– А есть и седьмая? – воскликнул король Аббатор. – Страшно даже подумать, что существует седьмая Казнь – более ужасная, чем те, о которых мы знаем, за которые платили большую цену кровью и болью. – Как платила и Амика, – ответил магистр, стараясь придать своему голосу властность, – до последнего времени. Мы больше не можем отвечать тем же, что делают с нами, потому что существует седьмая Казнь, и Казнь могущественная. Это сила, не похожая на все, что вы понимаете. Она не наносит вреда плоти, или дереву, или камню. Она не мутит небеса и не потрясает землю. Зато она сводит на нет все меньшие заклятия. Она делает теургов бесполезными. Мы беспомощны потому, что на нас обрушилась седьмая Казнь. За этим утверждением не последовало бурной реакции слушателей. Каждый в палате Совета и без того считал, что это заклинатели лишили Беллегер магии. Принц Бифальт был в этом уверен. Никто, кроме теурга, не мог сотворить столько зла. Единственное, что заслуживало внимания, был факт, что это зло имело имя. К счастью, ум короля был более проницательным. Подавшись вперед и запустив обе руки в бороду, чтобы они не так тряслись, он властно спросил: – Где хранится это знание? Почему оно нам неизвестно? Как амиканцы обрели его? Как нам его обрести? Если это возможно для наших врагов, значит, возможно и для нас. Как этот секрет был забыт? Не слушая короля Аббатора, старик отвернулся, словно выполнил королевскую просьбу и больше ему не о чем было рассказывать. И все же, когда король резко воскликнул: «Магистр!» – Альтимар снова повернулся лицом к своему монарху. – Слишком много вопросов, Ваше Величество, – прохрипел он. – Слишком много. Я стар и бесполезен. У меня нет ответов. Но прежде чем король успел что-либо возразить, бывший теург добавил: – Только один. Где хранится это знание? Где? В книге. Где же еще? Ему следует учиться из книги. Из книги под названием… Он замолчал, очевидно пытаясь вспомнить. Глаза старика закатились. Он прикусил губу. – Я помнил еще только этим утром. Я сейчас вспомню. Автора зовут… Внезапно старик ударил посохом об пол: – Марроу. Вот как! Я снова вспомнил. Гексин Марроу. Это магистр из тех еще времен, когда знание заклятий было молодо. Или, возможно, потомок первых магистров. Книга Гексина Марроу называется «Седьмая Казнь». Король отпустил свою бороду и теперь сидел, положив сжатые руки на колени. – Спасибо, магистр. Еще раз ты доказал свою ценность. Я пропущу другие вопросы, кроме одного – самого важного. Где эта книга? Старик опять стал раздражительным. – И вы спрашиваете об этом? Где хранят такие книги? В библиотеке, конечно же. Тут старик смягчился. Покашляв немного, он объяснил: – В книжном хранилище. В великом Архиве магов. Учитель учителя моего учителя обучался там в своей молодости. Король Аббатор собрал остатки своего терпения, что принцу показалось даже чересчур человеколюбивым. – А где же это хранилище, магистр? Альтимар взмахнул рукой. – Кто знает? Никто из нас там не был. Никто из ваших магистров. Поколениями. Я только помню, что оно существует. На мгновение старик задумался. – Если оно еще существует. Принц Бифальт прикусил губу, чтобы не выдать едкое замечание. – Но если меня попросят рискнуть и сделать предположение, – продолжал бывший заклинатель, – я бы сказал… Сердце принца екнуло в груди. На несколько мгновений ему показалось, что старик заснул, стоя на месте. Но вот он вновь встрепенулся: – На востоке. Теург, помрачнев, опять повернулся, чтобы уйти. – Где-то там… Он медленно заковылял к дверям палаты Совета. – …на востоке. Король не стал его задерживать. Принц Бифальт решил, что это было самым большим проявлением милосердия за весь разговор. * * * Так и случилось, что два дня спустя принц, отряд гвардейцев и груженые подводы прошли через ворота за укрепления Отверстой Длани, направляясь на восток. Выйдя за стены, отряд прошел по запутанным улицам городка, выросшего снаружи основных королевских укреплений и продолжавшего расти, пока число его жителей не превысило число горожан. Гонимые нуждой беллегерцы постепенно выселялись с пограничья, где бесконечно бушевала война с Амикой. Из более отдаленных городов, сел и деревушек уже собрали мужчин, тех, кто мог быть воином. Сильные отцы и крепкие сыновья, даже еще годные деды – все были взяты в войска. Со временем, оставшись в слишком малом числе, чтобы обрабатывать землю и самим держать стада, их семьи последовали за ними в поисках работы или милостыни, оставив на севере только самых упорных земледельцев и коневодов, женщин, стариков и детей. Конечно, женщины могли работать столько же, сколько и мужчины. Но без мужчин женщины не могли поддерживать и войско, и королевство. Вскоре они не могли прокормить даже свои семьи. В результате вокруг королевских стен образовался вонючий грязный городок, построенный без плана, без канализации. Еще более нездоровым его делали постоянно пылающие в кузницах огни и мерзкий дым, поднимающийся из мастерских алхимиков. Каждый раз, когда шел дождь, беднота выбегала из-под небрежно сооруженных крыш, а переполненные сточные канавы выливали нечистоты на узкие улицы и переулки. Принца Бифальта считали человеком с жестким характером. Конечно, он делал все, чтобы стать таким. В том возрасте, когда мальчики начинают обращать внимание на своих отцов, он наблюдал, как боль проедала морщины на лице его отца, как от нее убывала сила его рук, твердость его поступи. За несколько лет принц понял, что боль короля Аббатора была вызвана страданиями Беллегера. Если бы в королевстве царил мир, король был бы мужчиной в расцвете сил. Но шла война, и король постарел и обессилел из-за бедности своего народа и угрозы своим землям. На его плечи давил груз каждой раны, каждой смерти. Видя, как король Аббатор сдает с каждым днем, принц поклялся со всем воодушевлением своей юности, что он не подведет отца. Но теперь принц Бифальт был мужчиной: он знал, что его клятва подразумевала нечто большее, чем ему представлялось сначала. Он знал, чем обернется поражение, не только для короля Беллегера, но для всего королевства. И он знал, что мужчине нужно каменное сердце, когда он встает лицом к лицу с амиканской конницей. И амиканской теургией. От вида беллегерцев, живущих в таких трущобах, принцу стало плохо. Со своего коня он видел глаза, в которых читалась тяжелая утрата, лица, на которые легли морщины лишений и горя, высохшие руки и ноги, обернутые нищими лохмотьями. Если эти люди были причиной заката короля Аббатора, то они же стали и причиной клятвы принца Бифальта. Если он проиграет или когда он проиграет, именно они заплатят за это. За все это, как и за саму войну, принц считал ответственной Амику. Условий вокруг Отверстой Длани нельзя было улучшить, пока – вернее, если враг Беллегера не потерпит поражение. Враждебность Амики была выше понимания принца. Он не уклонялся от нее, но и не мог ее осознать. Того, что он рассказал перед последним сражением своим товарищам, было недостаточно, чтобы объяснить свирепость амиканцев. Обычная легенда, в любом случае все это произошло давным-давно. Но ярость врага Беллегера не ослабевала. Она казалась такой же противоестественной, как и магия. Если бы принц не видел, как амиканцы свирепствовали и сжимались от страха, бросались в атаку и обращались в бегство, истекали кровью и погибали на полях сражений, как обычные люди, принц не поверил бы в человечность их природы. Несмотря ни на что, принц излучал уверенность, пока подданные его отца провожали отряд. Пока его конь ступал по грязи и нечистотам, пока принц вел своих людей через толпы, голова его держалась высоко, а на лице читалась решительность. Только когда он оставил позади эти улицы, а затем и внешние постройки, а затем и поля, он позволил себе задуматься и засомневаться. О смутной цели своего путешествия принц смог разузнать лишь немногое с тех пор, как король поручил ему это дело. Один из тех военачальников, что были постарше, показал принцу карту, которая оказалась более подробной, чем те, что он изучал раньше. Карта подтвердила, во-первых, что восточные границы Беллегера терялись в неизмеримой и непроходимой пустыне, тянувшейся на север во владения Амики, а возможно, и еще дальше. Принц, конечно, знал о существовании пустыни. Но ему никогда не приходилось видеть ее: она лежала слишком далеко на востоке, а подготовка к войне против Амики не оставляла ему свободного времени на исследование своей родины. Во-вторых, карта показала принцу, что прямая, проложенная на восток дорога приведет его ближе к амиканским границам. От моря и до пустыни границей между королевствами служила Предельная река. В конце концов, единственной для отряда преградой против врагов останутся ее берега. Но кое-что для принца прояснилось. Седьмая Казнь была использована против Беллегера. Значит, книга Гексина Марроу должна еще существовать. Значит, и библиотека магов тоже должна еще существовать. Значит, говорил себе принц, единственной его настоящей задачей будет найти эту библиотеку – и выжить во время поисков. Принц не думал о том, что будет делать, когда доберется туда. Если доберется. Книги и библиотеки, где учились заклинатели, в его понимании не укладывались. И все же самый сокровенный из страхов принца не оставлял его. На последней встрече с сыном перед его отъездом из Кулака Беллегера король Аббатор спросил: «Готов ли ты?» Услышав эти слова, так похожие на предзнаменование, принц, не справившись с собой, вздрогнул. Нахмурившись, он ответил: – Нет, Ваше Величество. Я не знаю, что от меня потребуется. Как же я могу быть готов? Король положил руку на плечо принца Бифальта. – Я понимаю, сын мой. То, что я прошу от тебя – то, что просит Беллегер, вероятно, невозможно. Книга, которой, может, и не существует, в библиотеке, которой, может, и нет, в таком месте, которого мы не знаем, на расстоянии, которое мы не можем измерить. Твоя задача, конечно же, неисполнима. И все же я доверяю ее тебе. Что нам остается? Стиснув зубы, принц пообещал: – Я сделаю все, что смогу, ради тебя, отец. Ради Беллегера. Король Аббатор вздохнул. Как последний вздох умирающего прозвучали его слова: – Возможно, этого будет достаточно. Это наш единственный шанс. Наугад пытаясь найти хоть что-то, что поможет ему разгадать то, что не имело разгадки, принц Бифальт принял в свой отряд бывшего заклинателя. Принцу было досадно от того, что пришлось так поступить. Каждый раз, когда он оказывался рядом с человеком, с легкостью убившим столько людей – да еще и на расстоянии, его мучили воспоминания о морщинах на лице отца и пережитых им самим пеклах. Даже утратившие свои способности теурги напоминали принцу о том, кем они были. Впрочем, ради успеха своего предприятия принц был готов держать себя в руках. По сравнению с магистром Альтимаром этот бывший заклинатель был не дряхлый старик. Сил ему точно хватало. Хотя глаза его обычно смотрели в землю, а борода придавала лицу довольно унылый и мрачный вид, держался в седле он с легкостью, свободно управлял конем, садился на него и соскакивал на землю без видимых усилий и в целом был весьма расторопен. Вместо обыкновенной для заклинателей серой мантии он носил рыжевато-коричневую рубаху и штаны из грубой шерсти. Принц Бифальт ничего не знал об этом человеке, кроме того, что он сам вызвался пойти с ними. В отряде бывший заклинатель стал следить за обозом. На все неопределенное время похода он взял на себя обязанности по приготовлению пищи, выдачи припасов и распределению нагрузки на подводы. Когда бывший заклинатель подъехал поближе, принц Бифальт, стараясь не выказать отвращения, обратился к нему: – Магистр Слэк… Но прежде чем принц успел сказать еще хоть слово, седеющий заклинатель перебил его: – Простите, Ваше Высочество, – сказал он, не поднимая взгляда. – Я больше не магистр. Этот титул символизирует все, что я утратил, и я не могу слышать его, не испытывая боли. Вы окажете мне услугу, если не будете называть меня так. Принц нахмурился. Он не предполагал, что этот человек – как, впрочем, и любой другой бывший заклинатель – может переживать свою утрату. По правде говоря, принц совсем не размышлял о бедах тех, кто был когда-то могущественен. Они все еще были заклинателями – если не на делах, то в душе. Принца не интересовало, что с ними стало. И тем не менее, этот человек был ему нужен. Принц решил действовать осмотрительно.