, гениальный ребёнок! Хотя чего ты, Сашок, потешаешься, вполне вероятно, так и есть. Гений растёт. Кто ж их, будущих гениёф, в детстве разберёт! Решено: быть Машке учителем. В коридоре раздалось цоканье, и в гостиную заглянула коза. Осмотрела внимательным взглядом всех присутствующих и ушла в свою комнатушку у выхода во двор. Я усмехнулся: вечерний контроль обстановки проведён успешно. Феря никогда в гостиную не заходит, лишь осматривает всё. Мухтар – тот по всему дому шастает, а она, видать, понимает, что ей здесь не место, и дальше коридора не идёт. Я решил поинтересоваться у Софы: – Может, ей козла привести? Она не слишком старая, а молока давно нет. – Александр, не стоит вмешиваться в то, в чём не разбираешься. К ней уже трёх козлов приводили, и все они, как ты иногда выражаешься, получили по рогам. – Интересно, и что ж её не устраивает? – Точно не скажу, но подозреваю, ей хватает внимания Мухтара. – В каком смысле? Красавица задорно улыбнулась, глядя на мою удивлённую физиономию: – Да уж не в том, о котором ты подумал. Всё несколько сложнее. В их отношениях определённо присутствуют некоторые черты семейной жизни. – Ничего себе! Мне вспомнился Мухтар, нежно вылизывающий мордочку Фери. Опять же, спят они рядышком у себя в закутке. Да эти голубки спелись ещё в первую ночь знакомства! Родство душ, так сказать. Везде выступают единым фронтом, достаточно на дрессировку Иртыша посмотреть. Мухтар не любит, как здесь говорят, брехать попусту (это когда собаки от скуки лают, вторя соседским), но стоит кому-нибудь подойти близко к нашему забору, он рычит и лает с такой злобой, что, не видя его, можно представить огромную свирепую собаку. Иртыш теперь так же действует. Сладкой парочке потребовалось всего неделю поодёргивать молодого: то Мухтар выскакивал на пустой брёх и рычал на него, то Феря подбегала и рогами перед носом махала; в результате пришлось бедолаге последовать указаниям старших. У них и свой распорядок дня выработался. Утром, с пробуждением дома, Иртыш завтракает, сдаёт дежурство и заваливается спать. Почти весь день дрыхнет, а вечером его коза будит, постучав рогами по будке. Далее приходит время ужина и совместного патрулирования территории, а на ночь он снова один на боевом посту остаётся. И до утра «наша служба и опасна, и трудна»! Но создания семьи я от стариков-разбойников никак не ожидал. Огорошила меня Софа. Ещё за неделю до официального открытия в наш косметсалон стали заглядывать дамы, привлечённые рассказами семейства портного. Большинство сразу же прошли все процедуры, некоторые – лишь часть, ну и, разумеется, коготки подточить ни одна не отказалась. Вот и прекрасно, коготок увяз – всей птичке пропасть. А в феврале пошёл постепенно возрастающий наплыв посетительниц; женщин, желающих нас проведать, становилось всё больше и больше. Самым востребованным оставался маникюр, но и другие услуги не обделяли вниманием. Радует нашу дружную компашку такое начало трудовой деятельности. Сильно радует! Правда, запасы приготовленных товаров тают на глазах, и работницы теперь в свободное время экстренными темпами их пополняют. Ничего, справимся. Не ожидали мы столь быстрой распродажи, цены-то будь здоров. То же мыло стоит как привозное французское, а порошки и настойки у нас раз в десять дороже, чем у местных знахарок. Как следствие, наша старшая была вынуждена озаботиться поиском редких трав: привезённые с хутора могут скоро закончиться. К середине февраля весь персонал работал по десять часов в день, а спада интереса и не намечалось. Кто к нам только ни заходил! Естественно, в основном городские дворянки, купчихи и мещанки, но наведывались и дамы из пригородных усадеб, и проезжие, и даже зажиточные крестьянки из окрестных сёл. А иногда и мужчины забредали, прикупить что-нибудь особенное для своих жён и возлюбленных. Софа с Машкой старались вести приём по записи на определённое время, то есть пытались распределять клиенток равномерно в течение дня, но, к сожалению, их усилия оказались напрасными. Ни одна женщина не пришла к назначенному часу, все стремились явиться заранее: кто за полчаса до сеанса, кто за час, а дворянки из пригорода спокойно могли приехать на два-три часа раньше срока. Наплыв народа и толкучка в салоне вынудили нас немного изменить порядок «сортировки» нетерпеливых: слишком маленькую комнатку для ожидающих своей очереди я в проекте заложил. Выделили прибывающим дополнительные места, пусть сидят, ждут и языки чешут, если уж так хочется. Ну не стоять же им в прихожей или на улице, в самом деле! Мещанкам и крестьянкам кроме лавок в комнате ожидания поставили дополнительные в коридоре, а дворянский «табор» перекочевал к нам в гостиную. Конечно, обедать мы сейчас вынуждены в помещении рядом с кухней, но это не сильно напрягает. А вот то, что наша гостиная постепенно превращается в некое подобие женского дворянского собрания, уже стало надоедать. Сидят кумушки, трындят о чём ни попадя и весь день чаи гоняют. Мы глазом моргнуть не успели, как они навострились заходить не в дверь салона, расположенную ближе к углу здания, а через центральный вход прямо в жилое помещение. С такими темпами нас выселят, а мы и не заметим. Софа сначала нервничала, её ведь постоянно от работы отвлекали: почти каждая вновь прибывшая «важная» особа спешила засвидетельствовать своё почтение хозяйке дома. Но потом наша красавица махнула рукой на приличия и передала все заботы о гостях в надёжные руки Марии Львовны, а сама в гостиной появляется лишь изредка. Я тоже стараюсь пореже там показываться: бесконечные церемонии представления очередным мадамам и их дочкам здорово притомили. Не-не, с некоторыми персонами я с удовольствием пообщался бы… в другой обстановке. И мамочки есть ничего такие, и дочки. Но боюсь, с тем настроем, с которым дамы ко мне относятся, продолжением банкета тут и не пахнет. Все мамашки меня жалеют, сиротинушку несчастного, варнаками битого. Послушаешь их, и самому себя жалко становится. Эх-х, кто ж мине, беднягу, приголубить и прижмёть к своей большой груде. Отсюда вывод: лучше всё же от местного дворянского сословия пока держаться подальше. О, кстати, вспомнил: о сестрёнке переговорить собирался. – Софа, я заметил, вы с Марией Львовной всем дворянкам представляете Марию по имени-фамилии-отчеству, как сироту и законную дочь нашего папаши. – Разумеется. А как ещё мы должны её представлять? – Но она же незаконнорождённая. Если кто об этом узнает, и у тебя, и у неё могут быть неприятности. Знахарка печально вздохнула и с укором на меня посмотрела: – Александр, ты же видел бумаги Марии. По ним она законная дочь. – Да, но родня-то знает правду. Обратятся они в суд, и придётся тебе отвечать. Софа опять тяжело вздохнула. – Я не хотела говорить, да, видно, никуда не денешься. И Михаил, и Мария были рождены в браке. – Стоп, стоп, стоп! Мать не разводилась с отчимом, и то, что папашка нас своими признал, по закону особой роли не играет. Бумаги годятся до первого судебного разбирательства. – Да, ваша мать не разводилась в первом браке. Поэтому и не рассказывала вам всего, только мне по секрету о судьбе своей поведала. Ёклмн, вокруг меня женский заговор, однозначно! Все всё знают, один я дурак дураком. – Ты хочешь сказать, она вышла за отца, не разведясь с отчимом? – Тише! Не кричи так. Теперь ты понимаешь, почему вам ничего не сообщили? Да ни хрена я не понимаю! Кажется, эта фраза явно читалась на моём лице, потому что Софа не преминула добавить: – Не знаю, как у вас там, – взмах изящной ручкой неопределённо вверх, – а у нас это позор для женщины. Тьфу, развели тут тайны мадридского двора! – Ваш отец, узнав о первой беременности, заставил вашу мать сочетаться браком, больно уж ему наследника обрести хотелось. Неизвестно, как он это дело устроил, но родственники о её первом замужестве не ведают. Думаю, Марию они не признают, но и в суд не пойдут. – На их признание нам нас… чхать с высокой колокольни. Э-э, подожди: мать, получается, тоже дворянка, раз замужем за дворянином была? Хотя если сейчас у неё муж крестьянин, то она снова крестьянкой стала.