правда, — медленно произнесла я. — И ты всегда об этом знал? — Я сделала еще один шаг, и отец отступил к старой вешалке, стоявшей в углу.— Эдди, — торопливо проговорил он, ударяя себя кулаком в грудь. — Я твой отец. Он ни разу не вспомнил о тебе за сорок лет. Я же всегда был рядом, и сейчас я здесь; наши отношения не должны измениться.— О, папа, тебя не было рядом со мной целый год. Как ты мог скрывать от меня правду, почему ты ничего мне не сказал?— Эдди, ты не понимаешь, все не… — Отец умолк, а затем снова заговорил; его голос стал очень хриплым. — Мама любила тебя, всегда любила. Больше, чем ты можешь себе представить. Не знаю, что эта женщина…— Мама не могла любить меня, потому что обращалась со мной не очень хорошо! — Я повысила голос. — Она постоянно одергивала меня, бранила, повышала голос. Они с Венетией часто уезжали, делали что-то вместе. Все всегда потакали ее капризам… Как ты мог, как вы оба могли? Мне сорок лет. У меня сорок лет была сестра-близнец. Мама никогда не думала об этом, правда? И в этом она вся. Она никогда не думала ни о ком, кроме себя, всегда была недовольна мной, ей постоянно что-то не нравилось. Имело значение лишь то, чего хочет она, как она себя чувствует. Даже когда мы катались на тех дурацких американских горках…Комок в горле не давал мне дышать, и я уже не отдавала себе отчета в своих словах, просто продолжала говорить о годах, на протяжении которых пыталась обрадовать маму, пыталась найти пристанище в несокрушимой надежности отца, которая, как оказалось, вовсе не была несокрушимой. Слова лились из меня стремительным потоком, который я была не в силах остановить, даже если бы захотела. Миссис Бакстер дернула меня за рукав, но я стряхнула ее руку.— Адель!Не знаю, кто это крикнул, но лицо моего отца внезапно приобрело жуткий оттенок, покрылось пóтом и посерело, а губы сжались в сплошную линию. Он глубоко вздохнул, а потом, как раз в тот самый миг, когда я снова открыла рот, произошло несколько событий одновременно. Он застонал и схватился за грудь, а затем его лицо расслабилось и он рухнул навзничь. За спиной у меня негромко вскрикнула миссис Бакстер, и в тот же самый момент в замкé повернулся ключ. Отец ударился о вешалку, которая вдруг рухнула под его весом, и сполз на пол. Во все стороны полетели щепки, и в дверях появился живот Венетии, а затем ее изумленное лицо.— Что ты натворила? — закричала она. Вопрос был риторическим — Венетия сразу все поняла. — Что ты наделала, ради всего святого?А я стояла посреди коридора и молчала, не сводя глаз с воскового лица своего папы. Краем уха я слышала крик Венетии, видела, как миссис Бакстер набирает какой-то номер на телефоне, потом что-то говорит, почувствовала ее руку на своем плече, услышала, как она бормочет:— Все будет в порядке, Эдди, не переживай.И она повторяла это снова и снова.Затем послышался вой сирены — приехала «скорая». Судя по всему, мой мозг дал сбой, потому что вместо того, чтобы броситься на помощь отцу, я стояла посреди прихожей родительского дома, и происходящее проносилось у меня перед глазами, словно какое-то бесконечное слайд-шоу. События налетали друг на друга. Я вспоминала обрывки разговоров, раздувавшиеся, распухавшие у меня в голове, то, что происходило, когда мне было восемь, десять, четырнадцать лет. Теперь все это казалось мне совсем другим, искаженным невероятной ложью, которая стала центром моей жизни. И — внезапно я осознала это — с тех пор, как Фиби пришла к нам, я не могла простить мать за то, что она бросила мою сестру-близняшку, особенно когда я все осознала и убедилась в том, что отец не мог участвовать во всем этом. Какая жестокая ирония! Выяснилось, что он действительно к этому непричастен. Как же это характеризует мою мать и всех нас?А отец, человек, которому я всегда доверяла, на которого полагалась, все это время был кем-то совершенно другим. Когда он поднимал глаза от утренней газеты и его взгляд останавливался на мне, когда он заговорщически хихикал вместе со мной (а не надо мной, в отличие от Венетии), когда он давал мне мятные конфеты «Поло», которые должны были спасти меня от опухоли в горле, и говорил оставь себе все, он знал, что на самом деле я не его дочь. Иногда мы шутили по поводу наших общих, харингтоновских генов. Мы с ним были так похожи — любили горячие напитки, шахматы, чихали всегда по три раза подряд, но в действительности это было лишь совпадение. И отец знал об этом, знал о том, что мы не должны быть похожи, что на самом деле мы чужие люди и что у меня есть сестра-близнец. Всю жизнь мне очень хотелось иметь сестру-близняшку, и, возможно, будь она рядом со мной, я стала бы совершенно другим человеком.У меня появилось желание подбежать к отцу, взять его за руку, поговорить с санитарами, но я не могла заставить себя сделать это и чувствовала лишь, как миссис Бакстер треплет меня по плечу. Она позвонила Джасу и попросила его встретить отца в больнице, а тем временем Венетия пыталась затащить меня в машину. (Ну правда, не думаю же я, что с ним поедет она, это плохо для ребенка!) Чувство растерянности, росшее и расширявшееся, постепенно заполняло прихожую, пока она не поплыла у меня перед глазами.— Эдди, бога ради, садись в машину! Как ты можешь стоять и смотреть? — кричала на меня Венетия.— Поезжай ты, — хриплым голосом произнесла я. — Поезжай, Ви, Джас вас встретит. Я приеду… как только… Позаботься… об отце.Я почувствовала, как на меня накатывает тошнота, и прижала руки ко рту.— Ты не поедешь? — охнула Венетия. — Предоставишь нам самим заниматься всем этим, несмотря на то, что именно ты во всем виновата? У меня скоро родится ребенок, а…Однако парамедики втолкнули мою сестру в машину, захлопнули двери и увезли ее прочь, а я продолжала отчаянно качать головой. Мне казалось, что она набита шерстью. В ушах звенело, все происходящее виделось каким-то очень далеким. Прежде чем «скорая» скрылась за углом, миссис Бакстер взяла меня за руку, усадила на нижнюю ступеньку крыльца и заставила опустить голову между колен. Свист в ушах продолжался, то нарастая, то стихая, желчь сочилась с языка, и я уже думала, что меня сейчас стошнит, но тут вдруг почувствовала, что к моему затылку прижимают что-то холодное, пахнущее лавандой.— Я не могла остановиться. — Я подняла голову и заставила себя произнести эти слова. — Я просто не могла промолчать. О господи, все вышло разом, абсолютно все. — Мне понадобилось сделать несколько коротких вздохов, однако, судя по всему, мои легкие уменьшились в объеме. — Я не хотела причинить ему боль. Вы же знаете, что не хотела…— Молчи, милая. Просто дыши: вдох, выдох, вдох, выдох…Я уловила в голосе миссис Бакстер тревогу. Она присела напротив на корточки, держа меня за руку и так тщательно делая вдохи и выдохи, что я уловила ее пропахшее сигаретами дыхание. Она поднимала и опускала подбородок, словно уговаривая меня делать то же самое. Я вдохнула. Миссис Бакстер продолжала держать меня за руки.— Я в порядке, в порядке, — наконец прохрипела я. — Все хорошо.Хрустнув коленными суставами, миссис Бакстер опустилась на нижнюю ступеньку рядом со мной, и я почувствовала, как она гладит меня по спине. Она водила рукой по моему позвоночнику, по лопаткам, поправляла мне волосы, как делала, когда мне было десять, осторожно распутывая их, пока вокруг лба не образовывались аккуратные прядки, что-то вроде занавески, отгораживавшей меня от всего мира, за которой было чуть легче дышать. Когда я наконец подняла голову, шум в ушах стал слабее, желчь отступила, хоть мне и казалось, что язык у меня слишком большой для моего рта.— Клянусь, я не собиралась доводить отца до такого состояния! Я не хотела причинить ему боль!Миссис Бакстер помолчала, а затем произнесла:— У тебя был сильный шок.Я пренебрежительно пожала плечами, но она строго добавила:— Можешь называть это как угодно, но сегодня на тебя свалилась куча новостей… да и вчера тоже. Возможно, все должно было случиться так, как случилось. Иногда такое просто должно происходить.— Мне нужно поехать в больницу. Я обязана увидеть отца, убедиться, что с ним все в порядке. — Я поднялась, убрала волосы с лица, но тут тошнота накатила с новой силой, и я снова рухнула на ступеньку, тяжело дыша. Послышался телефонный звонок, затем миссис Бакстер спросила:— Джас, это ты? Как он? Да. Ага. Хорошо. «Роял Фри»? О, отлично, это хороший госпиталь, и недалеко отсюда. Они заберут его прямо сейчас? Ага.Последовала пауза, и я подняла голову, обхватив колени руками.? Коронарная ангиопластика, — произнесла миссис Бакстер одними губами, поймав мой взгляд. — Да, пишу. А где? — Она что-то нацарапала на тыльной стороне конверта. — Венетия все еще там? А, хорошо. И ты тоже можешь остаться? Значит, я скоро подъеду. С вещами.Она закончила разговор, повернулась ко мне и слабо улыбнулась.— У твоего отца сердечный приступ, и его везут на ангиопластику, но доктор думает, что все будет в порядке. Там Джас, он лично знаком с хирургом. Твой брат все время будет рядом с отцом. Все будет в порядке.— О, господи! — произнесла я. — Спасибо.— Эдди, не вставай, моя милая, — встревоженно сказала миссис Бакстер. — Ты выглядишь ужасно, правда. Просто посиди немного, а я сбегаю наверх и соберу кое-какие вещи. Я смогу занести их в больницу по пути домой.— Но разве мистеру Би не нужно готовить ужин? — слабым голосом поинтересовалась я.Я встречалась с пресловутым мистером Би всего несколько раз, но мне казалось, что он постоянно ждет, когда жена подаст ему ужин.— Он не обидится. — Миссис Бакстер снова усадила меня на ступеньки, затем исчезла и вернулась спустя несколько минут, держа в руках маленький коричневый рюкзак, который мой отец иногда брал с собой в путешествия.— Это займет какое-то время. Кроме того, они сделают анализы. Врачи подозревают, что он переболел ангиной, чем можно объяснить изжогу, да расстройство желудка у него тоже было.— Так я и знала! — охнула я. — Я догадывалась, что у него проблемы со здоровьем. Отец слишком много работал, заполнял бумаги вместо этого лентяя Уолкера, не ходил к врачу, хотя я записывала его на прием… Вы не подадите мне мою куртку?Миссис Бакстер колебалась.— Эдди, не думаю, что тебе стоит туда идти. Сейчас отец вне опасности, но если увидит тебя… что ж, он может разволноваться, забеспокоиться, захочет с тобой поговорить. А ему нужен покой. Там Джаспер, он будет рядом с отцом. Я отнесу это Венетии, и она, возможно, сможет пойти домой.— Но я тоже должна быть там! — возмущенно воскликнула я, пытаясь подняться со ступенек. — Это моя вина. Если бы я не вывалила на него все это, если бы не начала кричать… Никогда себе не прощу.— Значит, сходи к нему завтра. — Миссис Бакстер убрала волосы мне за уши и сжала мои плечи. — Эдди, ты так много сделала для отца за минувший год. Кроме того, не ты одна за него отвечаешь. Пусть остальные тоже поучаствуют.Я открыла рот, чтобы возразить, однако вдруг поняла, что у меня совершенно нет сил на то, чтобы подняться со ступенек и куда-то пойти. Что мне нужно время, хотя бы несколько часов, чтобы прийти в себя. Я протянула миссис Бакстер руку и закрыла глаза, сжимая сухую ладонь, слабо пахнущую лавандой и сигаретами.— Вы можете мне позвонить? — хриплым голосом спросила я.— Конечно. Обещаю, что позвоню тебе из больницы и сообщу, как он. И если понадобится твое присутствие, я велю тебе прыгнуть в такси и ехать в больницу. А теперь иди наверх, отдохни немного, поешь как следует (там в холодильнике лазанья), и ты сможешь взглянуть на все совершенно по-другому.После того как миссис Бакстер ушла, я еще долго сидела на нижней ступеньке, чувствуя, как расползается вокруг тишина и усиливается мое одиночество. Моя недавняя вспышка, шок и паника постепенно отступали, оставляя после себя такую пустоту, что я не могла заставить себя подняться по ступенькам и лечь в постель в своей комнате. Медленно прислонившись к стене, я коснулась ее щекой, чуть ниже перил, и закрыла глаза. Слайд-шоу исковерканных фрагментов закончилось, сменившись обыкновенным фоновым шумом, и я позволила своим мыслям вернуться к Фиби Робертс, представить себе ее лицо, на котором застыли горе и сожаление, когда я на нее накинулась. Она была моей сестрой. Моей второй половинкой. И вместе с тем — чужой. Такой же чужой, как и отец. И мать.В прихожей стало темно и тихо, только дедушкины часы отсчитывали секунды. Я выпрямилась, потом снова обмякла и положила куртку рядом с собой. Нет, мне нельзя спать, вдруг позвонит миссис Бакстер… С отцом все будет в порядке. Там Джаспер и…Я снова прислонилась к стене, прильнув щекой к маленькой выемке. Было всего семь часов вечера, но дождевые тучи висели так низко, что в доме стало очень темно. Тишину снаружи нарушали звуки, издаваемые проносившимися время от времени машинами. Ветер швырял на стекла брызги дождя. Не спи, Эдди. Жди… — сказала я себе.И уснула.Сегодня мы были у моря! В жизни не видела ничего великолепнее. Это было совершенно не похоже на наш семейный отдых, во время которого всегда было как-то сыро, дождливо и неуютно; отец сидел в пляжном кресле — в брюках, рубашке с воротником и галстуке, а мама водила меня есть мороженое. Сегодня же было просто чудесно — весело и легко, думаю, как и все, что делает семья Шоу. Я очень старалась держать себя в руках, точнее, не впадать в экстаз, если уж быть честной до конца, а с кем еще я могу быть честной, как не сама с собой? Но, думаю, маме не понравилось бы, если бы я грустила здесь, у моря, где так красиво и солнечно.Прежде чем мы поехали к морю, Гарри несколько раз удалось убедить меня поплавать в озере за фруктовым садом. Оно совсем небольшое, и мне было очень неприятно, когда водоросли цеплялись за мои ноги, вязнущие в илистом грунте, пока я пыталась выплыть на середину, где хоть немного глубже. Возможно, именно илистый грунт разбудил мои воспоминания…Гарри отличается удивительным терпением и тактичностью. Шоу не хотели ехать к морю, не убедившись в том, что я умею держаться на воде, и я очень старалась их не задерживать. В конце концов поехали не все, только Гарри, Джон и я, а еще Беатрис и друг Джона, Уилл, со своей девушкой Фелисити. Им удалось избавиться от общества ужасного Берта.Проснувшись от стука гальки о стекло, я вскочила и увидела, что все стоят внизу и машут мне руками, предлагая спуститься. Я подумала, что они хотят, чтобы я выбралась через окно, и соскользнула вниз, держась за глицинию, чем едва не довела всех до истерики: с их точки зрения, я вполне могла бы спуститься по ступенькам.Мы прокрались к гаражу, возле которого Уилл припарковал свой новый автомобиль, и когда свернули на дорогу, по которой я приехала сюда с отцом всего неделю назад, солнце уже ярко светило и окрестности начинали просыпаться. Сельский ландшафт показался мне в то утро просто удивительным, а когда мы приблизились к морю настолько, что почувствовали в воздухе соленый запах (все было именно так, как и говорила мне мама), я услышала шум ветра и крики чаек, а еще плеск волн.Мы заехали за лодкой в Тайдфорд Кросс, где Гарри и Джон оставили ее несколько дней назад. Это была чудесная рыбацкая деревушка, словно нарисованная на картинке. Там были пабы и лотки с мороженым, маленькие хозяйственные магазинчики и крошечная пекарня, где мы купили несколько свежих булочек, которыми пополнили свои запасы, лежавшие в корзинке для пикника. Уилл нес ее, а девушки — одеяла и зонты. А потом всем нам захотелось мороженого — отметить начало чудесного дня, и Джон стал стучаться в дверь лачуги с закрытыми ставнями, пока мы наконец не получили желаемое. Мы съели мороженое прямо там, в гавани, и наконец направились к лодке.Мы с Гарри шли рядом. Я смотрела на лодки и волнорезы, защищавшие их, и тропы контрабандистов, протянувшиеся вдоль побережья до самого Корнуолла. А оглянувшись в сторону деревни, можно было увидеть ряды красных и серых крыш, таких чудесных в лучах утреннего солнца. Фелисити захотела снять нас своим новым фотоаппаратом, и мы, смеясь, стали позировать ей на краю волнореза. Солнце было уже высоко. Мы вспотели и были в отличном настроении, даже несмотря на то, что фотоаппарат чуть не упал в воду, а потом и Беатрис чуть не свалилась следом, пытаясь его поймать.Наконец мы поплыли вдоль побережья. Думаю, я никогда не забуду этот день. Мне еще не доводилось видеть такого чистого, синего, чудесного неба; под ним плескалось бескрайнее море, а мы, такие крошечные, покачивались в лодке между ними. Здесь было так просторно и светло, что мне казалось, будто мое сердце вот-вот взорвется от восторга. Как могут люди жить в таком месте, как Лимпсфилд, в таком доме, как наш, с темными и узкими коридорами, крутыми лестницами, мрачной кухней и маленькими комнатками? Как я смогу вернуться туда и стоять в очереди за миссис Фарнхэм, ожидая, когда мне продадут кости и куриные лапки, чтобы я могла сварить маме бульон — этот дурацкий бульон, который никогда не вернет ей силы! — в то время как можно есть клубничное мороженое на морском берегу и стремительно плыть в лодке? Разве может моя мама умирать? Ведь жизнь такая удивительная…Я изнывала от желания вернуться домой и рассказать ей об этом, рассказать, как мы летели по волнам. Я все время просила Джона плыть быстрее, еще быстрее, а он смеялся надо мной, но увеличивал скорость, пока не раздался крик Гарри и мы не поняли, что слишком уж спешим. Но даже после этого Джон продолжал набирать скорость, и вдруг с моей головы слетела шляпка и упала в воду. Я вскрикнула, вспомнив о том, что привезла с собой очень мало вещей. Джон развернул лодку по широкой дуге, обрызгав нас морской водой, и мы поплыли обратно, туда, где на волнах покачивалась моя шляпка. Потом — записывая это, я краснею от стыда и в то же время хихикаю, словно глупый ребенок, — Джон снял рубашку и нырнул, подплыл к моей шляпке, схватил ее и бросил в лодку. Когда он забрался обратно в лодку, все завопили, потому что он всех обрызгал, а я не знала, куда девать глаза.И только значительно позже, когда мы причалили в небольшой бухте и устроили пикник, я смогла найти в себе силы поблагодарить Джона. А он в ответ рассмеялся и сказал, что такой красивой девушке, как я, никак нельзя без красивой шляпы. Это было очень глупо и не понравилось Гарри.Мы сидели в купальных костюмах на подстилках. Вчера вечером я очень нервничала по поводу того, что надену и как буду выглядеть. Джанет нашла для меня купальник, но он был слишком открытый, и мне казалось, что он вот-вот с меня свалится. Я заикалась от волнения. Джанет была очень добра, но я знала, что, конечно же, не смогу надеть этот купальник. Увидев меня в нем, мой отец сошел бы с ума. После долгих поисков Джанет наконец отыскала то, что назвала «более старомодным». Купальник был темно-синий, со скромной юбкой, прикрывавшей бедра. Но когда мы оказались на пляже и Фелисити с Беатрис продемонстрировали свои смелые купальные костюмы, я вдруг ощутила острый укол зависти. В больших солнцезащитных очках и модных шляпках, с идеальным макияжем, девушки выглядели просто потрясающе, и я пожалела о том, что у меня нет такого же купальника и солнцезащитных очков, что я постоянно прячусь в розарии, чтобы почитать стихи, и ношу скромную юбку. Но в конце концов я приободрилась: все-таки мы были на море.После пикника никто не захотел плавать; девушки боялись испортить прически и маникюр. Но никакая сила в этом огромном мире не могла бы удержать меня на расстоянии от морских волн, которые под полуденным солнцем казались такими прохладными и заманчивыми. Не успев испугаться, я вскочила на ноги и ринулась в воду, лишь краем уха услышав предупреждающий окрик Гарри. Море было ужасно холодным, и я почувствовала подводное течение. Здесь не было илистого дна и водорослей, как в озере, не было зеленоватой тины, была лишь прозрачная блестящая вода и песок под ногами, и я брызгалась, плавала, каталась на волнах и ныряла, зачерпывая целые пригоршни песка и время от времени махая руками своим спутникам, лежавшим на подстилках и полотенцах.Рядом со мной появился Джон, и, оттолкнувшись от дна, я увидела, как он улыбается мне со странным выражением лица. Я снова пришла в себя. Мои волосы намокли и торчали в разные стороны. Я слегка дрожала от холода. С ресниц стекала вода. Мне хотелось пригладить пряди, смыть с себя песок, но Джон покачал головой и что-то произнес, очень быстро и негромко, и мне пришлось подплыть ближе, чтобы услышать его слова. Он сказал, что я выгляжу просто чудесно, похожа на прекрасное морское создание, русалку, которая приплыла, чтобы дразнить впечатлительных молодых людей и уводить их подальше от берега. Я рассмеялась и позволила Джону увлечь меня туда, где разбивались волны. Я больше не чувствовала под ногами дна, но это уже не имело значения: Джон протянул мне руку, и я взяла ее. Мы стали раскачиваться на волнах, глядя в синее небо, и мне казалось, что это длится бесконечно. Все было просто… просто идеально.Солнце уже садилось, когда мы отвезли лодку обратно, вдоволь позагорав, поплавав и поиграв в мяч. Мне казалось, что я покрылась песком и корочкой загара. Я была переполнена событиями прошедшего дня и по возвращении воспользовалась первым же подходящим предлогом, чтобы пробраться в свою комнату и заново прожить день, подобного которому больше никогда не будет.Это так странно, так кружит голову, что я ничего не могу с собой поделать, как бы ни старалась. Мне кажется, что этот проведенный у воды день что-то изменил во мне, прорвал какую-то плотину. Внезапно мной овладело множество желаний. Мне так много хочется сделать, увидеть, услышать. Я чувствую, как меня куда-то влечет, и цепляюсь за Хартленд, заполняю себя им до краев.Мой отъезд еще не скоро. Не могу дождаться, когда вернусь обратно к маме. Ее письма подбадривают меня, побуждают в полной мере наслаждаться происходящим, поскольку — я не осмеливаюсь в это поверить — мне кажется, что ей лучше. Она мало сообщает о себе, хоть и шлет длинные послания, в которых вспоминает все то, что мы с ней делали вместе. Они полны вопросов обо мне, обо всем, что происходит в Хартленде. Я попросила у Фелисити несколько фотографий, чтобы по возвращении домой показать их маме. Я по-прежнему скрупулезно записываю абсолютно все, что здесь происходит, чтобы рассказать об этом дома. Иногда мне кажется, что мама проживает все это вместе со мной. И может быть, она выздоровеет и будет жить дальше… Надежда — мой самый лучший и самый изменчивый друг.Кажется, мне нужно немного поспать. Я встаю раньше всех в доме, украдкой пробираюсь на улицу, чтобы встретить рассвет, сидя на скамейке, в одном из своих любимых мест, там, где дорожка спускается к озеру, а потом забегаю на кухню, где всегда тепло и просто волшебно пахнет. Кухарка дает мне булочку и горячее какао, а затем я иду к щенкам, которые нетерпеливо повизгивают, потому что им не разрешают выбегать за ворота.Начинается новый день. Я читаю, пишу, смеюсь и болтаю, играю в крокет и слушаю разговоры Джанет и Беатрис, просматриваю дурацкие женские журналы, которые отец ни за что не разрешил бы мне читать и которые Беа принесла, чтобы я могла наверстать упущенное. Вечером мы включаем музыку или играем в шарады и смеемся, когда к нам присоединяется кто-нибудь из взрослых. Джанет так похожа на юную девушку, она такая эффектная и смешливая, что ее можно скорее принять за молодую тетушку, чем за мать. Дети дают ей забавные прозвища, например «мамочка-лебедушка» или «мама-солнышко», или просто «ДжейДжей» (что означает Джанет Джулия и кажется мне совершенно неприличным по отношению к собственной матери). Я никогда не называла маму по имени. Но Джанет — а именно так я к ней и обращаюсь — нравится быть одной из нас. Она так приветлива, у нее потрясающие наряды и восхитительные прически. Она напоминает бабочку, порхающую вокруг нас и помогающую всем чувствовать себя непринужденно.Одно меня удивляет: Шоу ходят в церковь не так часто, как мы. За то время, что я здесь нахожусь, они были там всего один раз. Это походило скорее на веселую вылазку: они налетели на церковь, словно стайка птиц, и уселись на скамьях, болтая и смеясь. Я веселилась вместе с ними до начала службы и сплетничала после ее окончания, но потом почувствовала себя неловко, поскольку это было неправильно. Я все оборачивалась, ожидая увидеть хмурое лицо отца, раздраженного такой фривольностью и легкомыслием, или задумчивый взгляд мамы, ведь она говорила, что нам нужен не только свет, но и тень, не только шум, но и тишина, и часто, когда