Я записывал каждое слово Джона, стараясь ничего не упустить. Если не считать информации о мозге, то ничего нового я от него не услышал, но несмотря на это, чувствовал небывалый прилив сил и вдохновение. Джон Мамагона налил себе воду, потом обратился ко мне: – Воды, Джек? – Да, спасибо! Я поднялся и взял предложенный мне стакан с водой. – Кстати, вода тоже важный компонент для писателя. Чем пить виски или вино во время работы над рукописью, лучше пить воду. Не меньше двух или трёх литров в день. Допив воду, я поставил стакан на ковёр и записал новую информацию. – Остались у вас ещё вопросы? – спросил маэстро, поглядывая на часы, – у меня строгий распорядок дня. Да, добавьте ещё один пункт, сон также важен для писателя. Нужно хорошо высыпаться, чтобы хорошо писалось. Я записал и сказал: – Ну и последний вопрос, Джон. Больше личного характера. Почему вы отказываете во встрече другим авторам? И со мной отказывались встречаться, но в итоге согласились, что изменилось? – А зачем мне тратить своё время, которого всегда мало, на бездарных, на мой взгляд, авторов? Ваши рассказы мне с самого начала приглянулись... – Правда? – удивился я, перебивая Джона. – Правда, правда. Я слов на ветер не бросаю. Просто мне нужно было изучить вас. Ваши привычки. Силу таланта. Вы единственный человек, который за почти сорок лет моего творчества смог меня чем-то удивить. Конечно, были и до вас юные дарования, но к сожалению, у них была печальная судьба. Я не совсем понимал, о ком говорил Джон, да и в тот момент мне было все равно, так как хвальба маэстро была для меня, как долгожданный подарок для ребёнка. Все моё внимание было сосредоточено на подарке, а остальное не важно. – И ещё, – сказал он. – Вы ведь никому не рассказывали, что шли на встречу со мной? – Конечно, нет. Как и просил ваш агент. – Хорошо. Я эту информацию доверяю только вам. Надеюсь, она пойдёт на пользу. Если следовать ей и много писать, то очень быстро можно стать гениальным писателем. – Спасибо, Джон! – был тронут я. – А теперь давайте прощаться, – сказал Джон. – Мне через час нужно ложиться спать. Через два дня у меня будет особый ужин, но, к сожалению, вас пригласить я не смогу. – Ничего страшного. Но мы же ещё увидимся с вами? – с надеждой в голосе спросил я. – Посмотрим, – сказал Джон, вставая и направляясь ко мне. Мы пожали друг другу руки. Он проводил меня до двери. В коридоре уже ждал двухметровый дворецкий. Мы спустились в холл. Великан помог надеть мне пальто и открыл дверь. – Встреча была плодотворной? – поинтересовался он. – Да, конечно, я очень доволен. Мистер Мамагона хороший человек. – Несомненно, – сказал дворецкий, как мне показалось, с лёгкой усмешкой и закрыл дверь. Я завёл машину, развернул и поехал обратно к воротам. «Джон считает меня талантливым, – думал я. – Приятно слышать такие слова от признанного гения. А может, я буду его преемником?» Охранник открыл мне ворота. Я выехал на дорогу и поехал домой. Нужно было все обдумать. Ничего принципиального нового я не узнал, не считая информации о воде и мозге, но сама энергетика маэстро была настолько мощной, что рядом с ним казалось: мне все по плечу. За мной, включив сирену, ехала машина скорой помощи. Я хотел пропустить скорую, но в этот момент в глазах потемнело. Потом я услышал визг шин, почувствовал удар, и резкая боль отключила меня. Придя в себя, я попытался открыть глаза, но у меня ничего не получилось. Попытка подвигаться болью отдавалась во всем теле. Были слышны чьи-то голоса, потом кто-то приложил палец к моей шее и сказал: – Мёртв. Везите его в морг. «Как мёртв? – удивился я, – я жив, ребята». Вместо ответа я почувствовал, как игла пронзает кожу правой руки. Прежде чем окончательно провалиться в темноту, я вспомнил, что Джон Мамагона, предлагая мне воду, не стал пить из своего стакана... Эпилог. Спустя два дня у гениального писателя Джона Мамагона был особый ужин. Дворецкий читал ему некролог. В нём говорилось об автокатастрофе, в которой погиб подающий надежды молодой писатель Джек Пинекли – Бедняга, – сказал Джон, с наслаждением поедая ужин. – Доктора отблагодарили? – Да, конечно, сэр. – Блокнот Джека изъяли? – Да, сэр. – Никто ничего не заметил? – Нет. Можете быть спокойны, сэр. – Хорошо, – чавкая, сказал Джон. А потом добавил: – Так, началось, записывай. Дворецкий, вытащив из кармана присвоенные блокнот и ручку Джека, сказал: – Диктуйте. И Джон Мамагона принялся диктовать названия и идеи рассказов и романов. – Ну вот, – сказал гениальный писатель, закончив диктовать. – Ещё на десять лет я себя обеспечил. Странно, как будто сама вселенная делится со мной молодыми талантливыми авторами каждые десять лет, – добавил Джон, продолжая свою трапезу. – Кстати, вот ещё одно название рассказа. Запиши: «Секрет гениальности». Дворецкий записал. Уже почти сорок лет Джон Мамагона был единственным гением в литературе, превзойти которого никто не мог. А для тех, в ком ему удавалось разглядеть талант и гениальность, Мамагона инсценировал несчастный случай и с помощью доктора, тайно работающего на него, получал их гениальный мозг. Джек Пинекли был четвертым за эти сорок лет. – Вкусный мозг оказался у Джека, – сказал Джон дворецкому. – Хотя это ещё и заслуга повара. – Несомненно, – согласился двухметровый дворецкий. – Ну что же, – сказал Джон, с чрезвычайной сосредоточенностью погружая серебряную ложечку в студенистое, исполосованное глубокими морщинами блюдо. – Говорил же я ему. Главный секрет моей гениальности – это серые клеточки, один к одному, кровь к крови, плоть к плоти, питательные вещества для мозга гения. Впрочем… Гениальность гениальностью, а рассказы и романы сами по себе не пишутся. Пойду работать, Карл.