Ерофей убрал бердыш. Тронул Сивку. – Кабы не этот конь, меня б на куски порубили. – Да, конь хорош. Любимый был у покойного бая. А ты чего не убежал? – Чего-чего… сказал отвлекать, я так и делал. Усталые кони шагом ехали по степи. На горизонте поднималось солнце, наступала жара. Угас прохладный ночной ветерок. Душно. Глава 8. Мальчонка Утром, когда солнце уже поднялось над степью, Ерофей подъехал к аулу Абдикена. Ночью подремал в седле, отдохнул немного. С Заки распрощался еще засветло. – Найду я твоего Серке, ничего не поделаешь, – пообещал убивец. – Мне все равно где-то отсидеться надо. Весточку жду от Нияза, соратника моего, будь он неладен. – А что так? – спросил Ерофей. – Почто товарища не уважаешь? – Обходит он меня со всех сторон, – пояснил Заки. – А я страсть как не люблю, когда меня обгоняют. И в Чаче может вперед выйти. – Плюнул бы на это, чего душу травить. Было бы из-за чего, а то ведь в деле вашем душегубном… – Ох, не могу, Ерофей. Они условились встретиться через день в ауле Абдикена, и разъехались. Ерофей за шкатулкой, Заки за Серке. Ежели честно, Ерофей уж и не чаял увидеть Заки. Наобещал с три короба, а сам подастся по своим душегубным делам. Обгонять какого-то там соперника. Тоже можно понять человека. Чего животом рисковать ради чуждых интересов? В общем, когда добрался до аула, проехал мимо, сразу за шкатулкой. Возвращаться к Абдикену желания не было. Каурка устало взобралась на холм. Где-то здесь должна лежать сокровищница купца. Надо подобрать и ехать отсюда подальше. Ерофей перерыл всю сопку, и ничего не нашел. Шкатулка исчезла. Вот ведь треклятье. Солнце припекало. Посидел московит на земле, гадая, куда могла деться заветная коробочка. Решил позже еще раз осмотреться. Забрался на Каурку, затрусил к аулу. От кибиток тянуло дымом. А еще мясным бульоном, аж в животе заурчало. Собаки не обратили на путника внимания, поворчали для порядка. У одной кибитки сидели трое стариков, чего-то жевали. Один знакомый. Тот самый, что баранью голову помогал резать. Кивнул, улыбнулся. – Пусть Аллах осветит твой путь, Ереке! Серке сразу сказал, что ты вернешься помочь с Кокжалом. Спасибо тебе, да будет жизнь твоя полна счастья и веселья. Заходи к Абдикену, отведай угощения. Интересно, что он скажет, когда приедет Серке и сообщит, что Ерофей отказался? Проклянет, что еще остается. К счастью, сам Ерофей уже будет далеко отсюда. Смущенно улыбаясь, Ерофей слез с коня у кибитки. Зашел внутрь. Самого Абдикена не было, где-то бегал поблизости по хозяйству. Но хозяйка узнала гостя, пригласила за стол. Налила в глиняную чашу ароматного бульона. В тарелку щедро нарезала куски мяса. Придвинула душистые лепешки. Ерофей смотрел на еду, глотал слюну. Самое большое он рассчитывал на лепешку да кувшин воды. И поспать немного. Старушка заметила колебания гостя. Удивилась: – Чего сидишь, стесняешься? Ешь давай, мясо стынет. Ерофей вздохнул. – Не могу, хозяюшка. Мне бы просто хлеба и водицы испить. – Это еще почему? Не смей отказываться. Заболел, что ли? Если не поешь, то сильно оскорбишь нас. Московит опять вздохнул. Пробормотал: "Ну его к лешему". Принялся за еду. Хозяйка только успевала накладывать добавку. Встал из-за стола сытый и отяжелевший. Старейшина аула так и не явился. Ерофей завалился спать, на кошме около входа. Проснулся под вечер. Вышел наружу, осмотреться. Солнце клонилось к горизонту. Блеяли бараны. Кто-то сердобольный успел расседлать Сивку и Каурку, дал корм. Ерофей хотел прислониться к кибитке. Глянь, а там уже сидит мальчонка. Как там его, Жугермек, кажется. Из внучат Абдикена. Согнулся, пыхтит, возится с какой-то деревяшкой. Присмотрелся гость и дышать не посмел. В руках сорванца утерянная шкатулка, оказывается. Нашлась-таки, негодница. – Эй, малец, – сказал Ерофей. – Ну-ка, дай сюда эту вещицу. Мальчишка копаться перестал. Поднял голову. Покачал. Еще и рукой жест сделал, явно неприличный. – Не шали, малой, – Ерофей подошел ближе. – Отдай, кому говорю. Жугермек вскочил. Отбежал в сторону. Язык показал. Завопил: – Моя игрушка. Не отдам, – и побежал меж кибиток. Вот ведь паршивец. Ерофей, сопя, побежал следом. Молокосос промчался среди юрт, чуть не сбил старуху с деревянным черпаком. Выбежал из аула, понесся к холмам. Московит еле поспевал следом. В боку немилосердно кололо. Малец поглядывал на страдающего преследователя, кривлялся, корчил гримасы. Издевался. Была бы пищаль, пристрелил бы на месте мерзавца. Наконец Жугермек шмыгнул в кусты. Скоро потемнеет, не потерялся бы. – Стой, поганец, – простонал Ерофей. Что поделаешь, забежал туда же. – А вот и не догонишь! – кричал мальчишка и крутился вокруг саксаула. Ерофей притаился, обежал деревце с другой стороны и поймал наконец сорванца. Жугермек забился в руках, закричал: – Отпусти, дурак! Я деду все расскажу. Еще и укусить пытался вдобавок, поганец. Северянин отобрал шкатулку, отодвинул мальчонку. – Спасибо, что доставил, малец. А то я потерял было. Волосы у мальчишки воинственно торчали вверх, сам он сверкал глазами. – Ты хуже Шоны и Кокжала, – заявил Жугермек. – Вот вырасту, тогда отрублю тебе голову. Ерофей усмехнулся. А потом замер на месте. Ибо в воздухе пролетело копье. Вонзилось мальчонке в спину, вышло окровавленным острием из тощей груди. Сбило с ног, опрокинуло наземь. Малец забился в судорогах. Струя крови запачкала сапоги Ерофея. Московит прижал злосчастную шкатулку к груди, не веря глазам. Из кустов вылезли воины в пестрых одежах. Один, два, три… С десяток наберется. – А, караванщик, – улыбнулся один. Длинные усы, голова лысая, блестит от пота, сзади тугая косичка болтается. – Как поживаешь? А мы тебя в гости заждались. Вот Кокжал обрадуется. Жугермек всхлипнул и затих. Из раны натекла лужа крови. – Это чей ребятенок? – спросил с косичкой. – Абикеновский? Придется теперь всех под корень вырезать. А мы хотели часть оставить, для невольничьего базара.